Нонус»
Я поспешно разорвала записку, почему-то застыдившись. Будто хотела спрятать ее содержание не только от чужих глаз, но и от себя.
«Да он сумасшедший!» — я попробовала возмутиться, но обнаружила, что улыбаюсь. «Покажусь…» — значит, он и сейчас следит за мной? Я поднялась, держась за перила, огляделась. Территория дворца казалась пустой. Только крону большого дерева слева облюбовала стая ворон. Черные шарики перьев казались нанизанными на ветки — странное ночное украшение. И я зачем-то вспомнила, как играла с маленькой Антеей в зимнем саду, лепя из снега шарики и прицепляя их на голые ветки молодой яблони.
«Антея!» — лицо окаменело. Почему воспоминания о дочери всегда являются так, без предупреждения, в любое, и не отведенное для скорби время? Обычно я тут же погружалась в них с головой, не в силах противостоять напору горестного потока, но сейчас вдруг захотелось сопротивляться. Наверное, в глубине души я понимала: в моем новом состоянии скорбь и тоска могут полностью заполнить пустое тело и толкнуть тварь, которой я стала, на страшные дела.
«Мое новое состояние…» Я дотронулась до шеи, и пальцы нащупали гладкую кожу. Рана полностью затянулась, только покрывшийся панцирем засохшей крови лиф платья напоминал о недавней почти-смерти. Об изменениях цвета кожи сложно было судить в ночной тьме, но, кажется, руки стали бледнее. Если приглядеться, под кожей можно было различить синий узор сосудов.
«Постой, Ариста! Ты видишь тонкие нити сосудов, ты только что прочитала записку… в почти абсолютной темноте?!»
Ого! Значит, твари видят в темноте не хуже кошек! Я с энтузиазмом уставилась вдаль, и скоро обнаружила, что могу различить мелкие детали и даже размытые фигуры людей за стенами далеких домов. Фигуры были не тенями, наоборот, они словно светились. Этот свет мелко, ритмично подрагивал, также часто, как бьется сердце.
«А мое сердце теперь бьется?» — Я приложила ладонь к вене на шее, проверяя. Одна вялая волна пульса, через полминуты вторая. И все. Сердце затихало. Наверное, после первой жертвы остановится совсем.
Тем не менее, я не могла назвать себя мертвой, нежитью. Какая-то странная работа внутренних органов в теле велась. Жгло в правом подвздохе, печень как губка переполнилась очень горячей жидкостью и, будто взяв на себя роль сердца, периодически выжимала ее из себя, наполняя теплом все тело. Желудок молчал. Я со страхом ждала, что проснется голод твари, но он или еще спал, или вообще не был близок человеческому. Десны в области верхних и нижних клыков набухли и чесались. Превращение в тварь шло полным ходом.
«Интересно, можно ли еще остановить его?» — Я чувствовала положительный ответ на этот вопрос. Все можно изменить, кроме смерти. А я, что бы Нонус ни писал в записке, чувствовала себя до сих пор живой. Просто живой немного иначе.
Я простояла на балконе до утра, прислушиваясь к новым ощущениям, пытаясь увязать их со знакомыми понятиями, и чем дальше заходило превращение, тем знакомых понятий становилось меньше. Утром же ушла во внутренние помещения старого дворца.
Оказалось, Нонус напрасно пугал меня солнцем. Для новообращенных тварей оно не было жгучим, только тянуло силы. Оно делалось все ярче и сильнее, в то время как я слабела, превращаясь в тень. К полудню я задремала, улегшись прямо на пол. Сначала иногда приоткрывала один глаз: разбирало любопытство, как же Нонус следит за мной, и я надеялась поймать взглядом его или его соглядатая, потом уснула совсем.
…Снилось, что солнце, обратившись сияющей тварью южан, запустило горячие зубы, длиные и плоские, как у крыс, мне в шею и тянет остатки драгоценной жизни… Я проснулась с криком. Солнечный луч, проникший через щель в створке высокого окна, действительно, проедал шею. На коже появилось отчетливое красное пятно ожога. Превращение в тварь завершалось, закрывая передо мной дверь в дневную жизнь.
Солнце было тому виной или неостановимое безжалостное время, но силы иссякали. Я кружила по пустым залам брошенного дворца почти в беспамятстве. А сияние солнца лишь разрасталось, хотя близился вечер. Оно жгло немилосердно и как тень резко обозначало новую черную пустОту в моем теле. Голодную, очень голодную пустОту. Превращение замедлялось. Внутренним органам для работы требовалось топливо — живая кровь. Без него они останавливались. Холодная кровь замерзала в сосудах, обжигая изнутри. Сердце то отчаянно трепыхалось, то тоскливо замирало в немом ожидании. Это ожидание было хуже всего. Я чувствовала себя висящей над бездной, и от взгляда вниз все мертвело внутри. Осмелеть бы, расцепить пальцы и раскинуть руки в последнем полете-падении!
Я вздрогнула и открыла глаза. Оказалось, я опять забылась, прислонившись к колонне бальной залы, за которой когда-то пряталась от Макты и его тварей. Солнце давно ушло, щели в створках окон чернели дырами в зимнюю ночь. Но я по-прежнему ощущала сводящий с ума неведомый свет вокруг, он все также жег кожу и обозначал дыру внутри, голодную и тяжелую. Что же он?
Я рискнула выйти на балкон и теперь поняла: свет был чужими жизнями. Как его много в Карде, вместе люди сияют ярче солнца! Жаль, что сами они никогда не узнают об этом вдохновляющем эффекте… -
«Ариста, что за голодная философия?» — упрекнула я себя и беззвучно засмеялась. Еще днем я заметила, что дыхание становится легким и вовсе пропадает. Теперь, чтобы громко сказать что-то, требовалось набрать полную грудь воздуха, иначе звука не получалось.
Собратья-твари уже охотились. Обострившееся зрение улавливало быстрые передвижения крылатых теней высоко в небе. Иногда они пикировали на улицы города, поодиночке или группой, и через мгновение вновь ныряли в тучи с сияющей добычей. Наверное, и мне пора присоединиться к ним?
Я представила, как нагоню на улице прохожего, как вцеплюсь зубами ему в шею. Хорошо, что можно не дышать и не узнавать запах немытого тела, незнакомого ни с мылом, ни с духами. Потом буду долго тянуть его кровь — его жизнь, пока она не кончится и сияние не угаснет. Тело задрожит, потом обмякнет в моих руках. И ничего нельзя будет вернуть. Пустота напитается светом украденной жизни, а через день сожжет его и потребует снова. Еще, еще!
Нет, пока эта картина вызывала тошноту, а не голодную слюну. Я возвратилась в тронный зал. К счастью, отвращение пока сильнее голода, но что будет завтра? И я опять кружила по огромному залу:
«Может, все-таки лучше выйти на охоту сейчас? Голод пока слаб, я обойдусь каплями жизни. Остановлюсь вовремя, не убью. А завтра… Кто знает, что будет завтра? Может, завтра жажда крови разрастется до размеров вселенной, мне и города будет мало?»
