Ну и, ясное дело, по такому случаю Дормидонт задал завтрак, стоящий хорошего обеда.
Видя впереди долгие дни скучного одиночества, Дормидонт старался наговориться впрок. И, конечно же, расспрашивал гостей о вчерашних «кладоискательских» успехах.
Для Дубова подобные расспросы были словно нож вострый. Не будем судить, хорошо это или нет, но Василий совершенно не умел врать. Поэтому повествование о том, что происходило в заброшенном домике, он предоставил Серапионычу, а сам больше слушал, уткнувшись носом в тарелку. Разумеется, это не значило, что доктор имел склонность ко лжи — просто он был прекрасным рассказчиком и не почитал за большой грех иногда ради красного словца слегка приукрасить действительность.
Но сегодня доктор превзошел самого себя, чему, несомненно, отчасти содействовало и содержимое скляночки, которое он не забывал подливать себе в чай. Впрочем, при всем красноречии Серапионыч умудрился ничего не сказать по существу. И дело было не только в Петровиче, который вполне мог подслушивать за дверьми, но и в том, что Дубов и его друзья решили не посвящать в тайны тайника даже Дормидонта.
— И вот разверзлись хляби небесные, и соскользнул покров, и пали стены неприступные, — азартно вещал Серапионыч, размахивая вилкой с нацепленным на нее соленым рыжиком, — и открылась нам тайна неведомая, доселе неслыханная!..
— Погоди ты, эскулап, — с трудом вклинился Дормидонт во вдохновенный монолог Серапионыча. — Скажи лучше, нашли вы там хоть чего, или нет?
Доктор чуть смешался — с горних высей его «приземляли» на грешную землю. На помощь Серапионычу пришла Надя:
— Государь, вы оказались на редкость проницательны: там и вправду была бутыль вина. И знаете, двести лет выдержки пошли ему на пользу — вкус просто бесподобный!.. Ведь правда же? — неожиданно обратилась она к своим спутникам.
Дубов лишь что-то буркнул и слегка покраснел, а Васятка легко согласился, что да, вкус у вина — лучше не бывает. Видимо, Васятка при этом рассуждал так: Вот ежели бы там оказалось вино скисшее, а он подтвердил бы, что вкусное, то это было бы вранье. А раз вина вообще не было, то и вранья тоже как бы и не было.
— Да-да, такого винца я еще в жизни не пивал, — радостно подхватил Владлен Серапионыч, дабы отвлечь внимание Дормидонта от смущения Василия Николаевича. — Мы даже хотели принести вам, но вспомнили, что вы не употребляете, и оставили, где нашли. И решили, что когда в следующий раз окажемся в ваших краях, то непременно допьем!
— Ловлю на слове, — усмехнулся царь.
— Впрочем, кое-что мы там нашли и кроме винца, — скромно заметила Чаликова. — Хотя, конечно, это далеко не то, что мы надеялись отыскать.
— Ну-ка, ну-ка, — подался вперед Дормидонт.
Надежда подняла худосочный мешок, лежавший возле ее стула, и высыпала прямо на стол содержимое — те несколько украшений, которые были в «кузнечном» сундуке с иконами.
(Поразмыслив, друзья решили именно их выдать за все, что им удалось найти. Это, по мнению Чаликовой, должно было бы отвадить власти от новых поисков, которые непременно бы начались, если бы Дубов и его товарищи сказали, что ничего не нашли. А так вроде бы и клад был найден, ну а что сокровищ так мало — не их вина. Местом же отыскания клада, по предложению Серапионыча, решили объявить берег озера, где после Анны Сергеевны и Каширского осталась глубокая и широкая яма).
Вооружившись дареной лупой, Дормидонт стал внимательно разглядывать украшения, однако особого восторга они у царя не вызвали:
— Да тут же, понимаешь, даже и не драгоценности вовсе, а так — пустячки.
— Уж не хотите ли вы, Государь, сказать, что это — ненастоящие драгоценности? — удивился Серапионыч.
Царь взял какое-то колечко с камешком, еще раз внимательно рассмотрел его в лупу и даже попробовал на зуб:
— Что тут скажешь? Золото вроде настоящее, и камень тоже, а сделано как-то наспех, без старания. Нет, конечно, я не бог весть какой знаток, но уж настолько-то разбираюсь.
— А вот это? — Василий протянул Дормидонту золотую брошку, которую он неудачно пытался подарить Настасье.
Однако Дормидонт лишь мельком оглядел брошку:
— Дешевка. Видите, и позолота кое-где сошла, и камешки половина выпали. Да какие там камешки — обычные стекляшки. Удивляюсь, как Степан мог на такое позариться!
— Ну, Степан же не сам грабил Новую Мангазею, — заметил Дубов. — А его воины могли и не разбираться в ювелирных тонкостях. Видят, красивая вещица — и в сумку.
Тут дверь медленно раскрылась, и в трапезной появился Петрович. Что-то в его облике показалось Чаликовой не совсем обычным, она только не могла понять, что именно. А если бы Надя пригляделась внимательнее, то заметила бы, что дырявая рубаха на Петровиче не болталась, как обычно, а заправлена в латаные штаны, и даже рваные башмаки были чуть чище, чем обычно. Кроме того, остатки волос теперь не торчали как попало, а были аккуратно зачесаны на плешь.
Перемены в Петровиче стали еще более наглядны, едва он открыл рот.
— Сударыня, — учтиво полупоклонился он в сторону Чаликовой, — и вы, достоуважаемые господа. Наш возница, почтеннейший Чумичка, хотел бы узнать, не изъявите ли вы желание тотчас пожаловать в карету и отправиться в Царь-Город, дабы не злоупотреблять покоем высокочтимого хозяина сего мирного прибежища?
— Право же, побыли бы еще, — неприязненно глянув на Петровича, сказал Дормидонт.
— Позвольте напомнить, сударь, что главная цель нашего пребывания в сием поместье уже достигнута, — еще учтивее продолжал Петрович, покосившись на разбросанные по столу украшения, — и лично я не вижу причин далее здесь задерживаться. Позвольте также милостивейше напомнить, что наш обожаемый правитель, сиречь царь Путята, ожидает нас, снедаемый надеждами на успешное обретение утраченного.
— Хоть завтрак закончить ты нам позволишь? — хмуро спросил царь. — Да ладно уж, садись за стол, съешь чего-нибудь, чего зря стоять.
— О нет, я не считаю себя вправе сидеть наравне со столь высокопоставленными особами, — отказался было Петрович, но почувствовав, что во второй раз его вряд ли пригласят, почел за лучшее согласиться: — Однако, ежели вы так настаиваете, то я, конечно же, присоединюсь к трапезе и откушаю что-либо от ваших невиданных щедрот!
С этими словами он присел на краешек стула и с помощью большой ложки переложил из блюда к себе на тарелку совсем немного (!) какого-то овощного кушанья, после чего стал медленно его есть, помогая себе вилкой и кусочком хлеба (!!), а от вина отказался вовсе (!!!), ограничившись кружкой кваса, да и то неполной.
