— Что ты, женщина! Так просят только мужа. И… он у тебя бог. Может быть, он может что-то сделать для тебя?
Атхафанама, шатаясь, отошла от него, захлебываясь рыданиями.
— Да почему ты просишь меня? — возмутился Эртхиа. — Я — просто человек, как и ты. А Ханис…
— Не может он ничего сделать. Не может. Я и говорить с ним об этом не смею. Знаешь ли, почему он так мало участвует в делах правления и почему проводит все время в библиотеке? Да он ее еще в детстве всю наизусть выучил. Но он ищет… Искал. А вчера он пришел весь черный и не разговаривал со мной. Но я-то его понимаю, о, как я понимаю все, чего он мне не говорит!
— Он что-то нашел? — нахмурился Эртхиа.
— Нашел. И это — не то, на что он надеялся.
— Так мне надо спешить, — встрепенулся Эртхиа. — Сегодня — Великий Совет, а Ханис там один.
— Если кто-то и может сделать невозможное, это только ты.
Эртхиа кивнул, повернулся и бегом бросился к парадному крыльцу. Недалеко пробежав, замер как вкопанный.
— Почему это я?
— А кто же? — Атхафанама вытирала лицо рукавом. — Ты всегда делал то, что невозможно.
Эртхиа открыл было рот, чтобы возразить. Но вспомнил, что торопится, упрекнул себя за долгий и, кажется, бессмысленный разговор с женщиной, не велел себе тратить время зря — и пустился бежать.
Ханис ждал его не в зале Совета, а в затемненном маленьком покое в глубине дворца, куда и проводили Эртхиа.
На торопливое приветствие он ответил рассеянным взглядом, махнул рукой.
— Не отменил же ты Совет из-за моего опоздания? — испугался Эртхиа.
Ханис покачал головой.
— Не из-за тебя, нет. Новые новости. Невозможно собирать Совет сейчас, пока удо не помирятся с купцами.
— Что еще случилось?
— Удо перекрыли караванные пути.
Эртхиа придвинул поближе к Ханису кресло, уселся удобно, расправил полы кафтана на коленях.
— Действительно, новые. В чем дело?
— Проходивший через земли Черных Лисиц караван увез девушку-степнячку. Из хорошего рода. Троюродная, что ли, племянница Урмджина.
— Аэши? — Эртхиа не мог отделаться от привычки звать вождя Девяти племен прежним именем. — И что он — решил меня отрезать от родного Хайра? А девушка? Ее украли?
— К ней сватались, и не раз. Родители не соглашались. Ну и…
— Кто сватался? Купец?
— Сын купеческий.
— И что Аэши? Сам ведь увозом женился.
— Сейчас не война. Главное слово за женщинами. А они против.
Эртхиа оттопырил губы. Да с чужими обычаями не поспоришь.
— Чей сын? — уточнил он для порядка.
— Атакира Элесчи. Первый купец в Аттане — и такой скандал! Сыну он, конечно, объяснит, что к чему. Да поздно.
— А вернуть девушку?
— Уже спрашивали. Не примут. Сама, говорят, сбежала, родителей ослушалась.
— Ах вот оно что… А то другие спросившись бегали! Ну так выкуп за невесту, да и дело с концом! Что, у Элесчи денег и товара не най…
— Не берут.
Минуты три Эртхиа говорил безостановочно, на одном дыхании, но ничто из предложенного им не годилось, чтобы помирить кочевников с купцами.
— … и купцов тех и кочевников!
— Знаешь, что теперь говорят в Аттане? — осведомился Ханис, когда соправитель выдохся.
Эртхиа помотал головой, не выказывая, впрочем, особого желания узнать.
Ханис счел необходимым все же просветить его.
— Пусти, говорят, кочевника в степь. А потом поди выгони…
— Но Ханис же! Ведь у нас не было выбора! То есть, у вас — это вообще не я придумал. Теперь понятно, почему твой отец не согласился взять в союзники удо. Но ведь надо теперь договориться…
— Надо. Я думаю, ты сам поедешь? Элесчи уже пытался уладить дело переговорами и подарками.
— А что? — обрадовался Эртхиа. — Вдвоем с Аэши мы этих старух еще как уломаем. И мне бы… проветриться не мешало. А послушай! Если предложить им взамен их невесты — другую, из хорошего рода, из купеческого сословия? Может быть, возьмут?
— Возьмут. Может быть. Я думал об этом. Надо только уговорить Элесчи.
— Почему Элесчи?
— А кому это дело расхлебывать? Или ты думаешь, каждый купец в Аттане мечтает отдать свою дочь за пастуха?
Эртхиа покачал головой, повздыхал.
— Ладно. Я сам и с Элесчи переговорю. Только без огласки. Дело такое… семейное. Не стоит его во дворец вызывать.
— Да почему же? — возмутился было Ханис. Но Эртхиа замахал руками.
— Сейчас и пойду, только переоденусь. А ты вели-ка мне в дорогу коней собрать и весь припас. И дарну, дарну не забудь, пошли за ней в мой дом. Под хорошую песню у кочевников сердца размягчаются.
Ханис рассмеялся.
— Ты помни-то, что главное слово за женщинами. Не о походах-битвах пой, о любви.
Но Эртхиа все равно видел темное под глазами побратима, и впалые щеки, и покрытые белесой пленкой губы.
— Ты не болен?
Ханис замер.
— Ты разве забыл? Мы, боги, никогда не болеем.
От его голоса Эртхиа стало нехорошо. Он встал, подошел к побратиму.
— Тебе этого жаль, Ханис?
— Вот именно! Именно! О, как я хотел бы заболеть. Любой болезнью, пусть даже такой, что в считанные часы свела бы меня в могилу. Тогда я… Знаешь, причина одна — тому, что мы не болеем, и тому, что человеческие женщины не родят от нас детей.
— Как это?
— Ты не поймешь. Мы не здешние. Мы… сделаны из другой глины. И эту глину не смешать с вашей, понимаешь?
— Ну, допустим. Подожди, это то, что ты нашел в библиотеке?
— Атхафанама?
Эртхиа нетерпеливо кивнул.
— И в этом, похоже, вся наша божественность, — вздохнул Ханис. — То, что смертельно для вас, дает нам силы. Помнишь болезнь твоего отца? Хорошо еще, мы дышим одним воздухом.
— Так другого не бывает?
— Бывает.
— Где?
— Где-то там, — Ханис поднял глаза к потолку. — Никакие мы не боги. Мы нездешние люди, вот и все.
Он посмотрел на Эртхиа, ласково улыбнулся.
— Иди. Я распоряжусь, чтобы тебе собрали в дорогу все необходимое. Подарки, само собой. Ты как бы едешь просто в гости к другу, но ты все же царь, да? Когда ты вернешься, я расскажу тебе все подробно, покажу карты… других мест. Но это нам не поможет. Послушай, я пока ничего не скажу Ханнар. Ей тяжело будет узнать, что…
— … что она не богиня! — в сердцах воскликнул Эртхиа. — Прости. Да, не говори ей ничего. И, знаешь, она все равно не поверит. Так что не стоит и тревожить ее понапрасну.
Переполох в доме Атакира Элесчи был краток и бесшумен. Узнав в незваном госте царя, купец пал на колени, и все домочадцы следом.