Сергей Боровский - Ай

- Как это? Ты же сам наливал?

- Я — лишь слепое орудие в руках ваших желаний, мэм. Хоть расплавленный свинец, хоть раствор цианида.

Более не собираясь слушать эту галиматью, Юля сделала маленький глоток, всё же опасаясь, что напиток окажется слишком крепким для неё. Губы её непроизвольно скривились.

- Что за ерунда? Это не алкоголь!

- Одобряю ваш выбор. Незачем отравлять себя всякой гадостью, предназначенной лишь для технических нужд.

Она сделала следующий глоток, побольше, не в силах по-прежнему определить, из чего же слеплен этот коктейль.

- Киви? Персик?

- Ну нет, - возмутился Кевин. - До такой пошлости мы обычно не опускаемся.

- Тогда что?

- Не знаю. Не пробовал.

- Издеваешься?

- Помилуйте! И в мыслях не держал. Так только, легкие дружеские подначки.

- А мы уже друзья?

- Это намёк на брудершафт?

Их словесную перепалку прервал гонг. Стоявший на стремянке качок-очкарик провозгласил:

- Турнир по клеткам! Через десять минут! Победитель получает право на внеочередную аудиенцию у Архитектора.

- Ну, я их сегодня всех сделаю! - пробасил бородатый мужчина в шортах и грязной футболке с надписью: «Я родился. Чего же вам ещё?»

Юля вздохнула, допила до дня свой коктейль и повернулась к Кевину.

- Теперь ты мне расскажешь, кто все эти люди и зачем они здесь.

- Друзья. Разве это не заметно?

- А по отдельности?

- Легко. Только ты пальцем показывай, мне так удобнее будет сориентироваться.

Отбросив приличия, которым её учили с самого раннего детства, Юля ткнула пальцем в Лиз.

- Лиз, - тут же отозвался Кевин, будто сработал в его мозгу какой-то контакт. - Профессиональная труженица любовной сферы.

Ага. Значит, всё-таки первое впечатление обманчивым не было. Палец переместился в сторону толстой дамы в бикини.

- Кэтрин. Бомжует уже десятый год. Раньше пела на Бродвее у самого Фельдмана.

Кэтрин помахала им ручкой — слышала, наверное, о чём они говорили. Похоже, здесь действительно стесняться не принято.

- А это Роб, - назвал качка Кевин. - Бывший боксёр. В весе до пятидесяти килограмм. Не убьёт, но синяков наставит — косметологу работы тыщи на три. Теперь на на такси работает. У Марика.

- А Марик у нас кто?

- Его здесь нет.

- Ладно. Дальше.

Кевин перестал трудиться гидом только после того, как прозвучал повторный гонг, и началась игра «в клетки». Двое людей садились за стол друг напротив друга и смотрели на пустую шахматную доску между ними. Ровным счётом ничего не происходило, но по истечение минут двух один из участников этого странного турнира вскакивал и победно вздымал руки. Пары менялись, но не менялась суть.

- А мне можно поучаствовать? - спросила шепотом Юля.

- Можно, но ты же ничего не видишь?

- А что я должна видеть?

- То, что должна.

- Как с коктейлем?

- Почти.

Народу в квартире прибывало. Вернее, происходила ротация. Кто-то исчезал, но появлялись и новые лица. Юля вдруг почувствовала себя втянутой в чужую глупую игру, смысл которой ускользал от неё. И объяснять никто ничего не желал.

- Хочу в музей, - сказала обиженно она. - Все равно, в какой.

Кевин с готовностью посмотрел на часы.

- Успеем, - прикинув что-то в голове, наконец, сообщил он. - Только выходим сразу, без всяких маникюров и пластических операций.

***

Поезд Q домчал их до Манхеттена за какие-то сорок минут. Там они сели на автобус и протелепались ещё полчаса в неизвестном Юле направлении. Затем прошли пешком через сквер и оказались у заброшенного с виду здания, унылого, как хрущёвка перед сносом. Табличка с надписью «Museum» на нём, однако, была, и внутри процветал порядок, а вход загораживала стеклянная будка с униформенной женщиной на посту.

- Ten bucks, - произнесла она.

Ну наконец-то, хоть кто-то заговорил в этой стране по-английски! Кевин сунул ей двадцатку и получил взамен картонные квитки. Они прошли за турникет, где коридор немедленно раздваивался, и горели красным указатели, сообщающие очень полезную для посетителей информацию, а именно: «left» и «right».

- Нам куда? - уточнил у Юли Кевин, и она безразлично показала налево.

Крутая лестница уходила вверх, и ступенек в ней имелось никак не меньше ста. За дверями им открылся зал, полутёмный и прохладный. Угадывались ветхие стены и кое-где — подсветка экспонатов. Они подошли к первому из них.

Под стеклом лежал одинокий булыжник, покрытый зелёным мхом.

- Что это?

Юля произнесла вопрос таким тоном, что любой другой мальчик из тех, которых она знала до сих пор, немедленно принялся бы извиняться. Кевин же всего лишь приблизил своё лицо к табличке.

- Камень мостовой, - довольный, отрапортовал он. - Восемнадцатый век.

- И всё?

- По-видимому, да.

Пройдя чуть дальше вдоль стены, они замерли у куска ржавой железной трубы. Кевин, стремясь быть на шаг впереди желаний спутницы, прочитал вслух:

- Остатки водопроводной трубы. Бруклин. Конец двадцатого века.

У полусгнившей доски, сломанной пополам Юля сказала:

- Дай я угадаю. Часть забора. Двадцать первый век.

- Осечка, - злорадно сообщил Кевин. - Еда бобров штата Пенсильвания.

- Бедные животные! У них там свежего дерева нет?

- Не в этом дело, - послышался чужой голос сзади. - Наводнением унесло дом, и он застрял в бобровой плотине.

Говоривший не имел на себе униформы, из чего можно было заключить, что он — такой же посетитель. На лице его красовались пышные усы.

- Вы часто здесь бываете? - вежливо осведомилась Юля, стараясь спрятать акцент.

- Каждый день. Иногда по два раза.

- А что здесь для вас самое интересное?

- С удовольствием вам покажу. Идёмте.

У экспоната оказалось разбитым стекло, а сам он, должно быть, отсутствовал, поскольку ровно посередине демонстрационной дощечки зияла дыра.

- Символ несуществующего, - важно сообщил усач. - Автор неизвестен. Век тоже.

- Подделка! - воскликнул Кевин. - Оригинал хранится в Лувре.

- Это в Лувре вашем подделка, - невозмутимо возразил мужчина. - А здесь и сертификат есть, и результаты экспертизы. За него «Солсби» предлагал двести миллионов.

- Фунтов? - язвительно уточнил Кевин.

- Ну, не долларов же.

Они продолжили экскурсию, осмотрев скелет городской крысы, сломанную патефонную иголку, вязаные носки сержанта армии конфедерации, зуб неизвестного чиновника, гвоздь, засохшую слюну гадюки.

«Мне это снится, - сказала себе Юля. - Этого не может быть. Музеев бессмысленного хлама, найденного на помойках мира, не существует. А если это сон, то мы сейчас в том легко убедимся».

С тех пор, как они вошли сюда, в зале народу значительно прибавилось.

- Послушайте, - обратилась Юля к одному из них, молодому парню лет тридцати. - Вы не могли бы пожертвовать для нашего музея свой глаз?