– То есть Фуфель опальный ученый? Как же ему разрешили преподавать под носом у императора?! Он же мог тут такое наговорить, настроить всех против власти!!! И был бы прав!
– Увы, в этом заключалась вся жестокость наказания. Он мог бы рассказать, но на самом деле нет. Его поставили учить детей по официальным учебникам, только перед зачислением в штат применили заклинание вечной недосказанности. Оно запретное, но правитель его использовал без мук совести, даже посмеялся.
– Шутник, блин.
– На часть знаний поставили полный блок, на часть, чтобы он страдал, только ограничения. Пауль не мог рассказать прямо, только иносказательно подтолкнуть на определенные мысли... Но сколько он уже тут преподает, никто не слушает и не вникает, потому что керам неинтересны эти разборки. Почти все тут обычные маги, которых никто и никогда не тронет. Да и какому сумасшедшему захочется ворошить осиное гнездо?
– Какой лестный комплимент профессор, Альман, – усмехнулся Эр, плавно поднимаясь с дивана и направляясь ко мне. Легонько коснувшись губами щеки и услышав скрежет зубов Раймонда, эльф с воодушевлением произнес. – Нас ожидает удивительные поиски артефакта или хотя бы записей о его создании, будем надеяться, что старик решит устроить все свои злодеяния в эту ночь, и мы поймаем его с землянкой в одной руке и артефактом в другом. Слишком радужно, вас ничего не смущает?
– Нам нужно просто поймать ректора, а уж что будет в его руках не так важно.
– Как самонадеянно, – нахально усмехнулся Эр, подходя к Альману и смотря тому в глаза. – Надеюсь, вы сознаете свою ответственность…в этот раз.
– Вы же знаете…
– Да-да, все продумано. Но я думаю, Керон лишь играет на публику, показывая свою нервозность, а на самом деле у мага есть пару тузов в рукаве, проиграть не хочется, – Эр перевел взгляд на меня, и на миг показалось, что серость в его глазах стала такой густой мутной и поглощающей, что я, смотря на нее, начала покрываться инеем. – Посмотрим, кто окажется прав. А пока наслаждайтесь, профессор Альман, мигом своего превосходства, но знайте, я не отказываюсь от своего. Всего светлого, кера Софи.
Дверь захлопнулась, и я вздрогнула. Из губ Раймонда вырвалось «демон», а следом в дверь полетел стул, разбиваясь вдребезги. Никогда не видела, чтобы Альмана настолько сильно накрывала злость. Настоящая, его, не сокрытая внутри тьмы, а человеческая злость. Синие глаза пронзили своей остротой, и я привычно отошла к шкафу, вжимаясь в дверцы. Даже немного смешно, что до сих пор во мне живет страх перед этим мужчиной в минуты его ярости.
– Вот скажи, сколько еще ты будешь ставить свою жизнь на кон?! Кера Софи, почему ты лезешь всюду?!
– Раймонд, разве это так плохо?!
– Отвратительно…что все легло на твои плечи, а я даже представить не мог, что молоденькая кера, рискнет сунуться в пекло, найдет подход к эльфийскому принцу, да демоны побери, даже ко мне! – Раймонд порывисто подошел ко мне и схватил руками лицо, заставляя смотреть в свои глаза. – Даже не представляешь, как хочется попросить тебя отказаться от этой затеи.
– Я лишь потанцую с принцем.
– И больше никуда не полезешь?! Даже если в меня полетит тысяча стрел, не будешь кидаться, пытаясь защитить?
– Ну…
– Иногда думаю, что лучше убить тебя собственными руками и заранее, пока моя нервная система не взорвалась, – впервые я услышала нервный смешок из уст Раймонда. Долгое ожидание того стоило, это достижение даже круче в рейтинге самых опасных проделок. – Софи…
Договорить он не смог и поцеловал. Не так как раньше. В этом прикосновении губ не было страсти, опаляющей кожу, напора, которому сложно сопротивляться – это невиданная слабость мужчины и в то же время его превосходства. Надо мной, над собой, над этой жизнью, где мы никак не должны быть вместе, но он вопреки запретам, позволял себе целовать меня. В каждом его жесте мольба – горячие пальцы легонько расстегнули верхнюю пуговицу и просились к следующей, губы позволили чуть больше и хотели оставить на коже отметины, рука, едва коснувшись тела, хотела смять его грубее. Стон замер в горле, мое тело натянулось, как тетива, глаза Раймонда смотрели прямо, спрашивая разрешения… Услышь он «нет», все равно бы сорвался, я почему-то была уверена в этом. Мужчины, так касающиеся тела, не смогут отказаться от его обладания. Я лично не смогу не откликнуться…
– Останови, Софи…– все же произнес Раймонд тяжелым голосом, чувствуя, что находится на границе дозволенного.
Ты не тот, с кем мне можно быть ни сейчас, ни потом. Ты не тот, которому стоит отказывать. Зато ты тот, от которого стоит бежать, а я стою на месте, нежась в страсти. Мужчина сам знает, насколько все запретно, наша любовь – игра с огнем, но он лишь предлагает сгореть вместе. Как неосмотрительно, я добровольно сдаюсь. Пуговицы слетают одна за другой, блуза падает к ногам, как и Раймонд, покрывая мое тело обжигающими поцелуями. Этот мужчина настоящий безумец, раз позволяет себе обладать землянкой…
– Это неправильно, – хрипло произносит Альман, сминая мои бедра.
– Мне все равно.
Он ухмыляется в ответ, подхватывая меня на руки:
– Мне тоже.
***
В день бала все было в той же степени отвратительно, в какой и прекрасно. С самого утра, стоило только разлепить глаза, жизнь шла вразрез с планами, что в такой ответственный для нашей компании день не могло не настораживать. Казалось, все вокруг вопило: «ребята, не сегодня, вам п…плохо будет». Но все усиленно пытались вернуть ход действий в нужное русло, и ведь получалось. Вот проснулась я от звука разбивающегося стекла: в наше окно с утренними петухами влетел кирпич с обмотанной записочкой, призывающий одну развратную девицу покаяться в своих утехах и отвалить от приличных мужчин.
– Это они про меня, Софи? – спросила Элла с выступающими на глазах слезами.
– Успокойся, это по мою душу, – махнула рукой, отворачиваясь к стене. Вчера весь день бегала от Альмана, который прохода не давал, поскольку подозревал, что я собираюсь снова куда-то вляпаться. Через полчаса в окно влетел второй кирпич. – О, тут уже с извинениями… Виновные наказаны и раскаялись в содеянном, а ты еще переживала.
– Знаешь, Софи, – хлюпнула носом Элла, – а Раймонд все же пострашнее Эра будет.
– Поздно, Элла, поздно! От этого уже не сбежишь, – хихикнула я, направляясь в ванную комнату.
Чем ближе к балу, тем страшнее, коленки тряслись, а в душе поселилось неприятное чувство предстоящей катастрофы. Может, виной тому завываний идарийского червя, который чертил под луной пентаграммы своей слизью и складывал веточки в слово «жертва», то ли в словах Авери, что Аркон пообещал ни на минуту не отходить, охранять и никому не отдавать. Кажется, землянке что-то действительно угрожает, но в это меня не посветили, явно чтобы не полезла на рожон. Так и ходила взад-вперед, потирая руки и смотря на минутную стрелку. Зато стоило выйти, как очередная активистка движения «за благополучие Аркона» в сообществе с ревностной заступницей краснокнижных эльфийских принцев, влепили в мое платье взбитые сливки с ягодным джемом. В этот раз заступником стал Эр, будто стоящий за поворотом и ждущий минуты, чтобы появится с коробкой.
– Чтобы ты без меня делала? – сказал он, заходя вместе со мной в комнату.
– Пошла голой.
Бровь блондина заинтересованно поднялась вверх. Он даже не постеснялся мне показать меня же в своих фантазиях, но детально он представил не нижнее белье, а лицо Вильмонда при виде сего великолепия на балу, потом Раймонда, поджигающего дворец магией, и в завершении потерю сознания Аркона с красными от смущения щеками. Кстати, неплохой план Б, этакий отвлекающий маневр для всего зала.
– Эр… – я вышла в сверкающем тысячью льдинок платье. На солнце оно так ярко сверкало, что пришлось щуриться. Как вторая кожа, морозный узор на тонкой ткани прилипал к телу. И смотрясь в зеркало, в отражении которого через секунду появился и Эр, я вдруг поняла. Это платье он давно выбрал для меня. – Князь Латос, зачем ты так?
