— Что? — нетерпеливо спросил он. nbsp; — Не слышал чтоб ты предлагал помощь раньше.
Он хмыкнул и вышел. Я озадаченно посмотрел ему вслед. «Я могу помочь»?.. Не верилось, что эти слова были порождены этими же губами. Помочь…
— Вот дела, — сказал я вслух, чувствуя себя еще глупее, — Ну и ну, Котенок.
Пытается подлизаться? Нет, невозможно. Только не он. Лукавит? Усыпляет подозрение? Этот дикий зверенок? Глупость какая. Не в его это духе. Скорее он перегрызет мне глотку, чем станет унижаться, рассчитывая заслужить мое доверие.
«Ты хорошо его знаешь?»
«Достаточно чтобы судить о некоторых вещах».
«Кажется, ты уже считаешь, что видишь его насквозь. Странное дело, раньше эта уверенность рождалась у тебя только после…»
«Заткнись, ублюдок. Я не прикоснусь к нему.»
«Конечно.»
«Он захотел помочь. И мне показалось, это была не просто фигура речи.»
«Ты все еще веришь в то, что от него можно ждать чего-то? Забудь про лисенка, Линус, это было давно и не здесь. Он не лисенок. Не мучай его и не издевайся над собой».
«Может, он сам тянется ко мне. Он одинок, безумно одинок. Наверняка, в родном мире ему было немногим легче.
Возможно, он подсознательно сам ищет тропу ко мне.»
«Ты льстишь себе и сам это понимаешь. Ты не тот человек, к которому будет тянуться юный варвар. Даже со смазливой мордашкой.»
«Он предложил помощь».
«Он рассчитывает, что с помощью тебя сможет добраться до суши, где будет проще удрать. Он так и не поверил тебе на счет того, что отсюда некуда бежать.»
Это было не лишено смысла. Вполне может быть, что Котенок ищет путь просто покинуть маяк. Или даже захватить катер. Он уже знает, что здесь только одно судно, случись что с ним — я не смогу пуститься в преследование. Что ж, если так, это самая глупая из всех его затей. Но я дам ему то, что обещал.
Я покажу ему землю.
«Мурена» отошла от берега неспешно, сонно. Ее большая туша еще не успела нагреться, металл палубы был лишь едва теплым. Но она быстро оживала, вибрация двигателей в ее середке стала звонче, позади, быстро набирая обороты, завращался винт. Предчувствуя неблизкий путь, «Мурена» оживилась и мне пришлось сосредоточить внимание на управлении чтобы она, вильнув, не напоролась на косу. Несмотря на то, что глубина под маяком была солидная, я всегда старался выводить корабль осторожнее. Посадить его на косу — немногим лучше, чем на блуждающий риф или мель.
Погода с утра установилась солнечная, немного ветреная. Волны шли острыми треугольниками, но не предвещали опасности. На всякий случай я запросил сводку погоды в этом районе, но и она не предвещала ничего неожиданного, максимум — волнение в три балла, что для катера с такой осадкой и водоизмещением было не опаснее, чем мелкий дождь.
— Видишь, какое небо? Дождя сегодня не будет.
Небо и впрямь было чистое, чистое как горный родник. Оно огромным куполом возвышалось над нами, недосягаемое, как горный утес, вечное, такое глубокое, что было даже немного жутковато стоять, запрокинув голову. Облака скользили по нему как легкие перья по воде, исчезали, не оставляя за собой следа. Но за одними приходили новые и мне казалось, что мы движемся под Млечным Путем. Свежий воздух пробрал легкие, выдул из мозга сонливость. Спать еще хотелось, но уже не смертельно.
Котенок без интереса покосился на небо, но тут же отвернулся. Что бы не происходило там, оно его не интересовало. Он сидел на тумбе левого борта, ссутулившись и равнодушно глядя вниз, туда, где пенилась потревоженная острой щекой «Мурены» вода. Ничего интересного там не было, лишь бурлило, да выкидывало время от времени на поверхность обрывки водорослей.
— Туда лучше смотри! — посоветовал я, указывая рукой направление по правому борту, — Смотри, смотри, рыба пошла! Вон там, видишь?.. Целый косяк…
Там, где я указывал, под водой двигались темные округлые тела, обманчиво-медленно шевеля плавниками. Как коричневые деревяшки, которые тянет подводным течением по сложному изломанному курсу. Время от времени одна из рыб отбивалась от стаи, приподнималась к поверхности и тогда можно было различить тонкий гребень спинного плавника и узкую чешуйчатую морду.
— Это лабиринтовые рыбы, — объяснил я, не отпуская штурвала, — Они употребляют кислород, который содержится в атмосфере. Зимой они не уходят на глубину, как остальные, они перебираются поближе к экватору и дрейфуют у самой поверхности. Экватор у нас тут так себе… прохладно там зимой, но все же потеплее, чем здесь. Они цепенеют и впадают в летаргический сон. Так и плывут, как мусор по воде. Многие погибают, понятно…
Котенок приподнял брови, зевнул и стал снова смотреть себе под ноги, в мутный водоворот.
«Мурена» фыркнула двигателем, когда я дал ей самый полный вперед, немного потряслась, будто разогреваясь перед броском, и потянула вперед, вспугнув буруном винта косяк рыбы. Я держал руки на штурвале, чувствуя его послушную деревянную твердость и ощущение полного контроля, которое всегда в такие минуты рождалось под пальцами. Когда ведешь большой корабль, начинаешь чувствовать его частью себя. Всего небольшое движение — и многотонная махина готова рвануться в сторону, ее дыхание послушно твоим пальцам. Ты — ее нервы и мозг, ты единственная теплая уязвимая ее часть, спрятанная в самой глубине, за сталью и прочным пластиком. Ощущение силы в руках. Два дыхание сливаются в одно, ты начинаешь дышать в такт дыханию двигателя. И чувствовать металлом обшивки поверхность, как чувствуешь ее кожей ладони. Упоительное чувство, с которым мало что сравнится.
Я прищурился, вывел мощность на полную, выжимая из «Мурены» всю ее хищную прыть, заставляя двигатель работать на пределе. Я повел ее вперед, немного заваливая на левый бок чтоб поднять небольшую волну. Казавшаяся внешне грузной, моя подруга была способна проявить себя с неожиданной стороны. Котенок, недовольно покосившись на меня, еще крепче схватился за свою тумбу. Пару раз его обдало холодными брызгами, но он ничего не сказал.
«Мурена» шла вперед скользящей над морем молнией, вода под ее острым брюхом билась хрустальными пластами и разлеталась осколками в стороны. Ветер не поспевал за нами, лишь гудел в ушах надоедливым комаром. «Мурена» танцевала на волнах, прекрасная, сильная и грациозная, как морской орел, резвящийся у самой кромки волн. Иногда она чуть зарывалась носом в волну, но в следующую секунду, как резвящийся щенок, она подскакивала и я слышал шум рассеченной волны, уже оставшейся за нами. Мы неслись вперед на полной скорости.
— Будем через часа три! — крикнул я чтобы заглушить гудение палубы и шум моря.
