На руке у него был шрам, чуть выше локтя. Поперечная полоска, толщиной с пеньковый жгут. Не такая уж давняя, она не успела еще побелеть. И другой шрам, более ранний — Ласточка отодвинулась, нащупав его на ребрах — безобразная кривулина, стянувшая кожу.
— У-у! Кто зашивал?
Кай жмурился и потягивался под ее руками.
— Да есть у нас там… Коновал.
— Оно и видно. — Ласточка погладила страшненький рубец. Шрамы украшают мужчину, но этот не украшал. Впрочем, и не уродовал особо. — Ты сражался, — сказала она. — Это мечная рана.
— Не твои ручки шили, конечно. — Кай поймал и поцеловал ее ладонь. — Ладно. Я расскажу. — Голос стал серьезней. — Расскажу.
Пауза. Потрескивал и мерцал светильник на столе. За окном, в застрехе, выл ветер. Капала и журчала вода, стекая сквозь щели в подпол.
Глаза у Кая казались темными, тянущими, как болото. Под скулами легли тени.
— Я собрал людей и взял Чистую Вереть. Тебя, между прочим, лорд обнимает. Довольна?
— Так это про тебя рассказывали? — Она чуть нахмурилась и потрогала Кая пальцем меж бровей, словно там отразилась ее собственная морщинка. — Это твои разбойники? У нас тут много про Вереть болтали. Ты знаешь, что лорд Радель по весне поедет вас выкуривать?
— Конечно, — Кай беспечно улыбнулся. — Посмотрим, кто кого.
— Ты занял крепость своего отчима… Сколько у тебя людей?
— Достаточно. Две сотни. К лету будет еще больше.
— Ого! Погоди, — она тряхнула головой. — Две сотни кого? Разбойников? Каторжан? Бродяг всяких и браконьеров?
Кай прикрыл ладонью ласточкин рот.
— Тссс. Ну и что!
Рука скользнула на затылок и надавила, заставляя нагнуться, навстречу протянутым губам. Ласточка уперлась локтем Каю в плечо.
— Как «ну и что»? У них мечи-то хоть есть? Или ты их дубьем и цепами вооружил?
— Тссс! Я разберусь. Не волнуйся. Я — сын Шиммеля. Шиммель — лорд Чудовых лугов. Вереть моя по праву крови.
— Когда он был этим лордом, окстись! А до Лавена тут найлы сидели, если кто из них о своем праве заявит, его что, слушать будут?
— Шиммеля помнят и знают. Он до сих пор ездит с ватагами от снега до льда и от льда до снега. Его боятся. Это — сила, Ласточка.
Она покачала головой.
— Это морок болотный. Дух неупокоенный.
— Это — сила. И она моя. Она вот тут, — Кай прижал кулак к груди, между ключиц. Под кулаком темным кружочком лежала медная солька. — Я ею владею.
— Ты владеешь? Или она тобой? — Ласточка покачала головой. — Шиммель! Он что, правда ездит с твоим войском? Ты видел его?
— Да, — сказал Кай.
Он приподнялся на локте, приблизив лицо. Дыхание его шевелило прядку волос на ласточкиной щеке.
— Ты даже не знаешь, что на него смотреть нельзя. Никому из смертных. Понимаешь, он всегда за спиной, совсем рядом, между людей, лошадь его сивая меж других лошадей… Зацепишь взглядом — то ли он, то ли твой товарищ едет. Будешь присматриваться — удача отвернется, зарубят в первой стычке. Парни даже флягу через плечо передают, не глядя. Закон такой разбойничий.
— Душегубы всегда суеверны.
— Правда это, поверь мне. Не с чужих слов рассказываю, сам видел.
— Ты сказал, что видел Шиммеля.
— Да. Я — видел. Даже говорил с ним. Мне можно. Я такой же как он, наполовину. Кровь от крови.
— Какая кровь у мертвеца? Ты же не дух, ты живой, теплый, вот, — она положила руку ему на грудь. — Сердце стучит. И солю носишь.
— Соля даже чудь болотную не пугает. — Кай прижал ладонью ее ладонь, вздохнул и откинулся на подушку. — И Шиммель на мертвеца не похож. И на демона тоже. Только вот… — Он на мгновение отвел взгляд, огонек в светильнике вдруг присел, зашипел, плюясь искрами, тени, колеблясь, придвинулись из углов. — Только не дай Бог, Ласточка, повстречать меня, когда отец со мной. Не хотел бы я тебе таким показаться.
— Почему? Глаза огнем горят и дым из ноздрей?
Она не сдержалась, фыркнула, и Кай посмотрел на нее с каким-то непонятным, несвойственным ему прежде выражением. Как на малявку, ляпнувшую глупость. Ласточка даже бровь подняла. Что-то парень навыдумывал несусветного.
— Ты на самом деле хочешь все знать?
— Да уж рассказывай, куда ввязался.
Кай помолчал, сдвинув брови. Потер ладонью впалый живот.
— У тебя пожрать что-нибудь найдется? Горячего бы…
— Печку надо растопить.
Она приподнялась, Кай тут же поймал ее за руку.
— Не надо. Не сейчас. Потом. Хлеба дай с салом, если есть. А утром супчику сваришь, ладно? Так скучаю по твоей стряпне… — Неловкая улыбка. — Ласточка, я тебе подарков привез. Золото, шаль шелковую. Посмотришь?
Она снова покачала головой. Во рту было горько.
— Сейчас принесу тебе хлеба. А ты рассказывай. Рассказывай.
* * *
— Что там дальше? — Кай обернулся и посмотрел на Занозу.
— А пес его знает, — тот почесал в затылке, сморщился. — Ежели напрямки пойти, то потопнешь, а ежели кругаля дать на север — так к найлам попадешь.
— Нам туда, — Кай указал вперед. — Я знаю. Должна быть тропа.
— Нету там тропинок. Это ж болото, — Заноза глянул виновато.
С тех пор, как Кай вытащил мужика из передряги, а потом рассказал, зачем он здесь — тот поверил сразу и бесповоротно.
Свел с нужными людьми.
«Нужные люди», которых лорд Кавен нещадно гонял по лесам и вешал при первой возможности, выглядели не ахти. Заросшие, грязные, злющие.
Клык, здоровенный парень с белыми, как пенька кудлатыми волосами, Щавлик — молодой, пухлогубый, с усами-черточками. Рыня Оголец, дюжий мужик с бельмом на глазу. С ними — еще дюжина, Кай их даже по именам не помнил.
«Шиммелев сын», сказал им Заноза.
Кай назвался им именем, которое не носил уже давным-давно. Вентиска. Вир прозвал его так, потому что он родился в феврале, среди вьюги и мглы.
На андалате это значило — «метель».
Имя, как имя, не хуже и лучше многих.
Теперь эти люди шли за ним, каждый миг ожидая страшного чуда или знамения.
Кай не знал, как сделать так, чтобы случилось чудо, да и не хотел. Он ехал вперед, по еле намеченным лесным тропам, иногда через непролазный бурелом или по колено утопая в черной грязи.
Не останавливаясь.
Он спешился, кинул повод Занозе. Новая кобыла, светло-серая, с перечно-сивой гривой, покосилась на хозяина глазом навыкате, прижала уши.
На всю компанию у них было еще четыре лошади, остальные шли пешком.
Кай прошелся вдоль края топи, приглядываясь. Лесной длинный мох проваливался под сапогами, чавкал, в глубокие ямины следов сразу же затекала ржавая вода.
Впереди, выпирая среди ровной болотной глади, маячил очередной островок, таких тысячи по всему Элейру.
