и пошла обратно к нам.
Лицо моего отца было поражено. «Он нам отказал?»
«Я сказала ему, что мы сможем развлекать его гостей всю зиму,» поначалу тетя Мириам не могла вымолвить ни слова. «Я обещала, что мы будем ставить столько спектаклей, сколько он пожелает. Но он говорит, что его боль от потери Мойры слишком велика. Он говорит, что встреча с нами будет ежедневным напоминанием о его горе. Он хочет, чтобы мы уехали сегодня же.»
«Уехать?» повторил мой отец. «И куда же идти?»
Все в семье выглядели ошеломленными, кроме Маркуса и моего двоюродного дедушки Мартина.
Зажав в зубах трубку, дедушка Мартин издал звук отвращения. «А чего ты ожидал? Мойра потратила годы на то, чтобы убедиться, что ты нуждаешься в ней, зависишь от нее, а ты следуешь за ней, как дети. Таких исполнителей, как все мы, можно встретить, путешествуя по любой дороге. Именно она была нужна Кэмдену здесь. Мы все-просто багаж. Она об этом позаботилась, и ты ей позволил.»
Так что я была не одинока в своих догадках и страхах — хотя мне было наплевать на некоторые выводы, которые он делал о моей матери.
«Что случилось?» Снова спросила Мария, сжимая мою руку.
Все замолчали, но у нас не было другого выбора, кроме как забраться обратно в фургоны и выкатиться со двора. Мария тихо заплакала, и этот звук разбил мне сердце.
В течение всей этой зимы я думала, что жизнь для нас не может стать хуже.
Мы не могли выжить в безлюдных районах, так как были артистами и нуждались в людях для развлечения. Я понятия не имела о том низком мнении, которое многие феодалы и городские магистраты имели о бродячих путешественниках. Часто мы едва успевали разбить лагерь за пределами города или большой деревни, как солдаты или местные полицейские приходили, чтобы прогнать нас.
Мария услышала много слов, которых никогда раньше не слышала. Эти люди называли нас грязными цыганами и циганами, что означает «бродячие вор». Термин «Мондиалитко» означал «маленькие дети мира», и это было все, что Мария когда-либо знала, чтобы ее обожали и защищали, как маленький образ моей матери. Я видела, как в ту зиму она превратилась из веселой маленькой танцовщицы в испуганного ребенка, прячущегося внутри себя.
И мой отец, и тетя Мириам оказались почти бесполезны. Они казались потерянными и плывущими по течению без моей матери. Я стала полагаться на Маркуса, который был тихим человеком, но он поддерживал нашу жизнь, охотясь всю ночь. Я позаботилась о том, чтобы он оставался один и спал днем. Некоторые другие мужчины тоже пытались охотиться, но это не было их ремеслом, и они не были оборотнями, как Маркус, поэтому они принесли очень мало.
Оленей в ту зиму было мало, и даже Маркус мог выследить только столько кроликов и фазанов — опять же, недостаточно, чтобы прокормить двадцать человек. Нам было очень трудно найти траву для лошадей, особенно когда нам никогда не разрешалось долго оставаться на одном месте.
Ближе к середине зимы куры перестали откладывать яйца, и мы начали их есть.
Дрова тоже оказались проблемой. Вот уже тринадцать лет нашим людям не приходилось искать дрова зимой. Большая часть того, что им удалось привезти, было слишком мокрым и слишком зеленым, чтобы гореть, поэтому мы начали складывать его в фургоны, где могли, чтобы попытаться высушить.
В Восточной Дроевинке снега почти не было, но он все-таки замерз, и мы провели много холодных ночей, съежившись под одеялами в повозках. Я думаю, что эти ночи были самыми тяжелыми для Дедушки Мартена и его стареющей жены Летиции.
Один из моих самых мрачных моментов произошел, когда Мария подошла ко мне и прошептала: «А как же мой день рождения?»
Я чувствовала себя так, словно меня пнули в живот. Мария родилась в середине зимы. Еще в замке Бельфлер мать всегда смотрела на Луну и выбирала день, чтобы отпраздновать рождение Марии. Лорд Кэмден обычно заказывал что-нибудь особенное к обеду, и он всегда дарил Марии новое платье, и она танцевала для всех — и была обожаема.
Но теперь… что я могу для нее сделать?
С улыбкой я обняла ее за худые плечи. «Я ничего не забыла.» Даже несмотря на то, что так оно и было.
На следующий день мы разбили лагерь возле высохшего кукурузного поля. Я ускользнула и собрала несколько шелух. Пока я была там, я радовалась, обнаружив небольшой участок лука, который кто-то забыл выкопать во время осеннего сбора урожая. Я выкопала все луковицы, какие только смогла найти. Затем я вернулась к повозке, нашла несколько лоскутков ткани, сделала Марию куклой из кукурузной шелухи, одетой в платье, и спрятала ее.
К моей вечной благодарности, Маркус в ту ночь сбил оленя.
Так что на следующий вечер мне удалось приготовить большую кастрюлю тушеной оленины и лука для всей семьи. Я каким-то образом превратила это в празднование Дня рождения Марии и подарила ей куклу. Полный желудок мяса и Лука пошел всем на пользу, и Миколай играл на скрипке, а Мария танцевала для нас вокруг костра.
В ту ночь она легла спать счастливая и дважды поцеловала меня.
Через неделю наша корова сдохла, и хотя это означало, что молока больше не будет, мужчины разделали ее, и мы жили на этом мясе.
Когда наступила весна и деревья расцвели зелеными листьями, я радовалась теплому воздуху и удивлялась, что мы все как-то сумели выжить. Мир снова показался нам более светлым, так как теперь пришло время двигаться на юго-восток к месту нашего назначения поздней весной и летом.
И все мы знали, что никто нас не прогонит.
Князь дома Егора владел обширными землями яблоневых садов и ягодных полей, так много, что он не мог нанять достаточно крестьян, чтобы справиться с урожаем, — и земляника начала прибывать поздней весной. Много лет назад он дал понять, что если кто-то из Мондиалитко захочет работать на жатве, то они могут разбить лагерь на большом лугу примерно в полулиге от его замка.
По меньшей мере четырнадцать караванов Мондиалитко приходили каждый год, в том числе и моя собственная семья.
Нам было очень приятно жить среди своих в сырую весну и теплое юго-восточное лето. Сначала мы собирали клубнику, потом малину, потом чернику, а
