— Наверное, потому что так было заведено в Ивриувайне еще с начала веков…
— Ты прав. Потому что мы привыкли существовать по указке старейшин. Порой мне кажется, что в Лесу уже не осталось ни одного по-настоящему свободного от власти ограниченного Синклита альва: все живут по заветам предков, под их тотальным контролем, чтобы в итоге к концу жизни превратиться в таких же разбитых маразмом стариков и учить молодежь провонявшим плесенью идеям, поскольку ничего иного за свой век никто и не видел.
— Но ведь ты все равно остался на военной службе, при крепости, несмотря на то что не видишь смысла в этой войне, судя по всему. Почему ты не бросил все? — приподняв бровь, спросил Аш.
— Потому что мне не все равно на мой народ, — тихо проговорил Бриасвайс. — Я хочу бороться за лучшую жизнь для своих сородичей, а не за сохранность хацу, потому что Ивриувайн — это не Лес, Ивриувайн — это альвы. Я должен донести эту мысль и до своих собратьев, понимаешь? А единственное место, где мне под силу это сделать — именно здесь, на передовой.
— Неужели? — с сомнение пробормотал профессор, щелкнув костяшками своих пальцев.
— Здесь есть шанс добиться высокого положения. А в этом мире быть услышанным просто: достаточно лишь получить в руки необходимую власть, и твой голос уже обретает силу.
— Похоже, ты рассчитываешь занять скоро должность коменданта?
— Начальник крепости — это лишь первая ступень! Однажды, если мне хватит сил, я поднимусь достаточно высоко, чтобы ко мне прислушались и эти древние старики, сидящие в Синклите, и все молодые альвы Ивриувайна. И тогда, кто знает… Возможно, Лес наконец изменится.
Растянув губы в кривой улыбке, Бриасвайс хмыкнул и потрепал по холке свою смирную крысу, перебравшуюся с плеча к нему на колени.
В словах альва было что-то мечтательное, будто в душе он видел себя романтиком, надеявшимся изменить мироздание одним своим желанием. И все же Ашарх не до конца был уверен, что Бриасвайс говорил все это искренне. В хитром взгляде карих глаз без устали метались лукавые искры, которые то загорались, то гасли, и понять, что же из сказанного было правдой, а что выдумкой для доверчивого слушателя в лице профессора, казалось трудновато.
До самых сумерек, опустившихся на Лес синей пеленой, отряд продвигался сквозь череду деревьев в достаточно неторопливом темпе. Слоны неспешно ступали по колее, таща за собой телеги, но стоило приблизиться вечеру, как животные еще больше замедлились, а потом и вовсе по собственной воле свернули куда-то в сторону, начав ломиться сквозь густой кустарник и растительность.
— Все, приехали, — бросил Бриасвайс профессору на ифритском и ловко выпрыгнул из повозки на землю, начав что-то командовать своим солдатам, которые тоже спешно высаживались.
— Что-то случилось? Или мы разобьем здесь стоянку? — не сразу сориентировался Аш.
— Слоны устали. Встанем лагерем возле дороги, — отрывисто пояснил альв и одним из первых стал распрягать животных. Как только оглобли с легким стуком упали на траву, слоны один за другим стали разбредаться по округе. Двое первым делом скрылись где-то за деревьями, явно собираясь углубиться как можно дальше в Лес, а третий остался ходить недалеко от места стоянки, понемногу обрывая листья с кустов.
Никакого костра альвы разводить не стали. Как понял Ашарх, для них непочтительной грубостью было разжигание открытого огня на природе, ведь пламя и дым уничтожали растительность и губили деревья, которые дети Леса почитали как одушевленных существ. Без костра в лагере было темновато, хоть голубоватый свет, исходивший от хацу, и пронизывал Лес со всех сторон. Альвы с комфортом обустраивались на выступавших корнях, растягивали между стволов тканевые гамаки, в которых, видимо, и намеревались провести ночь, и собирали по округе свежие фрукты. Как уже успел заметить Ашарх, фруктовые деревья в Ивриувайне были распространены повсеместно, и даже за один неполный день профессор неоднократно видел, как вдоль дороги тесной чередой стояли целые сады, полные экзотических плодов. Их клевали птицы, срывали звери и собирали альвы, и сладковатый запах фруктов постоянно висел в воздухе, правда, вместе с тучами мошки.
Последнее, вообще, было настоящей напастью. Из-за жаркого влажного климата, царившего в Лесу, вокруг отряда постоянно вились комары размером с палец, мелкая надоедливая мошкара и крупные наглые слепни, только и норовившие залезть под одежду и укусить побольнее. Днем, проникавшие сквозь густые кроны солнечные лучи еще разгоняли насекомых, заставляя тех прятаться в тени, но стоило наступить сумеркам, полчища гнуса выходили на охоту. Более привычные альвы сразу же обмазали открытые участки тела соком пережеванных листьев с какого-то пахучего куста, а вот посольству приходилось нелегко: большей частью все попрятались по гамакам, завернувшись в них, как в кокон.
Сидеть вне укрытия остался только профессор, поскольку спать ему еще не хотелось. Склонившись над масляной лампой и плотно закутавшись в свой потрепанный дорожный плащ, он некоторое время работал над пустынными картами, продолжая делать зарисовки и ни на что не обращая внимания. Альвы, выставив часового, тоже скоро отправились спать, и весь лагерь затих. Забравшись по коре на нижнюю ветвь одного из деревьев хацу, караульный принялся нести свой дозор, вглядываясь в чащу, окутанную мягкой синевой.
Стоило ночи опуститься на Лес, мир вокруг наполнился мириадами различных звуков: стрекотали насекомые, хлопали крыльями птицы, изредка кричали какие-то звери и ветер легко шумел в кронах. Две недели, проведенные в пустынях, приучили профессора к тишине. Он всегда легко засыпал под мягкое шуршание песка, и теперь, оказавшись со всех сторон окруженным сотнями и тысячами разнообразных звуков ночного Леса, Аш мог лишь сидеть и постоянно прислушиваться к этой мелодичной песне. Он давно уже отложил пустынные карты и просто молча внимал окружающему пространству, прикрыв глаза и опершись спиной на теплую кору дерева.
— Лучше погасить огонь, если не хочешь, чтобы к лагерю вышли дикие кошки.
Голос Бриасвайса невольно заставил Ашарха вздрогнуть. Он распахнул глаза и разглядел в тенях перед собой высокую фигуру альва. Тот поправил на поясе перевязь с нефритовым мечом и опустился на землю рядом с профессором. Сложив свои длинные ноги и удобнее усевшись на траве, Бриасвайс послюнявил пальцы и затушил фитиль лампы.
— Почему ты не отдыхаешь? — спросил альв. — Завтра мы тоже весь день проведем в дороге. Тебе понадобятся силы.
— Не могу заснуть, когда вокруг все так стрекочет, — тихо признался Аш, убирая свои записи обратно за пазуху, а масляную лампу — в сумку.
— Это колыбельная Леса, человек.
— Кому как. Мне тяжело спать, когда над ухом постоянно кто-то кричит. — Профессор скривился, и сразу же где-то в стороне от стоянки пронзительно и громко завопила какая-то птица. Больше всего это походило на болезненный рев, но через пару секунд к нему присоединился второй и третий голос, и через полминуты уже целая стая птиц истошно кричала совсем неподалеку.
— Ты скоро привыкнешь, — чуть прикрыв глаза, Бриасвайс задрал голову и прислушался к Лесу.
Они сидели в молчании достаточно долго, размышляя каждый о своем, пока на плече альва не завозилась крыса. Спустившись вниз по галунной перевязи, она начала своевольно рыться в мешочках, висевших на поясе Бриасвайса и что-то искать. Ее хозяин отреагировал на это спокойно. Потянувшись к одному из тканевых кисетов, он высыпал на ладонь горсть желтоватых изогнутых орехов и позволил крысе забрать несколько.
— Будешь? — альв предложил угощение профессору, и тот взял пару штук на пробу. Орехи оказались сладковатыми на вкус и вяжущими рот, а также достаточно сытными. После легкого ужина, по большей части состоявшего лишь из свежесобранных экзотических фруктов, многие из которых Ашарх и его товарищи есть не стали, голод никуда особенно не делся. Так что лакомство пришлось кстати.
В это время крыса, сунув за каждую щеку по ореху, забралась обратно на плечо, ловко обвивая хвостом перевязь. Удобнее перехватив маленькими лапками добычу, она стала ее грызть с легким хрустом, не сводя при этом глаза-бусинки с преподавателя.
