Я следовал за Мартеном в нашу комнату. Она была сравнительно большой и по-спартански обустроенной. Там стояли четыре кровати, но в данный момент только мы вдвоем ее населяли. Раньше, рассказывал мне Беппо, желающие стать неофитами выстраивались в длинную очередь, что быть принятыми в Орден, но те времена миновали. Орден некоторое время тому назад разделился, когда один буйнопомешанный самозванный пророк пытался провести революционные реформы в учении Строителя. Эта ветвь Ордена, Механисты, со временем просто исчезла с полотна истории, когда очевидное помешательство их предводителя выкристаллизовалось настолько четко, что даже его ближайшие наперсники не могли не заметить его. Предположительно он совершил самоубийство в своем гигантском металлическом соборе и забрал сотворенные им механические создания с собой в могилу. Были также дикие истории про предположительную попытку обретения господства с его стороны, что он хотел уничтожить человечество и что его смерть совсем не была самоубийством, но я в это не верил.
Существовала только одна реальная угроза и исходила она от бога язычников. Согласно историям он был окончательно уничтожен, но тем не менее я бы всегда его опасался. Это он сотворил нежить, а не какой-нибудь человек, в этом я был уверен.
Я отчетливо почувствовал его мощь, когда он предпринял то известное нападение на людей. Одна из его тварей, заплутав, оказалась на нашем дворе. Она убила моего старшего брата Джонатана и так сильно ранила младшую сестру Миа, что та умерла спустя неделю. Они тогда вдвоем были заняты возле дома — складывали дрова и не видели подошедшее чудовище. Оно уже было ранено, однако мы — отец, Лот и я — потратили все наши силы, чтобы вместе добить его. Мать никогда уже не знала покоя после смерти своей маленькой девочки.
Разумеется, людям в Городе пришлось намного тяжелее и я бы даже не хотел знать, что могла натворить целая орда таких монстров. Орден и его союзники, к которым также должны быть причислены Маги, остались в любом случае победителями и Обманщик, как мы называли бога язычников, был предположительно убит.
Мои мрачные мысли явственно читались на лице, ведь Мартен неловко положил мне руку на плечо и сказал:
— Отчего ты принимаешь все это так близко к сердцу, Тим? Он ведь просто рассказывает свои страшилки. Ты не должен воспринимать их всерьез.
Он сел возле меня на постель и скорчил гримасу.
— Полагаешь, у него есть хоть какое-то представление о том, что случилось в действительности? Он только повторяет ту болтовню, которую услыхал от одного из своих дружков-собутыльников.
— Это не его история, Мартен. Я должен был думать об Обманщике.
— Он мертв, Тим. Всего лишь детская пугалка, которую рассказывают матери непослушным малышам.
— Кто это сказал? Кто видел его лежащим мертвым? И прежде всего — кто его убил?
— Ты должен доверять Старшим. Я думаю, у них были причины не рассказывать всю историю.
— Пойми же меня, Мартен. На его совести убийство части моей семьи. Чего я не понимаю, так это то, где тот герой, который достоин почестей за величайший поступок. Никакого имени. Во всей нашей истории были подобные великие имена — как, например, Роланд, сокрушивший Zoltenherrscher’а[2] или Альбертус, победивший Хакона[3] — но где тот блистательный герой, который убил Обманщика? Почему нет его имени?
— Я не знаю. Но думаю, сие не означает, что это не произошло.
Я замолчал и уставился на кончики ступней.
— Ты ведь думаешь, это Обманщик, его имел в виду Первосвященник?
— Нет… Я этого не знаю. Я надеюсь, нет.
— Если ты меня спрашиваешь, в истории Беппо мало смысла. Половину ему кто-то рассказал, другую половину он выдумал сам, потому что ты был так перепуган.
— Эта Башня Магов…
— Да?
— Что это за люди?
Мартен происходил из одной видной семьи в Городе, прежде чем он к полному непониманию своего отца решился примкнуть к Ордену. Его семья имела связи и он знал многие детали про разные фракции Города. Я предполагал, что и его вступление в братство, как и мое, было не чем иным, как бегством, разве только он бежал от других вещей. Наверняка он был мечтой каждой благородной девицы, ведь наряду с ожидаемым богатым наследством он обладал высокой и статной фигурой, а его благородное овальное лицо хранило на себе то свойственное светским повесам невинное выражение. Его облик дополняли небесно-голубые глаза и светлые блестящие волосы. Он являлся яркой противоположностью меня. Я же был намного ниже, более щуплый и далеко не так мускулист. В аристократическом смысле напрасно было бы искать что-то как в моей осанке, так и поступи. Спутанные темные волосы имели привычку падать на мои темно-зеленые глаза. Я не мог тягаться с образом очаровательного, знающего свет Мартена, меня зачастую называли робким.
Мартен, немного подумав, сказал:
— Я немногое про них знаю. Это не тот тип человека, что встречается в нашем обществе. Они называют себя «Братством Руки», что бы это ни значило. Говорят, они иные, не такие как мы. Обладают неким видом дара, абсолютно чуждым для большинства людей. Они зарабатывают деньги на выполнении заданий, которые никому не под силу, например, если кто-то ищет средство исцеления от редкостного заболевания. Некоторые даже утверждают, что они могут производить золото… Они пытаются держаться своего круга, насколько это вообще возможно. Болтают, что они проводят странные эксперименты и что несколько лет назад они непреднамеренно залили водой одну из своих угловых Башен — от подвала до крыши. Не спрашивай меня, откуда взялась вся эта вода и вообще эта история — полная чушь. Но я думаю все же, что слухи, будто они имеют нечто общее с этими делами Обманщика, верны.
— Почему один из них был убит?
— Если ты спрашиваешь, то всегда первая причина для этого — деньги, другая — женщина. Вероятно, правда об этом происшествия — нечто тривиальное.
Я в это не верил, но кивнул и снова уставился в пол. Мартен вздохнул, зевнул, потянулся и встал.
— Время сна.
Он пошел умываться, а я еще некоторое время смотрел в пространство, прежде чем последовал за ним. После того как был погашен свет, я еще долго лежал без сна. Нехорошее ощущение в желудке не давало успокоиться. Я прислушивался к ветру и глубокому дыханию Мартена и желал быть таким же не обремененным заботой как он.
По прошествии, как мне показалось, бесконечно долгого времени я встал, потому что захотел пить, и пошел к столу, на котором в слабом свете луны отыскал глиняный кувшин. Вздохнув от того, что он был пуст, я набросил на себя кое-какую одежду и направился к колодцу.
