– Зря я надевал меч, – сказал Ракни. – Ему не войти в фиорд, даже если лёд его не догонит. Корабль раздавит о берег!
Хельги посмотрел на воду, бешено клокотавшую в устье. Неспроста передвинулась туда Оттарова Стамуха! Прилив повернул, и течение неслось в горловину с быстротой горной реки. Ракни был прав.
Хельги снова перевёл взгляд на корабль… Глаз уже различал его оснастку и даже головы людей, выплёскивавших воду из трюма.
– А ну, разложите-ка пару костров, – велел Ракни и усмехнулся. – Пусть не кажется им, будто главный враг позади.
Вагн сумел-таки опередить льды. Его кнарр действительно напоминал лебедя, летевшего над заливом. Пена из-под форштевня взвивалась двумя длинными крыльями. Ветер выносил корабль на самые вершины волн, и в воздухе повисало полкорпуса. Казалось, судно вот-вот переломится, но Вагн уваливался под ветер, кнарр соскальзывал и нёсся вниз в гремящем облаке пены… Как он повернет к фиорду, не подставив борта?
Со стороны это выглядело почти невозможным, но Вагн сделал и невозможное. Кнарр вспахал склон чёрной горы, вывернулся из-под смертоносного удара гребня и нацелился прямо на устье.
…Это было страшное зрелище: корабль, неподвижно замерший в проливе под развёрнутым парусом и с буруном, пенившимся у форштевня!.. Течение усиливалось, кнарр стало сносить обратно в залив. Вёсла высунулись в люки и удержали его, но продвинуться не удавалось.
Ракни начал прохаживаться туда-сюда между кострами… Потом заложил руки за ремень и бросил насмешливо:
– Был бы у него боевой корабль с вёслами по всему борту, не болтался бы он там, как дохлый тюлень.
Хельги плотнее натянул шапку, спасаясь от ветра. Скоро устанут гребцы, и кнарр разобьет… А ведь Оттар не стал бы издеваться над гибнущими храбрецами. Он бы теперь размышлял, как им следовало спасать себя и корабль. А может… может, и сам постарался бы что-нибудь предпринять…
Ледяное поле неотвратимо вламывалось в залив. Вагн попал в западню: он уже не мог развернуться и уйти в открытое море, где никакой шторм не погубит доброго корабля. А берег, содрогавшийся под ударами волн, не давал укрытия и не позволял вытащить кнарр. Бросить его и попытаться спастись вплавь?.. Страшен с виду прибой, однако опытного пловца прибой может и пощадить; вода же… Хельги передёрнуло: у него были свои счёты с этой водой.
Он едва не вскрикнул, когда на хребте мыса, на мокром льду скал, вырос силуэт человека. Значит, они решили-таки выбираться поодиночке, и этот, полуголый, хромающий, был первым, кому повезло. Что он станет делать теперь? Попробует спрятаться?.. Человек махнул рукой оставшимся на кнарре и вдруг побежал, волоча ногу, вдоль мыса: к устью, потом прочь. Снова бросился в волны и поплыл на середину фиорда – к Оттаровой Стамухе.
Гребцы из последних сил удерживали корабль. Лёд тяжело ворочался, надвигаясь. Ракни ещё раз посмотрел на кнарр, потом на плывущего и сказал словно нехотя:
– Так вот, значит, что у них на уме. Мужественный человек, кто бы он ни был!
Хельги не понял, о чём говорил вождь.
Пловец достиг айсберга, подтянулся и начал карабкаться наверх. Ему некогда было искать удобное место, он дважды съезжал по гладкому льду, падая в воду, и Ракни всякий раз ударял кулаком по ладони, ругаясь вполголоса. Было видно, как слабел, замерзая, неизвестный храбрец. Но вот ему удалось всадить в трещину нож и зацепиться. Он не полез высоко – только до первых острых зубцов. Снова помахал на корабль и торопливо потащил что-то из воды.
И Хельги понял наконец, за что хвалил его конунг. Вот кончилась тонкая верёвка, которую он принёс с собой с корабля, и на смену ей пополз толстенный канат. Должно быть, человек не впервые возился на льду и умел отличить хрупкий от несокрушимого. Сдирая ногти, он обвёл моржовой петлёй надёжный выступ стамухи, прозрачно-голубой и крепкий, как халогаландский гранит… В третий раз махнул рукой, выпрямившись во весь рост, и до берега долетел слитный крик, с которым ухватили канат его друзья на корабле.
Люди хотели спастись, и неистовое усилие победило. Корабль закачался в безопасном фиорде, парус хлопал под порывами ветра, но эти порывы уже не могли его разорвать. Мореходы быстро спустили рей и на вёслах подошли к Оттаровой Стамухе.
– Мужественный человек, кто бы он ни был, – повторил Ракни сэконунг.
Хельги посмотрел на стамуху, но никого там не увидел. Он долго приглядывался и наконец нашёл спасителя корабля, неподвижно лежавшего на гладком плече горы… Люди с кнарра поднялись к нему и унесли своего товарища на корабль.
Конечно, они видели костры на берегу, боевую лодью около дома и воинов, ожидавших возле края воды. Но, промешкав совсем немного у Оттаровой Стамухи, кнарр с прежним бесстрашием двинулся к знакомой стоянке.
Ракни надел шлем, поправил нащёчники и застегнул их под подбородком. Воины позади него сомкнули щиты. Костры яростно трещали на ветру, разбрасывая искры. Пламя стелилось, растапливая снег. Кнарр заскреб килем по гальке и остановился. Потом оттуда бросили мостки, и Хельги увидел Вагна Морехода, стоявшего около борта.
Вернее, Вагн больше висел на плечах двоих крепких парней, бережно его подпиравших… У него были прямые волосы и совсем не было бороды, но Хельги вдруг увидел Оттара, поднявшегося из ледовой могилы и пришедшего к ним сюда с белым лицом и синими глазами, наполовину закрытыми!.. Не хватало только крови у рта, зато были лоб и щека, жестоко рассаженные о камни!..
Вот он шевельнулся, двинувшись вперёд, и друзья осторожно свели его по сходням на твёрдую землю. Они не боялись расправы. Они никого и ничего уже не боялись.
Вот наконец и встали друг против друга два кровника, Ракни сын Рагнара и Вагн Мореход! У Ракни в вороте куртки виднелась кольчуга. Люди в кольчугах редко бывают миролюбивы.
Вагн пошевелил губами, силясь что-то сказать… Ракни пришлось подойти к нему вплотную.
– Мои люди вымокли и замерзли, Ракни сэконунг, – медленно, с мучительным трудом прошептал Вагн. – Если ты хотя бы дашь им обсохнуть и обогреться, тебя не назовут несправедливым. А я сойдусь с тобой теперь или когда ты пожелаешь. Ты ведь не из тех, кто за смерть родича берёт серебром.
Там, где только что пробирался корабль, сокрушали друг дружку, вставали на дыбы и со скрежетом лезли на скалы могучие льдины, воздвигались и с грохотом рушились торосы – это раздосадованные тролли пожирали сами себя. Ветер срывал с вершин белые шапки, и снеговые полотнища то смешивались с тучами, то стремглав падали в воду. Вооружённые люди молча стояли лицом к лицу и смотрели на Ракни.
– Ну вот что, – вдруг хрипло, отрывисто выговорил конунг. – Тебе тоже найдётся место у очага, Вагн Мореход. Это говорю я, Ракни сын Рагнара из Северного Мёра. И будет так, как я велю!
Деяния людей, подобных Ракни сэконунгу, не обсуждают. Так не обсуждают поступки древних героев: о них просто рассказывают, и всё. Дела героев и сами они слишком значительны, чтобы ругать их или хвалить. Для них нет обыденной мерки, и Ракни ныне встал с ними в рост. Убей он Вагна, и сага о его мести отправилась бы в путь от очага к очагу – великое и страшное дело, не всякому по плечу, угрюмая и громкая слава, что притянула бы к нему немало сердец!.. И всё-таки он сделал по-своему, Ракни, самый непреклонный мститель из всех ступавших на палубу корабля. Ракни, Переломивший Судьбу. Ракни, разорвавший пряжу норн и поднявшийся над здравым смыслом обыкновенных людей… Ибо отказаться от мести может поистине лишь величайший герой. Которому никто не указ, – ни люди, ни Боги, ни судьба. Даже Оттар не помышлял о подобном, а уж как он хвалил Вагна и сожалел, что тому придется погибнуть!.. Ракни прошёл этот шаг за него и за себя. Но вот если бы Оттар не замёрз во льду, погубленный ничтожной местью раба… Как знать, что теперь совершилось бы на берегу? Как знать?..
А когда все двинулись к дому, Хельги приметил в сторонке Луга, почему-то не торопившегося в тепло. Хельги взял его за плечо. Ирландец нехотя обернулся, и Хельги увидел: по щекам монаха, застревая в рыжей густой бороде, скатывались слёзы.
– Б’ионтэх ан фиар э, – трудно глотая, выговорил Луг. – Это был человек. Это был человек…
28. Беспределен тот океан…
Мать рассказывала Хельги и такое, о чём редко рассказывают сыновьям. Наверное, она считала его совсем уже взрослым и способным понять. А может, просто не с кем было поделиться.
В самое первое утро на корабле у отца она откинула полог и выбралась из палатки наружу… Это было дивное утро; солнце только что встало из-за великой реки, и дальний берег дрожал в сизом тумане. Корабль с вечера стоял на якорях, и люди спали на берегу – все, кроме отца, матери и сторожей. А рано утром и отец ушёл на совет к князю, и мать проснулась одна.
Она кое-как пригладила растрёпанные волосы и посмотрела за борт. Хотелось умыться, но мать впервые была на корабле и боялась насмешить сторожей, глядевших с кормы. Ведёрко с верёвкой так и не попалось ей на глаза, и она осторожно двинулась к сходням. Совсем молоденькая девочка, всего-то от роду шестнадцати зим. Или лет, как они считали там, в Гардарики. Всего-то на год постарше, чем был теперь её сын.
