Выспрашивали у всех, в том числе и у местного предводителя с распухшим носом. Народ угрюмо молчал, а голова, испугавшись, что пришлые ливонцы учинят буйство по этому случаю, всячески содействовал розыску, сам лично допытывался у своих горожан, но ничего не выяснил. Кто-то сказал, что и раньше здесь случались потери людей, кои потом не находились, но все грешили на происки ведьм и прочей чертовщины, которые в лесу могли творить, что им заблагорассудится. А теперь, когда могучий пришелец надругался над их святыней, где раньше лежали все местные святые и сейчас могут омываться только избранные, кара его и настигла. Аминь.
Добрыша организовал в лесу розыски, заручившись поддержкой головы, но никаких следов чего-то необычного, пусть то — свидетельства борьбы, капли крови и тому подобное — обнаружить не смог. А Васька без боя просто так не сдался бы. Эх, если бы своенравный Чурила не ушел! Его навыки могли здорово помочь, а так, спустя три дня, пришлось признаться: пропал человек, и ничего тут не попишешь. Воевода решил идти дальше.
Ну, а Буслаев сидел в погребе и испытывал при этом массу неудобств. Как-то кормиться с миски он приспособился, нимало не смущаясь сравнению себя со псом. Вот справлять другие человеческие потребности, будучи и днем и ночью в проклятых колодках, было сложнее. Пришлось избавиться от штанов, так елозя по опорному столбу погреба, что вся задница оказалась в занозах, как швейная тряпичная подушечка в иголках. Но тяжелее всего было от зуда: чесалось все тело, а особенно те места, к которым подобраться, используя все тот же столб, было решительно невозможно. Васька придумал про себя, что легкой смерти у свинобратьев не будет, как и у этого «Печеного яблока». В том, что ему удастся рано или поздно выбраться, он нисколько не сомневался. Если его не убили сразу же, значит, он для чего-то нужен. И позднее стоит постараться, подумать и выбраться из этой ситуации. Главное — не отчаиваться. Всякое в жизни бывает, но выхода нет только из гроба.
Почти неделю он просидел в погребе, натер себе до крови шею и запястья о полированные, но не ставшие от этого мягкими, бока колодки. Потом один из свинобратьев распахнул перед ним дверь и жестом приказал выходить во двор.
Была ночь, и это показалось Буслаеву добрым предзнаменованием: днем он непременно бы ослеп от солнечного света. Свинобратья посмеялись, указывая на пленника пальцем, а впервые появившийся «Печеное яблоко» сказал:
— Вот ты и выглядишь, как помойная собака.
— Я-то когда-нибудь отмоюсь, а вот эти свиньи на всю оставшуюся жизнь останутся свиньями. Так и переведи им, — ответил Василий.
Братья, прослушав своего коллегу, одновременно раздули ноздри и одновременно ударили лива ногами. Точнее, попытались ударить, потому что Буслай был к этому готов и отбил оба пинка метко подставленным краем колодки. Свинобратья в унисон взвыли и схватились за ушибленные конечности. Ваське тоже перепало по стертым местам, но он был готов это дело перетерпеть.
— Боюсь, отмыться тебе придется только в другой жизни, — гневно зашипел «Печеное яблоко».
— Поживем — увидим, — ответил Василий.
Во дворе стояла телега с глухим ящиком на ней. Размеры этого короба позволяли разместиться в нем паре человек с севера, тройке — с юга и миллиону карликов, величиной с ноготок. Буслай поставил под сомнение факт, что эти негодяи специализируются в перевозке карликов, и был, безусловно, прав.
Прихрамывая на правые ноги, свинобратья, не решаясь больше драться, затолкали Буслаева внутрь этого ящика. Незамеченные ливом лошади тронулись, Василий уперся колодкой в угол и попытался расслабиться. Судя по направлению движения, они ехали к морю. Хотя вполне могли по плавной дуге изменить курс и двинуться, положим, в пески пустынь, но Васька в этом почему-то сомневался.
Было несколько остановок, что-то догружали на телегу, кто-то с кем-то переругивался, потом опять долгий путь, завершившийся, наконец, шумом прибоя и перемещением ящика на какое-то судно. Шел дождь, и сквозь плотно подогнанные доски ящика внутрь просачивалась вода. Буслаев пытался подставлять лицо под ее тоненькие струйки, пил и просто смачивал глаза, лоб и щеки. Ящик плавно закачался, а сверху дурашливо закричали безумные чайки.
Таким вот образом Василий Буслаев и оказался в имении Боархогов на Британских островах.
— Хорошо, хоть колодки сняли, — сказал под конец рассказа Василий. — Только штаны, гады, так и не дали.
— А мне — дали, — усмехнулся Стефан. — Ну и толку-то? Сидим с тобою вместе и не жужжим.
— Лишь бы нас в паре не поставили назавтра, — вздохнул Буслай.
Да, такой поворот был бы не самым приятным. Дюк подумал и предположил, что два человека, да еще и с оружием могут дорого продать свои жизни. О том, чтобы драться друг против друга он даже не помышлял.
— Хотя — вряд ли, — словно прочитал его мысли Василий. — Я тут на животных специализируюсь, так сказать. Пришлось однажды с медведем, очумевшим каким-то, бороться, разок с парочкой волков. Эти орут, радуются, особенно свинобратья стараются, аж на визг исходят. И все Архангелу Михаилу кланяются, типа покровителю. Устроили здесь константинопольский Колизей.
— Ну и как с медведем? — задумавшись о чем-то своем, поинтересовался Стефан.
— Так я ж с бортниками на промысел ходил, — ответил Буслаев. — Там и не такое случалось.
Они помолчали, причем Василий терпеливо ждал, чем же закончатся размышления рыцаря. Он надеялся, что Дюк в данный момент не о судьбине своей сокрушается, не вспоминает с тоской родных и близких, а ищет варианты освобождения.
— Их, конечно, много, — начал Стефан, чем подтвердил предположения Буслаева. — Но, чтобы выбраться, нам нужно внести такую сумятицу, чтоб никто ни о чем не думал, как только о своем спасении.
— Ну, в наших условиях, это возможно лишь при хорошем пожаре, — сказал Василий. — Если бывает, конечно, такой пожар — хороший.
— Правильно, — согласился Дюк. — Пожар, плюс ужасная смерть свинолюдей. Наглядный пример — лучшее предостережение, чтоб никому неповадно.
— Всех, — изменившимся голосом добавил Буслай. — Всех свинолюдей.
— Да, всех, — кивнул головой рыцарь.
Утром им принесли поесть остатки с барского стола. Отворивший дверь слуга подозрительно пошевелил носом.
— Чего-то горелым припахивает, — сказал он.
— Пошел отсюда, хам, — сказал Дюк. — Или, лучше, иди сюда, я тебе еще и искры из глаз устрою.
Слуга, оставив миски с едой, поспешил вон.
Покончив с завтраком, Стефан принялся усердно разминать свои мышцы. Хотя это и претило физиологии — вряд ли найдется зверь, который после еды начнет скакать по прерии или болтаться на лианах — но все-таки с возрастом мускулы имеют свойство терять свою эластичность. Для приема нагрузки их приходилось тщательно «прогревать», если время позволяло. Сейчас время в наличии имелось. Скорее всего, тешиться схваткой хозяева и гости будут перед обедом, когда похмелье сгонится кружкой-другой эля, а мир потребует разнообразия. Василий, глядя на пример старшего товарища, кряхтя и постанывая, тоже принялся махать руками-ногами.
