Свежеиспеченных президент выходит из золоченных врат Храма Демократии к людям, на главе его сияющий венец, в руках зеленый посох, изображающий Древо Жизни. За ним нарядно разодетой толпой морские разбойники, ныне ставшие сенаторами и боярами.
Однако сновидение подернуто было пеленой тоски и мрака.
Люди кажутся истрепанными куклами, одежки их — совсем как ветхие тряпки, там и сям вылезли нитки. Люди еще живы, но руки их полуистлели, облезшие головы покрыты паршой и струпьями, величавый же Храм Демократии смахивает на полусгнивший покосившийся сарай. Над толпой полутрупов набрякло сизое небо, похожее на Преисподнюю. И вдруг снег начинает ложиться на уродливые тела, одежды, строения, на смену гнили и трущобам приходят прекрасные ледяные изваяния и сооружения: стрельчатые арки, гроздья легких башенок, соцветия высоких окон, галереи-паутинки, изящные портики — все словно сотканное из серебристых нитей. Посреди этой лепоты — президент, похожий на дивью статую из переливчатого хрусталя. И вместо зеленого посоха в его руках огромный ледяной хер. Свет стекает с поясневшего неба, на котором, однако, нет солнц и заставляет играть новый город и воздух, его насыщающий, всеми цветами. Парят существа совершенного величавого вида: по виду диски, сферы и многогранники, но живые. Они сливаются и разъединяются, перетекают друг в друга, нет на них ни греха, ни страха. А еще слышна чудная музыка хрусталя и серебра.
Адаптид почуял дьявольский соблазн и восхотел проснуться, но ничего у него не вышло. Ему мнилось, что сам он расползается ветхими гнилыми нитками. И руки, и ноги, и голова. Он дернул за какую-то нить и от сего действа расплелся весь его нос, отчего образовалась нелепо зияющая дыра посреди лица. И единственное, что могло еще спасти от тлена и расползания, то было превращение в ледяной столп.
Толико с большой натугой Адаптид сподвигся вырваться из пут поганого сна. Первое, что распознали глаза, был блеск устремленной к нему стали. Адаптид резко откатился в сторону, и там, где только что был его живот, вонзился в землю злой клинок. Чуть повернувшись набок княжий холоп подсек ногами то, что казалось наваливающейся грудой. Выхватя из сапога нож, он ткнул им в сторону хриплого дыхания и лишь по сопротивлению, передавшемуся руке, догадался, что попал в мясо. Потом, взявши клинок за зубчик, Адаптид швырнул его в другую метнувшуюся тень. По донесшемуся матерному крику понял, что угомонил еще одного ворога.
Ум быстро соотнес события, и стало ясно Адаптиду, что рейдеры кинулись резать княжих холопов. Но ездовой баран уже поднимался на ноги и отряхивался, заодно лягнул в лоб подбегавшего рейдера, аж сразил наповал, проломив кость. Адаптид вскочил на спину Барона — и впервые огляделся. Несколько покойных тел, лежащих на холме, явно принадлежали княжьим слугам. Конектид, тоже успевший запрыгнуть на своего барана, отбивался в низинке от наседавших рейдеров. Адаптид шенкелем кинул своего Барона в ту сторону, срубил первого попавшегося врага, выстрелом из пистоля сбил другого.
— Дуй за мной, — крикнул он сотоварищу и оба устремились в брешь, образовавшуюся среди рейдеров.
БЛОК 3. КОНЕЦ СИЛЬНЫХ
Четкий прием. Симплекс
Взгляд летел над болотами и негде ему было приткнуться, не на чем было задержаться. Сумели княжие холопы оторваться в сумерках от рейдеров, но к утру устали без седел, и бараны выдохлись от бешеной скачки. К тому же все более чахлой и зыбкой становилась почва под ногами. Грязной свалявшейся сделалась шерсть и у взмыленного Барона. Закопошились в ней болотные пиявицы, некоторые из них добрались и до кожи Адаптида.
Конектид молвил ему, что видел князя уже неживым. С неба-де стала опускаться какая-то штука, вроде большой миски; Петролий вскочил, словно ждал ее и тут рейдер отсек ему голову с одного маха.
Семь лет, с самого отрочества, Адаптид жил умом и чувствами своего господина, который заменял ему отца, мать, а может даже сына — токмо к князю одному имел холоп заботу. Сейчас разом были обрублены путеводные нити, и Адаптид словно погрузился в зябкую томящую пустоту.
Потом он попробовал вынырнуть из мрака, утвердиться на том единственном, что у него оставалось — ненависти к погубителям князя. А ведь президент изшайтанился, — подумалось Адаптиду. Не зря в кабаках его кличут — Фискал Загребущая Рука.
Кроме как Адаптиду и Конектиду некому будет поведать правду-истину об убиении светлого князя.
Воины, покинувши спины усталых баранов, месили грязь своими сапогами, выискивая, где потверже. Там и сям мшина разрывалась водяными зыбучими окнами, в коих то и дело бухали пузыри — близкая Преисподняя дышала смрадом. Пару раз замечал Адаптид узорчатые хребты и клыкастые морды ящеров-коркодилов. Это еще не беда, тварь-то заметная, коли не свалишься в воду — она к тебе втихую не подберется. Другое дело — живоедки, мелкие ядовитые ящерки. Одну такую гадину Адаптид едва-едва заприметил, когда остановился перекурить из чубука, и едва успел сбросить с плеча. Живоедка, если незаметно подкрадется, чиркнет двумя ядовитыми зубчиками почти что без болести. А како уснешь ты тяжелым сном, устроит в тебе кладку яиц. Им сугрев будет, а вылупившимся малькам — стол и дом, они тебя еще живого изнутри сгрызут. Ежели же живоедка не устроит в теле человеческом своей кладки, то гибнет она мерзкой смертью, ибо новорожденные тварюшки остаются во чреве и начинают питаться маманькой, сгрызая ее изнутри…
Князь Петролий не токмо умом и отвагой президента превосходил, но и своим высокородством. Нефтяной род его был знатен и в те времена, когда о предках Фискалия никто слыхом не слыхивал, и тем паче тогда, когда отцы и деды Загребущей Руки промышляли разбоем на Теменском море. Неужели червяк-мозгоед совсем лишил ума Фискалия — ведь не сдобровать ему без верного полководца…
— Рейдеры энти, верно, давно домой поехали. На кой ляд мы им вообще сдались? — заметил Конектид, уныло вытаскивая сапог из грязи.
— Сдались, не сомневайся. Ежели они нас не закопают, мы будем орать на каждом углу про убиение князя.
Конектид вытащив сапог, стал вытирать шапкой взопревший лоб.
— Да много чего кричат на углах, или даже поют, сопровождая пенье ладной пляской. Куда нам брести? Раньше мы путь держали в составе войска, кое вели искушенные следопыты. А ныне нам ведомо лишь, где стороны света, да и то приблизительно. Как добраться до тропок-дорожек, как сыскать сторожки и запасники? И вообще в здешних краях дьявол обитается. Да-да, он где-то здесь прописан. Кому удалось отсюда выбраться, всякие жуткие вещи сказывали. Что он превращает твою жизнь в сон кошмарный, а самый ужасный сон — в явь. Что душу вынимает, как семечко, и отправляет в Преисподнюю, где из нее растет Древо Смерти.
