Она светилась от счастья, что-то говорила и сжимала руку мужа, отодвинув всех остальных людей на второй план. Ведь это был её храм, какие бы сны не снились Кагану.
***
К Сайдуну он шел с улыбкой. Заряженный словами Катун, реакцией толпы. И даже понимая, что они радовались бы даже свинье, он не мог избавиться от чувства гордости за то, что сделал. Пусть это и было мало на самом деле. Но важно ведь, как это выглядит в глазах людей.
«Как это выглядит в глазах людей.» — повторил он мысленно, замедляя ход.
Остановился, приподнял на ладони веревку с монетами и горько усмехнулся. Радость упорхнула, оставила его с кучей присохшего дерьма к душе. Может быть, ему и правда стоит остановиться? Прекратить охоту на избранных? Ведь… Ведь он просто знал, что так и должно быть. Ведь только это и было объяснением, почему он живет века, почему ему не надо питаться, спать. Почему он не болеет. Какое еще объяснение может быть? Это всего лишь награда за те спасенные жизни, которые не забирают к себе избранные.
А тем временем, до празднования дня рождения сына Кагана оставалось полторы недели.
Оставшийся путь он плелся, перебирая монеты, словно четки. Глупое действие, которое всё же успокаивало. Да и с каких пор…
— Я слишком много набрал от других людей. — Прошептал Конрад, оказавшись у дверей Сайдуна.
Он постучался. Никто не ответил. Постучался сильнее. Снова ничего. Постучался в третий раз, а затем потянул дверь на себя.
В комнату светило заходящее солнце, но что в ней было Конрад не мог описать, даже если бы у него появилась в этом потребность. Склянки, банки, инструменты всяких форм, реторты, куски лягушек и ящериц, кора деревьев несколько горстей песка, на первый взгляд совсем одинаковых, и посреди всего этого откинувшись на стуле спал Сайдун.
Он запрокинул голову и похрапывал. Из уголка губ стекала слюна прямо на рецепты или чертежи. Из-за отвратительного почерка невозможно разобрать, что он написал, а рисунки могли значить что угодно.
Конрад подергал его за плечо.
— Вставай, мне нужно масло.
Сайдун открыл глаза. С места подпрыгнул, проходя сквозь собственные завалы, как пьяный хомяк через камнепад. Зацепил несколько колб, и они упали, разбились рядом с еще кучей осколков. Наступил на доску, та словно выпущенная из катапульты подлетела и воткнулась в серо-бурую массу, которая когда-то была растением.
— Что тебе надо? Тебя Хала прислала?
— Ну да. — ответил Конрад. — мне нужно масло. Чтобы устроить поджог. Ты ведь помнишь?
Сайдун сглотнул, посмотрел по сторонам, выглянул в окно, попытался увидеть что-то за спиной Конрада.
— Нет, всё, хватит. Я выхожу из этого, я не участвую.
— В смысле? От тебя требуется только масло. Ты же собирался участвовать в бунте.
— Нет. Уже нет. Я еще три месяца назад сказал ей. Она… Она… угрожала! Но я не боюсь. О нет. Мне уже не страшно. Вы ведь трусы. Я слышал, что вы украли девочку. Я знаю это. Мне Нарайа все рассказала. Она знала, что вы готовы на все.
— Это переворот, Сайдун. Здесь не обойтись без крови. Мы же пытаемся спасти простолюдинов, чтобы они не попали на копья.
Алхимик нервно засмеялся.
— Всё то же, что и она говорит. Но нет. Ты её псинка. Я не собираюсь. Я хотел науки, я завидовал, что другие могут служить Кагану и изучать. — Он наклонился вперед. — Но наука нужна в первую очередь мне. Я могу изучать, что я захочу. Слышишь? Вы мне больше не нужны. Проваливай!
До дня рождения избранного оставалось полторы недели.
— Ты получишь всё, что захочешь. Просто скажи мне, где у тебя эти бутылки? Отдай и я уйду. От тебя больше ничего не потребуется.
— Ага. Как же. Знаю я таких как вы. От меня всегда ничего не требуется. Потом снова не будет требоваться, а потом еще и еще. Знаешь, что Хала заявила дать ей? Яд! Чтобы… аааа, ты же не бывал на собраниях, ты всё с ней кувыркался.
Конрад возмутился.
— Я не…
— Плевать. Лги сколько хочешь. Этой суке на всех плевать. Подставила своих людей, чтобы ты развлекся? Тебе-то хотелось просто поиздеваться над кем-то, кого уже искать не будут.
Конрад шагнул к Сайдуну.
— Она, что, убила собственных людей?
— По твоей же просьбе! Мне Нарайа все рассказала. Только и она не дура — сбежала, пока её не отравили.
— Да что ты несешь? Еще скажи, что Хала травила других заговорщиков.
Сайдун замер и оскалился.
— А то ты не знаешь. Проваливай.
— Нет. Мне нужно масло.
— Так возьми у торгашей.
Конрад пошел на алхимика, переступая различный мусор.
— Ты обещал, а значит сдержишь своё слово. Просто скажи, где эти проклятые бутылки. Я не хочу ждать еще год. Ты меня не…
Сайдун достал из-за пояса скальпель и бросился на Конрада.
Тот выхватил кинжал, увернулся, врезал обратной стороной лезвия по предплечью алхимика и уже хотел схватить его самого, как Сайдун поскользнулся на пустом кувшине и насадился нижней челюстью на кинжал.
Конрад даже не успел убрать руку. Он выдернул оружие, опустился к алхимику. Острие прошло слишком глубоко — в самый мозг, разрезав язык.
Сайдун еще какое-то время барахтался, заливая кровью пол, а затем умер.
— Неудача. — Проговорил Конрад, заметил, что кровь течет по половицам и на всякий случай положил мертвеца головой в небольшой тазик.
Затем выдохнул, запер дверь и сел на стул. Надо было обдумать новую информацию.
Сайдун мертв, Нарайа сбежала, привести кого-нибудь, кто расскажет, что надо смешать и что подойдет для задачи Конрада — не выйдет. Мало времени, чтобы найти подходящего и надежного человека.
«А еще, чье исчезновение, никого не побеспокоит.»
Конрад мог бы попытаться найти книги, рецепты, но всё это займёт уйму времени. А еще нужно самому провести эксперименты…
Он оглядел комнату и покачал головой. Нет. Несколько дней уйдет только на то, чтобы разгрести завалы, еще неделя, чтобы понять, что и для чего нужно. К сожалению, в чем в чем, а в алхимии и реагентах Конрад совсем не разбирался.
Он запрокинул голову, посмотрел в потолок, затем на труп.
— Задал же ты мне задачку.
***
После посещения алхимика Конрад отправил записку Хале через владельца чайхоны. Видеться с ней слишком часто становилось невыносимым, а после того, что сказал несчастный Сайдун, еще и опасно.
Он старался не показываться и готов был видеться с Ламушем или Катун, если они прикажут, но такого не случилось.
От посетителей чайхоны, Конрад узнал, что Ламуш с головой погрузился в работу с храмом. Он лично проверял учебники, оценивал учеников, разговаривал с ними, выгонял и много чего другого. По слухам, за первый день набора через него не прошел ни один человек. Все оказывались или слишком глупыми или старыми или молодыми или ему казалось, что человек обворует не только тех, кто с ним будет учиться. Но еще всю библиотеку и жрецов в придачу.
Конрад ждал в едва сдерживаемом нетерпении, когда его положат в тушу и зашьют. Одна мысль об этом вызывала панику, желание собрать всех кого можно и обсудить, но времени уже не оставалось, планы уже завязали на быке, если что-то менять сейчас, то придется ждать другого удобного случая.
— Пусть будет, что будет. — Говорил себе Конрад, каждый раз, когда ложился спать. То есть, каждые шесть часов.
И он почти проспал приготовления. Но владелец чайхоны принес письмо, в котором говорилось, что Конраду пора прийти в гости к торговцу.
Дорогу он знал.
Его ждала Хала с мужьями и торгаш. Бедолага успел поседеть и превратиться в жалкую подобию себя. Щеки обвисли, глаза впали, кожа, что обтягивали жирную шею, теперь списала как паутина в брошенном здании. А в огромной кухне уже лежал бык, с вычищенными внутренностями.
— Как поживает Сайдун? — вместо приветствия спросила Хала.
— Мёртв. Он хотел нас сдать. — Сухо ответил Конрад.
— Давно пора. — усмехнулась она, будто это ничего не значило. — но он успел тебе передать что договаривались?
— Сам взял. Он был несговорчивым.
