и морщится, примотанная к телу рука все еще дает о себе знать: — что не убила. Ты могла бы, я знаю.
— Есть у меня один друг, так он все время о ценности человеческой жизни говорит, — отвечает Тайра: — ценность сомнительная как на мой взгляд, какая тут ценность, если людей на свете так много? Ценность она из дефицита возникает. Но из уважения к его взглядам я стараюсь убивать меньше. А руку против сустава ломать… так после этого у тебя правой руки почитай и не было бы. А племени воины нужны.
— Вот за это и спасибо, — говорит Судутэй: — точно не хочешь остаться? Белая Смерть это навсегда, оттуда еще никто не возвращался. А так, ты всегда назад вернуться можешь. Бано-ага насчет гарема пошутил в тот раз, да никто тебя в гарем и не собирается брать. Ты будешь — воин племени, как я. Если захочешь — сама себе гарем наберешь.
— Я подумаю над этим щедрым предложением. — говорит Тайра: — вот повидаю вашу Белую Смерть и вернусь.
— Буду молится за тебя, — серьезно говорит Судутэй и спешивается, встав рядом с ней: — ты… красивая. Сильная.
— Все, мне пора. Не скучай тут. — говорит Тайра и прикасается к его плечу: — ты тоже сильный и красивый. Не раскисай, я еще не умерла.
— Да я… — начинает Судутэй, но Тайра уже срывается с места и горячий воздух Пустошей бьет ее в лицо. Она ускоряется прямо с места, для стороннего наблюдателя превратившись в размазанный по пространству силуэт. Она терпеть не может прощаться, как говорит болтушка Айна — долгие проводы, лишние слезы. Вон, даже в глазах Судутэй-багатура и то лишняя влага появилась. Люди странные создания, она же на поединке ему руку сломала, и все еще остается врагом для племени, но поди ж ты — он и с одной рукой постоянно пытался о ней позаботиться, то воды принесет, то надоедливых вьюнков отгонит. Лучшие кусочки из жареного мяса на привале выбирал — для нее. Логично было бы ее боятся, потому что она — сильнее и быстрее. И потому что она дала ему это почувствовать — без жалости и стеснения. Поединок перед шатром верховного вождя Бано-ага вообще был очень коротким и совсем не зрелищным, она просто удерживала Судутэя в захвате, пока он не упал без сил. А руку он сам себе сломал, пытаясь вырваться.
А вчера на привале Судутэй и вовсе песню ей посвятил. Мол, говорит, оставайся. Будешь верный воин Племени, будем вместе в набеги ходить. Плечом к плечу, так сказать. И глаза в сторону отводит. В общем ведет себя совсем как молодые парни в ее селении, когда им обряда Плодородия в неурочное время охота. Нет, сам по себе Судутэй человек неплохой и в иное время она бы обязательно сей обряд с ним провела, потому как твердо усвоила что после этого у многих парней ум на место возвращается и с ними легче общаться становится. С некоторыми — сложнее. Хотят брака и детей, а она детей делать не может, ей это еще Ларс объяснял.
Однако сейчас у нее времени не было, надо было торопиться, надо было вперед бежать. Не до обрядов Плодородия тут.
Она — бежит! Оставив позади Судутэя-багатура с его песнями и сломанной рукой, далеко позади — в трех днях пути — Племя, осаждающее замок барона. И еще дальше — ее селение. Ее ноги отталкиваются от раскаленных песков Пустошей, ее тело разрезает горячий воздух, вздымая пыль и песок позади, ее легкие работают ровно и ритмично, на глазах — пустынные очки, тело прикрывает балахон Детей Пустошей, иначе тут нельзя, тут же заработаешь солнечные ожоги.
Она бежит! Вот, испуганные ее неожиданным появлением — в воздух взвиваются стайки мелких белых комочков, расправляя крылья и прыская в стороны, это унэрги, их тела кочевники часто используют как красители, растирая в каменных ступках и добавляя немного воды. Хорошая и стойкая краска получается, вот только самих унэргов жалко. Хотя те, конечно — паразиты пустыни, имеют обыкновение впиваться каплеобасам под шкуру своими маленькими, загнутыми в виде штопора жалами — и откладывать яйца. Если вовремя заметить вспухающий участок кожи и обработать красителями или соком айн-дерева, то ничего не будет, опухоль рассосется за день, но если запустить, то каплеобас будет становится все более печальным и в конце концов — умрет, лопнув и выпустив на свободу тысячи вот таких вот белых комочков, расправляющих крылья в полете.
Она бежит! Мимо высоких белых столбов, Каменной Травы, однако тут, в Пустошах они намного выше и с некоторых вниз свисают какие-то веревки. В тени каждого столба — движение. Каждая тень в Пустошах обитаема. Мало тут тени, обжигающее солнце уничтожает жизнь своими лучами и в каждой тени здесь кто-то живет. Из тени срываются кусочки тьмы — треугольные, быстрые, они бегут к ней на двух ногах, словно страусы, вытягивая шеи и разевая пасти, полные острых зубов. У нее нет времени, и она просто прибавляет скорость, оставляя кусочки тьмы с их голодными ртами позади. Они остаются в облаке песка и пыли, которое поднимают ее ноги.
Она продолжает свой бег и ее ноги ритмично выбивают пыль и песок из Пустошей, она дышит ровно, ее руки движутся в такт бегу. Справа проплывает каркас какой-то Древней Твари, облезлый металлический корпус, едва различимые белые буквы и цифры, уткнувшийся в землю ствол орудия и размотанные ленты гусениц, наполовину занесенные песком. Белоснежная кость человеческого черепа неподалеку. Шевеление в песке.
Она продолжает свой бег. Над ней летит огромная птица и ее кожистые крылья застилают свет. Птица кричит и простирает крылья, с них вниз срываются тяжелые дротики и Тайра делает короткий рывок в сторону, избегая дождя из смертоносных флешетт. Пустоши гостеприимны.
На ходу она подбирает камень и бросает его в птицу, та закладывает вираж, обиженно кричит и улетает куда-то в сторону, видимо решив выбрать себе иную жертву.
Она продолжает свой бег. Она знает, что может вот так, без отдыха, без перерыва, без привала — бежать очень и очень долго. Столько, сколько понадобится.
Но долго бежать ей не требуется, потому что вдали наконец показалась граница владений Белой Смерти. Как она узнала?
Тайра останавливается и осматривает торчащий прямо посреди пустоши костяной кол. На колу — скелет, совершенно высохший под местным солнцем. Вот она и на месте. Теперь осталось найти саму владелицу этого места.
— Ну, конечно. — говорит Найра, слезая с коня и присев на корточки над едва заметным следом: — он свернул туда. Командир, разрешите говорить свободно?
— Ты и так говоришь свободно, Найра. — ворчит Лоа Ти, наклоняясь вниз со своего седла: —
