— Что со мной? — эль–Неренн не припомнила, чтобы раньше с ней было подобное. Болели все мышцы и суставы, ей было жарко. Произнести три слова оказалось нелёгким трудом — ни губы, ни язык не слушались.
— Что и должно быть, — Мегин осторожно опустила ладони ей на плечи, провела по ключицам, осторожно сжимая пальцы — даже сквозь платье прикосновение отдавалось жаром. — Сейчас выпьешь лекарство и ляжешь спать. — Это было настолько непохоже на обычную Мегин, что эль–Неренн сразу догадалась, о каком «лекарстве» идёт речь.
— Там… в ванной, на полке, — эль–Неренн попыталась махнуть рукой, но не смогла. Но Мегин всё поняла и секунд через десять уже вернулась, с бутылочкой в руке.
Настой действительно оказался горьким. Если бы Асетт не велела запить его обычной водой, пошёл бы обратно.
Асетт и Мегин помогли эль–Неренн снять верхнее платье и туфли, улечься — прямо на покрывало.
Мегин присела у изголовья кровати.
— Приятных снов, — шепнула она, провела ладонью по лицу эль–Неренн. Той показалось, что она тонет в горячем, необычайно приятном на ощупь сиропе. Тонуть было вовсе не страшно. — Отдыхай.
Шаги. Погас свет, дверь комнаты захлопнулась. Сквозь неплотно прикрытые шторы в комнату просачивался лучик лунного света. Эль–Неренн тонула, тонула, тонула… но комната волшебным образом оставалась вокруг неё.
- - -
Эль–Неренн рывком уселась.
Она летела куда–то, в облаках, где воздух был горячим и легко поддерживал её. Зеркала иногда появлялись, то справа, то слева — но никто не выглядывал из них, не бросал песок в глаза, не причинял боли. Мир был полон тепла и света. Она летела, долго летела…
— Где я? — прошептала эль–Неренн. Тут же поняла, где. Единственным освещением в комнате был всё тот же лучик лунного света — успевший проползти по стене и забраться на книжные полки. Но комната была настолько ярко освещена, что эль–Неренн видела каждый штрих узора на стене, напротив, прекрасно видела заглавие каждой из книг, каждый прутик и изгиб ивового коврика у входа.
Два коврика… один тростниковый, на котором оставляли обувь вошедшие, другой — ивовый, жёсткий — рядом. Предмет не из дешёвых, ива здесь не растёт. Эль–Неренн пыталась узнать, зачем нужен ивовый, но Мегин только расхохоталась, и у других эль–Неренн предпочла не спрашивать.
Эль–Неренн прижала ладони ко лбу. Мысли путаются. Попыталась встать — смогла. Суставы ещё ныли, но в целом она чувствовала себя настолько хорошо, что хотелось петь и плясать. Эль–Неренн засмеялась — звук оказался серебристым, чистым и приятным, никакого хрипа.
Она подошла к зеркалу.
Отражение улыбалось в ответ; иголочки не вонзались в затылок.
— Здравствуй, — эль–Неренн прикоснулась к стеклу ладонью. — Тебе тоже хорошо? Вот так бы всегда…
Отражение полностью согласилось с ней, повторив кивок своей хозяйки и одарив такой же белозубой улыбкой. Ой… а это что?
Эль–Неренн придвинулась к зеркалу. Пятнышки. На стекле. Показалось, что на щеке и шее отражения россыпь слабо различимых, тусклых, словно гнилушки, точек. Эль–Неренн повернула голову — пятнышки двигались вместе с отражением.
В замешательстве, эль–Неренн прикоснулась к тому месту, где — чуть ниже подбородка — было одно из самых крупных пятнышек.
Горячо. В месте прикосновения. Рядом — кожа ощутимо прохладнее.
Эль–Неренн засмеялась. Повернулась боком — сеть точек опоясывала шею. Сбросила нижнее платье, тонкую майку — прямо на пол, всё равно всё промокло от пота — повернулась, глядя на свою спину в зеркале.
Сложная паутина точек, все зыбкие, все плывут; одна, чуть левее — или правее? — позвоночника, между лопаток, была крупной и красноватой.
— Я всё вижу, — прошептала эль–Неренн, глядя на саму себя, закутанную в серебристую мантию, в слабое неверное свечение. Наклонила голову. Видно! Затейливая петля, что опоясывала — в зеркале — живот, была видна и на ней самой. Хуже, чем в зеркале, но видна.
Как жарко в комнате!
Эль–Неренн потянулась к полке, где была энциклопедия. Вытащила нужный том. Зрение было необычайно острым. Открыла одну из страниц… там была гравюра, изображающая женщину, завёрнутую в серебристую мантию. Точки на мантии и то, что эль–Неренн видела в зеркале, было очень похоже.
— Я вижу, вижу, вижу, — шептала эль–Неренн, вглядываясь в гравюру. По краям изображения была сложная вязь букв. Старое Ронно. Ей всегда хотелось перевести подобные надписи, но язык она знала плохо — и не у кого учиться.
Буквы дрогнули… эль–Неренн показалось, что они сплавляются, движутся, сами собой становятся буквами знакомого языка. Здешнего языка, нового Ронно.
— «Поймает сетью снов, прикосновенье бури откроет дверь во мглу, где обретёт покой», — продекламировала она. Захлопнула книгу, легко запрыгнула на кровать, с места. Взяла другой том, стихотворения — двуязычное издание. На левых страницах был текст на забытых или древних языках. Эль–Неренн открыла наугад.
— Люди–призраки, как вы медлительны, — шептала она, глядя, как буквы меняются, становясь знакомыми и понятными. — Как по разному безобразны вы… Заточённые в мрачной обители… беспробудно спящего разума…
Справа был перевод. Но он показался куда менее интересным, чем то, что эль–Неренн прочла сама.
Она спрыгнула на пол. Её переполняла сила. Эль–Неренн старалась двигаться осторожно, чтобы ничего не сломать. Подошла к картине — художник изобразил три крупных корабля, потрёпанных штормом — на входе в гавань. Пурпурное небо, сизые и чёрные тучи на горизонте.
— Он был там, — произнесла эль–Неренн, вглядываясь в картину. — Он был там, это точно! На среднем корабле… — она снова засмеялась. Звук смеха понравился ей.
Взглянула на часы. Не прошло и часа, как её уложили здесь… детское время, нет и двенадцати. И всё уже прошло. Точно, изумительное лекарство. Эль–Неренн приоткрыла бутылочку, принюхалась. И пахнет приятно… почему она раньше этого не замечала. Поднесла к губам. Горечь, но особая — ощущался сладковатый привкус. Можно пить. И даже запивать не нужно. Она отпила немного, закрыла бутылочку.
Надо пойти к остальным, рассказать им про картину. Они ведь не знают.
- - -
Эль–Неренн выглянула в коридор. Вроде бы никого. Тери должна дежурить на входе в женскую половину, но если Тери зачитается — пиши пропало, можно вынести всё, она и не заметит.
Добежать до душевой оказалось легко. Душ был и у неё, но такой крохотный и тесный — на кого рассчитывали, на швабру? Эль–Неренн юркнула в душевую. Никого. Отлично. Пять минут водных процедур — и всё, можно идти к остальным.
