Они все-таки поехали на вокзал.
Чужая спешка, чужие проблемы вертелись шестеренками равнодушного механизма; едва переступив порог главного зала, Оля уже знала, что Жеку здесь не найти. Тем не менее она позволила Шубину пробежаться по залам, по переходам, по перронам – тот вернулся подавленный, запыхавшийся. В ответ на ее взгляд отвел глаза:
– Нет.
Ну, разумеется, нет, она и так знала…
Сырой ветер перед рассветом бывает особенно промозглым. Хорошо хоть не мороз на улице, слава Богу, не зима.
– Стоп. Останови здесь.
Она вышла, чтобы купить сигареты в ночном киоске. Шубин ждал ее в машине. Какой-то весь беспомощный, сгорбленный, жалкий; у Оли вдруг сжалось сердце: каким великаном казался этот человек пятнадцать лет назад! И как неистово ей хотелось завоевать его, покорить, красивого и талантливого, по которому сохли и которого добивались целые эскадроны девиц…
– Так, – она закурила снова, хотя ее мутило от сигарет. – Возвращаемся. Не удивлюсь, если этот лоботряс вернулся и ждет под дверью.
Она ни на йоту не верила в это. Сказано было для Шубина. Просто из христианского сострадания.
– Слышишь? Поехали!
Шубин не шелохнулся. Все так же смотрел перед собой; в давно не мытое ветровое стекло ударила капля дождя.
– Ты слишком много куришь, Оля. Успокойся.
Он еще ее успокаивает!
Дождь пошел смелее. Вымокнет, подумала Оля обреченно. Если у него нет крыши над головой… Хотя… лучше под дождем, чем… подвалы с бомжами, притоны, приюты, «обезьянники»…
– Деньги у него есть? – спросил Шубин.
Оля поняла, что не знает точно, есть ли у Жеки деньги и сколько. Он никогда не просил. То есть он просил, когда тренер собирал на аренду спортзала, на какую-нибудь поездку… Вот, она дала ему на бассейн. Позавчера. Если он не успел отдать деньги тренеру – у него может быть гривен пятьдесят…
Он мог сделать какую-нибудь глупость, подумала она в ужасе. Уехать на электричке. Снять проститутку… То есть нет, этого быть не может, это полный бред!
– Скажи мне, что случилось, – в который раз за эту ночь попросил Шубин. Ну точно дятел: долбит и долбит…
– Я сказала, – пробормотала она, превозмогая тошноту.
Шубин вздохнул:
– Хорошо… У него есть девочка?
– Нету, – отозвалась Оля после паузы. – Какая девочка, у него есть только этот дурацкий футбол…
– Может, секта, или наркотики? Ты ничего не замечала?
Оля поморщилась. Ничего не сказала; дождь барабанил вовсю, машина стояла, но Шубин зачем-то включил «дворники». В потоках воды дробились, плыли огни фонарей – белые, желтые, оранжевые…
– Наркотики… – она хотела сказать «Тоже мне, папаша», но вовремя прикусила язык. – Когда ты его видел в последний раз?
Шубин долго молчал.
– Сегодня… То есть вчера.
Она вздрогнула.
– Вчера возле школы. После уроков.
– И что он сказал тебе?
Шубин пожал плечами:
– Мы не говорили… Ты же спросила, когда я его видел, а не когда разговаривал…
Оля промолчала.
– Ты знаешь, – пробормотал Шубин, – мне показалось, что он не в себе. Может быть, он… задолжал кому-то?
Оля снова поразилась, до чего слабо сидящий рядом мужчина представляет интересы и потребности собственного сына.
Они возмутительно похожи друг на друга. Только одному тринадцать, другому сорок с хвостиком. Оба одинаково беспомощны, когда заходит речь о серьезных вещах. Оба представляют жизнь по кино и книжкам. А Жека даже книжек не читает…
Ох, лучше бы объяснить все Шубину в другое время и в другой обстановке. Многое зависит от того, как он воспримет новость, сейчас не особенно удачный момент, но и оттягивать дальше нельзя – все, время пошло, секундомер запущен…
– Никому он не задолжал, не колется, клей не нюхает, девочек у него нет. А ушел он потому, что я ему врезала по морде.
Шубин посмотрел на нее, как похмельная сова. Такими же круглыми полоумными глазами.
– Да-да, – она нервно засмеялась. – Можешь не пялиться, это я зря, конечно, сделала, но очень уж он меня достал… Он упертый, как осел. Очень похожий на своего папу.
Шубин молчал, и это ее злило.
– Поехали, – она откинулась на спинку сидения. – Поехали обратно.
Машина плыла сквозь дождь, будто батискаф. На площади Победы мигали желтым светофоры. Фонари отражались в зеркальном асфальте. И никого. Ни одной машины.
Выехали на Проспект.
Оля любила эту дорогу, особенно вечером – когда красно-белые потоки огней сливаются в одну подвижную гирлянду. Но сейчас огней почти не было. Четыре часа утра… Темень. Дождь.
Ей показалось, что Шубин едет слишком осторожно и медленно. А потом, когда после ее раздраженной просьбы он поддал газу – наоборот, что слишком быстро, что для ночной скользкой улицы такая скорость неразумна…
Олина тайна была подобна горячему углю, спрятанному под одеждой. Не было больше сил – и необходимости – терпеть; Оле захотелось поразить Шубина прямо сейчас. Прервать полупрезрительное молчание, которое установилось в салоне после реплики про оплеуху.
– Дело в том, Шубин, – она вдохнула поглубже, так, что даже закружилась голова. – Дело в том, что мы едем в Америку. Я выиграла грин-карту в лотерею. И виза у нас уже почти в кармане.
Машина затормозила. Не удержавшись на скользкой трассе, развернулась юзом, едва не перевернулась; Оля успела крикнуть «Идиот!», прежде чем из-за дождя вынырнул полосатый светящийся жезл.
Менты? В половине пятого? В дождь?! Фантастика…
В глубине души Оля была даже рада. Потому что Шубин сейчас будет выяснять отношения не с ней, а с капитаном (или кто он там по званию?)
Протянув документы гаишнику, Шубин раз пять оглянулся на Олю. Мент о чем-то спросил, потом повторил громче, раздраженно:
– Ви щось пили?
– Ні, – Шубин снова оглянулся на Олю, для этого ему пришлось чуть наклониться.
– Що ви там дивитесь?!
– Он не пьяный, – Оля обворожительно улыбнулась. – Просто мы выиграли грин-карту и едем в Америку. – Я ему сказала – и вот…
Мент некоторое время смотрел на нее, пытаясь понять, не издеваются ли над ним. Блестящая от дождя накидка делала его похожим на малость обрюзгшего Робокопа.
– Подивимось…
Шубин покорно проследовал вслед за ментом к желтой машине – дышать в трубку; Оля вернулась на свое место и закусила губу.
Пожалуй, она не станет наказывать Женьку. Пожалуй, она даже простит ему эту идиотскую выходку. Только бы он поскорее объявился…
Она вспомнила последний выходной, который они провели вместе с сыном. Это было – Господи! – в сентябре, больше чем полгода назад. Тогда они поехали в Гидропарк… Она не помнит, была то суббота или воскресение. Воскресение – вряд ли, потому что седьмой день недели – игровой день… Выходной во всех спортшколах – суббота… Кто-то еще шутил – как в Израиле… А у нее, Оли, субботы обычно заняты. А воскресения заняты у Жеки…
