— Ты знатного рода, Скульд. И должна быть достойна этого, то есть честно выполнять свои обязанности. Ведь знаешь, я бы тоже с большей охотой травил оленя, вместо того чтобы сидеть и слушать вопли всех этих тупых олухов, надеясь по чести рассудить и успокоить их. Неужели ты думаешь, что походам или погоням за разбойниками всегда сопутствует хорошая погода и мне не приходится то и дело разбивать лагерь в грязи под проливным дождем, или страдать от голода и вшей, или желудочных колик? Неужели…
— Хватит! Ты живешь в огромных палатах, где пируешь со своими соратниками и наложницами; ты ходишь в далекие земли, за моря, где встречаешь новых людей, слушаешь их сказания; скальды в твою честь слагают прекрасные висы; ты из обломков вновь собираешь воедино великую державу, и, когда ты умрешь, люди будут помнить тебя — твое имя не будет забыто вовеки… Так неужели ты думаешь, что дочь твоего отца, рожденная от женщины из рода эльфов, не желает себе того же?
— Хорошо, мне следует обдумать твои слова, — ответил Хрольф, с нелегким чувством вспоминая о событиях, связанных с рождением этой девушки. — Скажи мне, помнишь ли ты что-нибудь из своего раннего детства?
Скульд присмирела. (Действительно, настроение девушки менялось очень быстро.) Пристально посмотрев перед собой, она ответила:
— Я не совсем уверена, что действительно помню что-нибудь… Иногда мне кажется, я чувствовала кругом зеленоватую прохладу, в которой клубились странные образы, и море дрожало, как музыка… Звучали песни, переборы струн и серебряные трубы, или это были морские птицы, или грезы? Да, мои сны совсем не похожи на сны обычных людей.
— Мне говорили, что ты часто убегаешь в полном одиночестве. Ведь ты знаешь, что это небезопасно.
— Да, это так.
— Куда же ты ходишь?
Скульд весело рассмеялась:
— Нет, милый братец, теперь твоя очередь отвечать на вопросы. Расскажи мне о Лейдре, Роскильде и о мире вокруг. Расскажи что-нибудь удивительное. О, пожалуйста!
Стараясь завоевать ее дружбу, Хрольф согласился. Она слушала как зачарованная, наклонив голову и глядя на него во все глаза. Время от времени она задавала умные вопросы. Было видно, что она захвачена тем, что слышит. Он даже подумал, что, возможно, их отец что-нибудь неправильно понял и злой рок вовсе не тяготит над ней.
Однако этой ночью, когда на небе взошла полная луна, памятуя о словах Ульфа — мол, Скульд то и дело исчезает из дома после темноты — Хрольф подозвал пару своих людей и строго наказал им:
— Найдите себе укромное место, откуда можно следить за двором усадьбы, и бодрствуйте по очереди всю ночь напролет. Если увидите мою сестру Скульд — немедленно придите и разбудите меня.
— Можем ли мы осмелиться на такое, мой господин? — спросил один из них с сомнением. — А если ты будешь видеть вещий сон…
— Имеющий значение для страны, — продолжал за него Хрольф. — Понятно. Но то, что происходит с моей сестрой, может оказаться важнее этого. Поэтому, раз уж мы здесь, я решил отступить от этого правила. Вы должны позвать меня, но незаметно, так, чтоб никто больше вас не увидел.
По этой же причине он отказался от предложенной Ульфом рабыни и лег в одиночестве в одной из светлиц. Он даже не стал раздеваться. Его ожидание было вознаграждено, когда в густом сумраке одна из досок в стене бесшумно отодвинулась в сторону и чья-то рука начала трясти его за плечо.
Хрольф, последовав за посланцем во двор, остановился на миг, опершись на свой меч.
— Она только что направилась туда, — прошептал один из воинов, указывая в направлении леса.
— Молодцы, — похвалил их Хрольф. — Ждите меня здесь.
— Мы не отпустим тебя одного, господин!
— Нет, я пойду один. У меня нет времени спорить… — сказал им Хрольф и поспешил прочь из усадьбы.
Маленький лунный диск плыл высоко в небе, затмевая звезды своим ярким светом. Воздух был недвижен и пронизывающе холоден. Иней покрывал стерню на полях и вересковый стланик. Хрольф с трудом поспевал за Скульд. Фигурка в белом платье смутно виднелась далеко впереди. Она спешила, не оглядываясь по сторонам. Хрольф подумал, что, если бы Скульд заметила его, ей бы ничего не стоило скрыться из виду в предательском свете луны.
Чем дальше она забиралась в чащу, тем труднее было преследовать ее. Кустарник царапал лицо, сухие листья шуршали, а ветки то и дело ломались с треском под ногами. Лунный свет, казалось, только сгущал непроглядную ночную темень. Скульд двигалась проворнее и тише, чем ожидал Хрольф.
Неожиданно он вышел на заросший травой луг. Остановившись на минуту, молодой конунг перевел дыхание.
Кроны деревьев по краям луга почти касались сухой травы, которая была сплошь покрыта инеем, сверкавшим в лунном свете. В середине луга возвышался высокий жертвенный камень, что воздвиг здесь когда-то неведомый народ своему неведомому богу. Послышался вдалеке волчий вой, постепенно затихающий в чащобе, и от него озноб пробрал Хрольфа до костей.
Перед камнем стояла женщина. Высокая, хорошо сложенная, одетая в сверкающий наряд, она, казалось, внушает благоговейный трепет. Волосы — чернее ночи — свободно струились вокруг лица, черты которого поразительно напоминали его сестру Скульд. Но больше всего ему запомнились ее глаза. Даже в зыбком свете луны они были золотистыми, точно у кречета. Простертая вверх рука незнакомки сжимала обнаженный меч.
— Стой, странник! — скорее пропела, чем проговорила она. — Ты не должен следовать дальше…
— Я ли сплю, или все мы — лишь плоды сна? — спросил Хрольф. (Его голос, казалось, доносится откуда-то издалека.) — Да и выполнили ли мои люди мое приказание на самом деле?
— Неважно, спишь ли ты или бодрствуешь — ответь, за кем ты здесь охотишься, Хрольф сын конунга Хельги?
— Я ищу свою сестру.
— Не надо искать ее, ибо найдешь ты лишь одну скорбь. Беда всегда приходит неожиданно; никогда не пытайся узнать свою судьбу. Возвращайся домой, конунг, вновь берись за кормило власти и веди свою державу вперед. Добейся того, что люди будут помнить всегда.
— Кто ты, узнавшая меня?
— Не спрашивай об этом, ибо только роковая смерть требует имени, чтоб оплакать его.
— Но кто ты, и почему ты предупреждаешь меня, прекрасная госпожа? Не твоя ли дочь та девушка, что должна принести мне много бед?
— Слово нельзя изменить, если оно уже произнесено. Даже норны не могут этого. Слушай меня, сын Хельги, ибо я желаю тебе добра. Отпусти эту девушку, а сам живи своей жизнью. Ты весь лучишься солнечным светом, так живи в любви и радости и не бойся прихода тьмы. В конце концов ты посмеешься над норнами и победишь в той битве, которую проиграешь.
