Вдруг поэт сказал:
– Никакой это не выход из загробного мира. Обычная яма. И нечего туда сыпать щебенку. Там какие-нибудь тушканчики живут или просто мыши. Зачем мы будем их засыпать? Это бесчеловечно.
– Ты уверен? – спросил я, меня тоже стали мучать сомнения. – А вдруг это и вправду обычная яма? И зачем ее засыпать? Вон сколько мы тут сидим, а из ямы никто не вылезал.
– А если там заяц? – продолжал поэт. – Что тогда? А вдруг у него зайчата, в смысле у нее? Или маленькие ежата? А мы их щебнем? Ну разве не долбоебы мы будем после этого?
– А если это все-таки выход из того мира, тогда что? – предположил я.
– Тогда и засыпем, – согласился поэт.
– Когда – тогда? – не понял я.
– Ну… когда выясним, – объяснил поэт.
– А как мы выясним? – спросил я.
– А очень просто, – заявил поэт. – Я туда сейчас залезу и зажгу спичку. И все станет ясно.
– А ты не боишься? – Я за него испугался.
– А чего бояться? – пожал плечами поэт. – Обычная яма.
С этими словами поэт и вправду полез в яму и стал ее осматривать. Он зажигал спички, что-то напевал, бормотал какие-то стихи, а я закурил и ждал результатов осмотра прохода в загробный мир. Вино мы перед этим уже допили.
Вдруг сзади раздались шаги, я обернулся и увидел двух незнакомых молодых милиционеров. Наряд заметил какое-то движение недалеко от кладбища и пришел проверить, что происходит. Но, видимо, я на вампира не очень был похож, поэтому разговор начался обыденно.
– Распиваем в общественных местах? – спросил один.
Вопрос меня, говоря по-городскому, изумил. Мы были за деревней, недалеко от кладбища да еще ночью. Назвать это место общественным могла только милиция.
– Нет, – сказал я, – я тут по важному делу.
– Да? – удивилась, в свою очередь, милиция, оба милиционера как будто обрадовались, что вместо нечистой силы имеют дело с привычным материалом, и так просто отцепиться не собирались. – По важному делу, а выпивши.
– Представьте себе, – сказал я. – Я немного выпил для храбрости, но, если вы узнаете, какое у меня дело, вы тоже захотите выпить для храбрости, потому что дело у меня очень страшное.
– Ну-ну! – сказала милиция, но уже с меньшей уверенностью. – Что же это за дело?
– Ну вы же слышали про вампира? – спросил я. – Так вот, он приходит из потустороннего мира. И я этот его лаз нашел. И хочу его засыпать. А из него каждую минуту может вылезти вампир. Лучше идите отсюда, пусть я один пострадаю в случае чего.
– Да брось, – сказала милиция, но уверенности в ее голосе прозвучало еще меньше.
Слухи по деревне ходили упорные, милиция про них знала и хоть и храбрилась, но в душе с непривычки побаивалась.
– Да, – сказал я, – не нужно мне мешать. Я сейчас буду Богу молиться, а милиции присутствовать при этом не полагается. Милиция должна бороться с проявлениями религиозности.
– Молиться не надо, – еще менее уверенно ответила милиция.
– Если я молиться не буду, вампир из ямы вылезет и у вас кровь выпьет, – пообещал я.
– Из какой ямы? – не поняла милиция.
– Да вон из той, – показал я.
Милиция осторожно приблизилась к яме, и вдруг оттуда раздался жуткий вой, и высунулась голова с взлохмаченными волосами и дико вытаращенными глазами. Милиция закричала, отскочила и кинулась бежать. Поэт же выскочил из ямы и с диким криком погнался за ними вниз по косогору. Но, поскольку трезвым поэт не был, с ним случилось то, что часто случается с теми, кто бежит вниз по склону, не умея этого делать. Тело его понесло вперед так, что ноги за ним не поспевали. Он грохнулся на землю, и милиция на бегу услышала исходящее от вампира отчетливое слово – «блядь»!
Тут милиция слегка приостановилась, поскольку матерная ругань не до конца соответствовала мистическому образу вампира, страшное потустороннее существо не должно было материться в принципе. Милиция повернулась и осторожным шагом приблизилась к лежавшему поэту. Даже беглого взгляда было вполне достаточно, чтобы понять, что это охающее существо вампиром быть не может.
Поэт же поднялся с земли, потирая ушибленные бока. Он поднял руки, протягивая их ладонями вперед, продекламировал:
Вампир несется по твоим следам,
Вампир вопьется в шею прямо там,
Где кровь твоя пульсирует и бьется,
Вампир по следу твоему несется…
Милиция выслушала стихи довольно тупо. Поэт хотел было продолжить, но милиция, подойдя к нему почти вплотную, нанесла ему три коротких удара милицейской палкой. Поэт со стоном повалился на землю.
Я кинулся по косогору вниз с криком:
– Не трогайте вампира – он поэт!
Конечно, я казак, и справиться со мной не так просто, как с человеком, обладающим поэтическим дарованием. Но, видимо, милиция крепко обиделась, что ее обратили в позорное бегство. А поскольку я был выпивши, а они с палками, продержался я недолго и вскоре оказался рядом с поэтом.
Били нас какое-то время, потом вдруг перестали. Я так понял, что они запыхались. Тогда поэт сказал:
– Как вы смеете так обращаться с вампиром? Дайте сигарету.
– Я тебе сейчас дам сигарету, – ответила милиция и, повернувшись, приступила к патрулированию деревни.
– Поэт, – спросил я, – ты живой там?
– Нет, – ответил поэт, – меня убили.
– Тогда поехали отсюда, – сказал я, – раз мы не засыпаем выход из загробного мира, вернем щебенку Васе, это будет честный поступок.
– Давай вернем, лично мне она не нужна, – с достоинством отозвался поэт.
43. Вампир и милицейский наряд
Милиция продолжала патрулирование улицы. Сознание одержанной недавно победы наполняло ее грудь гордостью и уверенностью в собственной силе. Увидев сидящих на лавочке мужчину и женщину, милиция подошла к ним и железным тоном сказала:
– Ваши документы!
– Какие документы, пацаны? Час ночи, – ответил мужчина сильно встревоженным голосом.
– Мы не пацаны, а милицейский наряд. Документы покажите, – настаивала милиция.
– Документы в доме. Подождите, я вынесу, – сказал мужик.
– Это ваш дом? – спросила милиция.
– Да, – ответил мужик.
– Почему так поздно сидим? Выпивши? – не унималась милиция.
– Ну, немного, – неуверенным голосом признался мужик.
– Мы видим, что немного. В вытрезвитель поедем в Багаевку, или как? – Милиционеры были очень серьезны в своих намерениях.
– Бутылку вина с братом выпили за ужином. Какой вытрезвитель? – Мужик не понял обвинений.
– А повод? – уточнила милиция.
– Так… День ведь рыбака, – удивился мужик.
