Подобные сомнения, особенно высказанные вслух, очень раздражали Ромили.
«Почему бы и нет? — негодуя спрашивала она себя. — Я же родилась от Макаранов, мне по наследству перешел наш дар. Разве мне может быть отказано в желании повелевать лошадьми, охотничьими собаками? И ястребами… К черту ларан, я никогда не позволю, чтобы это дьявольское проклятье овладело мной… Но как же все-таки древний дар Макаранов?.. А вот так!.. Ястребы мне нравятся, а ларан нет. Ну ни капельки… Пусть я женщина, но у меня такие же права, как и у братьев».
Девушка осторожно отодвинулась от стены, шагнула по направлению к клетке с ястребицей, чуть двигая пальцами, натянула рукавицу и вновь принялась потихоньку подвигать мясо поближе к пленнице. Хищник вскинул голову, чуть склонил ее набок и неотрывно уставился угольно-черными, в густо-оранжевом поле, бусинками зрачков. Далее рука не доставала… А ведь птица может уже дотянуться… Ромили зашептала что-то доброе, успокаивающее, призывающее схватить этот вкусный кусочек. Ну же!..
На нее самое вдруг накатило нестерпимое чувство голода. Ей бы следовало захватить с собой что-нибудь перекусить, а она впопыхах выскочила из дома и бросилась на конюшню… Заглянула бы на кухню или в кладовую, сунула бы кусок хлеба в карман… Девин часто во время работы с птицами что-то жевал — то ли мясо, то ли сухарь. Ему это не вредило… Еще бы надо кое-куда заскочить, а то уже терпение кончалось. Мочевой пузырь почти лопался. Хорошо отцу и братьям — выскочат на мгновение, встанут у стены, и пожалуйста!.. Может, ей — мелькнула мысль у Ромили — тоже выскочить из сарая? Нет уж, вздохнула девушка. Несмотря на то что она была одета в старые бриджи Руйвена, под ними было слишком много завязок, застежек, веревочек, затянутых узелками, и прочей канители. Только попробуй, и с ястребами все пойдет насмарку.
«Если тебе это не под силу, — говаривал старый Девин, — если не способна пересилить птицу, тебе лучше не браться за это дело».
Девушка вздохнула еще раз и осталась на месте. С подобным неудобством она сталкивалась так остро в первый раз. Неужели сразу сдаться? Собственно, это обстоятельство было единственной серьезной помехой, стоявшей перед женщиной, желавшей заняться приручением хищной птицы.
«Ну же, — мысленно обратилась она к ястребице, — попробуй. Смотри, какой вкусный кусочек. Если я голодна и не могу отойти, это вовсе не означает, что и тебе нельзя поесть. Ох, ну и упрямица же ты!»
Хищник не сдвинулся с места, даже не-взглянул на пододвигаемый кусок мяса — смотрел на девушку холодно, отчужденно, и Ромили решила, что еще мгновение, и ястреб вновь впадет в ярость. Снова последует взрыв… Однако птица неожиданно перевела взгляд на еду, потом вновь на Ромили, но не двинулась с места.
«Когда мои братья были в моем возрасте, считалось само собой разумеющимся, что каждый Макаран должен сам объездить коня, вырастить охотничью собаку, воспитать ястреба. Вон Раэль — ему только девять лет, а отец уже настаивает, чтобы он начал овладевать хорошими манерами». Когда Ромили была совсем маленькой — еще до того, как сбежал Руйвен, а Дарен был послан в Башню Нескья, — ее отец гордился тем, что дочь так привязана к животным. Он позволил ей возиться и с лошадьми, и с собаками… Он тогда похвалялся: «Ромили — кровь от крови, плоть от плоти Макаран; у нее есть дар. Не найти такого коня, которого бы она не сумела обуздать, такую гончую, которая отказала бы ей в дружбе. Любая сука может прийти и ощениться у нее в подвале». Так он говорил… Он гордился ею. Сколько раз стыдил Руйвена и Дарена — твердил, что Ромили куда больше Макаран, чем они. Он заставлял их присматриваться к тому, как она обращалась с лошадьми. А теперь он все больше сердится…
С того дня, как сбежал Руйвен, жизнь Ромили резко изменилась. Ей указали, что следует вести себя достойно, подражать мачехе и заниматься тем, что пристало леди. Теперь ей уже почти пятнадцать, ее младшая сестра Мэйлина уже начала закалывать волосы заколкой в виде бабочки, какую носят взрослые дамы. Ох эта Мэйлина!.. Ей вполне достаточно вышивания — целыми днями может провести с иголкой в руках. А как она усаживалась в женское седло! Смех!.. Мэйлину забавляли глупые комнатные собачонки. Ей претила игра с умными, все понимающими овчарками и резвыми гончими. Она и сама была как комнатная собачонка, но самое ужасное было то, что отец настаивал, чтобы Ромили подражала ей. Это, видите ли, прилично!..
«Никогда! Я лучше умру, чем позволю запереть себя в четырех стенах. Еще и вышиванием заниматься!.. Мэйлина привыкла скакать на лошади со всеми удобствами, она как мачеха, право слово, такая же покорная, слабохарактерная… Стоит лошади фыркнуть или мотнуть головой, она от страха помирает. Хороший галоп она и полчаса не выдержит. Тут же бледнеет, того и гляди в обморок упадет. Просто как рыба на дереве!.. Она такая жеманница и болтушка — ну вылитая Люсьела! И отец требует, чтобы я вела себя так же?»
В дальнем конце помещения раздался едва различимый шорох, и сидевшие по клеткам ястребята всполошились. Послышался дикий клекот, резкие крики — птицы почуяли запах пищи. Эти звуки привели ястребицу в состояние сильного возбуждения. Она отчаянно забила крыльями, и девушка в ту же секунду догадалась, что явился парнишка, помощник сокольничего. Наступило время кормежки. Это значило, что уже вечер, а она прибежала сюда утром. Дальше продолжать бессмысленно. Она подняла голову и взглянула на ястреба.
— Госпожа Ромили! Что вы тут делаете, дамисела?![5]
Писклявый голосок привел ястребицу в ярость, и Ромили снова почувствовала острую резь в животе. Она едва держалась на ногах от усталости… Тут она, подобно птице, чуть было не взорвалась от гнева, страха, голода, от страстного желания найти виноватого и пустить ему кровь. Так и хотелось вцепиться когтями, ударить клювом: вот тебе, вот тебе!.. Но, одолев мысленное возмущение птицы, сумела взять себя в руки и спокойно ответила:
— Я занимаюсь этим ястребом. Ступай, Кер, если ты закончил. Не надо пугать птицу.
— Я слышал, как старый Девин говорил, что птицу надо освободить, а Макаран буквально вышел из себя, когда ему сказали об этом, — проворчал Кер. — Он не желает так запросто терять веринов. Он пригрозил Девину, что выгонит его, такого старого и больного, если тот выпустит их.
— Да, отец вел речь как раз об этой самке, а ты стоишь и пугаешь ее, — жестко ответила Ромили. — Ступай, Кер, пока она вновь не взъярилась…
Действительно, девушка ощутила дрожь, зарождавшуюся в теле птицы, закипающую в ее сознании ненависть. Еще немного, еще чуть-чуть — и ястреб сорвется. Можно ли тогда будет успокоить его? Она грубо прикрикнула:
