Никко окинул Арвина испытующим взглядом, затем, пожав плечами, он уселся на кушетку бок о бок с юношей.
– В Чессенте рабов не клеймят, – начал он. – Единственный признак их рабства – завязанная на запястье верёвка.
Псион понятия не имел, как это связано с религией Никко, однако был заинтригован.
– Магическая верёвка? – спросил он.
Жрец улыбнулся.
– Нет. Самая обычная.
– И что же мешает рабу её разорвать?
– Ничего.
Арвин озадаченно нахмурился.
– Там рабство является не бесчестным угнетением, как здесь, а актом возмездия, – продолжал Никко. – Здесь ни в чём неповинные мужчины и женщины вынуждены против своей воли работать на хозяев до самой смерти. В Чессенте срок пребывания в рабстве фиксирован. Его определяют после судебного разбирательства. Это наказание за нарушение закона. Преступник остаётся рабом, пока не истечёт отмеренный срок, а затем снова становиться свободным человеком. Работы, на которые их отправляют, могут быть тяжёлыми и опасными. Но если раб честно и хорошо справляется со своими обязанностями, хозяин может прервать его наказание, сняв с его запястья верёвку. – Жрец на какое-то время смолк. В его взгляде вспыхнуло негодование. – Разумеется, так всё должно работать в теории.
– А, теперь понимаю, – кивнул Арвин. – Ты поклоняешься Хоару, потому что сам когда-то был судьёй.
– Не судьёй, – поправил Никко. – Преступником.
Псион тактично опустил вопрос о характере преступления собеседника. Годы общения с Гильдией научили юношу распознавать моменты, когда лучше промолчать. Он сочувствующе кивнул жрецу.
– Тебя осудили несправедливо, – рискнул предположить Арвин. – Поэтому ты обратился к религии Хоара.
Никко покачал головой.
– Несправедливость ждала меня во время отработки, – пояснил он. – Я упорно трудился на стеклодувной фабрике, и всё же надзиратель, вместо того, чтобы разорвать верёвку, постоянно обвинял меня в том, что я намеренно прочу товар. Всякий раз, когда часть посуды оказывалась бракованной из-за некоего дефекта – а их было много, начиная с дешёвых и полных примесей железа, олова и кобальтового порошка, которые мой хозяин закупал для окраски стекла – меня наказывали. Когда я осмелился бросить ему вызов, он приковал меня к печи, будто бы я мог сбежать. Цепь была столь коротка, что надзиратель обрил мне голову, чтоб не загорелись волосы.
Никко снова прервал рассказ и сердито потряс головой, от чего его толстая коса мотнулась по спине. Арвин, тем временем, рассматривал руки жреца, теперь понимая, откуда взялись испещрившие их шрамы. Отметины казались старыми. История Никко произошла много лет назад.
– Я тоже был рабом… – в каком-то смысле, – сообщил псион. – Когда был ещё мальчишкой, я попал в место, которое, как предполагалось, было приютом, но в действительности являлось работным домом. Нас заставляли работать от рассвета до заката. Плели верёвки и сети. Каждую ночь, когда я ложился спать, мои руки сводило от боли. Ощущение было такое, будто каждый сустав — это слишком туго затянутый узел. – Арвин сделал паузу, чтобы потереть костяшки пальцев. Никогда прежде он ни с кем не обсуждал проведённые в приюте годы, но рассказывать о них Никко оказалось на удивление легко.
– Моё рабство должно было подойти к концу по достижению «зрелости», – продолжил псион. – Но возраст, когда эта зрелость должна была наступить, никто не уточнял. Мой голос сломался и стал грубеть, и всё же я ещё не считался мужчиной. Я раздался в плечах, а в паху выросли волосы, но я по-прежнему оставался «ребёнком». – Арвин поднял руку, сгибая и разгибая пальцы. – Они не собирались меня отпускать. Слишком уж хорошо я работал. И я понял, что остаётся только бежать.
Поддёрнутый пеленой взгляд Никко снова вспыхнул негодованием.
– Мне тоже пришлось ступить на этот путь, – сказал он. – Когда стало ясно, что честного отношения от надзирателя мне не видать, я начал молится Ассарану – Хоару. Я молился о справедливости и божественном возмездии. И однажды мои молитвы были услышаны.
– Что произошло? – спросил Арвин, сгорая от любопытства.
– C надзирателем произошёл несчастный случай. По крайней мере, так восприняли это другие рабы. Я единственный, кто увидел в этом справедливость Хоара. Точнее, услышал. Когда надзиратель упал в печь возле моей, в небе раздался раскат грома. Варга, раб, трудящийся рядом, вытащил его, но к тому моменту надзиратель успел чудовищно обгореть. Несмотря на вмешательство жреца, он умер в тот же день. – Никко почтительно склонил голову. – На это была воля Хоара.
– И его смерть поправила положение дел?
Взгляд жреца снова стал угрюмым.
– Всё стало только хуже. Варгу обвинили в том, что он виновен в гибели надзирателя. По показаниям свидетелей, он не сразу бросился вытаскивать его из печи, но промедлил, пока тот не получил смертельные ожоги. На самом деле, у Варги не было никаких преступных намерений, он просто был шокирован и испуган произошедшим. Я свидетельствовал об этом во время суда. И сказал им правду – о том, кто убил надзирателя.
– И что?
Никко вздохнул.
– Судья мне не поверил. Он расценил мои слова так, будто я сам толкнул надзирателя в печь, и отметил, что моя цепь была слишком коротка, чтобы дотянуться до предполагаемой жертвы даже с помощью стеклодувной трубки. Я пытался объяснить, что убил надзирателя молитвой, но судья не хотел слушать. Я не давал жрецальных обетов и ни разу не посещал храм. Он решил, что я лгу, пытаясь выгородить обвиняемого. Поняв, что судью мне не убедить, я попытался объяснить, что произошло, своему хозяину. И он мне поверил, но сказал, что я слишком ценный работник, в то время как Варга «несущественная потеря». А за совершённое преступление кто-то должен быть наказан.
Арвин поёжился, понимая, каким будет продолжение рассказа.
– И виновным признали другого раба?
– Именно. А приговор за убийство надзирателя – смерть. Варгу казнили на следующий день. В соответствии с законом, вид казни выбрал наш хозяин — утопление. Вероятно, он остановился именно на этом способе, потому что был не менее жесток, чем надзиратель. Он приказал провести казнь на фабрике, на глазах остальных рабов. Беднягу утопили в ведре для охлаждения стекла. Моём ведре.
Никко невидящим взглядом уставился в стену, в его зелёных глазах пылала ярость.
– Той ночью я снова молился. Я просил Хоара дать мне шанс отомстить за гибель Варги. Я поклялся, что посвящу жизнь служению ему. И следующим утром Повелитель Трёх Громов ответил. Новый надзиратель запер замок на моей цепи. А спустя миг он открылся, и снова над моей головой раздался раскат грома. Затем второй и третий – Хоар призывал меня на службу.
