Хотя, если задуматься, совсем не факт, что именно люди могут носить башмаки или сапоги. Оборотни тоже, в некотором роде, люди.
— Ты же маг, сделай что-нибудь, — пробормотал я, поравнявшись с Бородачом.
Бородач тихо насвистывал себе под нос какую-то бодрую, совершенно неуместную здесь, мелодию. Ружье на его плече покачивалась из стороны в сторону. Лопатой Бородач раздвигал низкие ветки и оставлял черенком косые зигзаги на снегу.
— Что я, по-твоему, должен сделать? — спросил он, пробуравив меня легким ехидным прищуром. Казалось, что в этом Лесу Бородач чувствовал себя намного лучше, чем в Шотограде. — Хочешь, чтобы я взлетел под небеса и посмотрел как далеко забрел Ловкач? Или, может, понюхал воздух, хлопнул в ладоши и указал вам пальцем, куда идти?
— Хотя бы…
— Глупые наивные люди!.. А еще писарь, начитанный человек! У тебя есть ружье с серебряными пулями. Вот и смотри по сторонам.
— А что тебя держит?
— Все вот это, — Бородач развел руки в стороны, обвел острым черенком лопаты деревья, целясь в клочья облаков, цепляющихся за черные корявые макушки, — ваш мир здорово ограничивает меня в возможностях. Ловкач, кстати, тоже вынужден существовать по вашим законам. Здесь слишком много серебра, оно копилось столетиями, не имея возможности быть использованным. Понимаешь, Геддон, если бы ты сейчас находился на складе, который до самого потолка забит хорошим сухим порохом, а у тебя было бы ружье, ты бы стал стрелять?
— Нет.
— То-то же. В таких ситуациях лучше подойдет холодное оружие. Вот так. — Бородач дружески похлопал меня по плечу и ловко закрутил лопату в руке, — это мое оружие, у твоего Императора свое, а ты, писарь, если не умеешь стрелять, можешь ограничиться ручкой и бумагой. Война — это не твое. Я вообще удивляюсь, что ты все еще плетешься за Императором. Да-да, долг, конечно же, святое, но жить хочется всем. Или ты самоубийца?
— Я должник, — ответил я, после некоторых раздумий, — есть такая категория людей.
— О. И что же ты такого задолжал Императору, позволь узнать? Мне интересно.
— Жизнь.
— О. — вновь повторил Бородач, — то болтаешь без умолку, то слова из тебя не вытянешь. Ладно, писарь, служака Императорский, захочешь — расскажешь.
— А тут и рассказывать нечего, — ответил я, сам того не ожидая, — старый Император, отец Империи, когда-то давно спас меня, вытащил из такой глубокой пропасти, в которой обычно теряются даже человеческие души. И я поклялся, что буду всю оставшуюся жизнь находиться возле него и возле его сыновей, и служить Империи верой и правдой.
Бородач погладил бороду, сверкнул глазами из-под густых бровей, изо рта его вырвалось облачко пара:
— И многим сыновьям ты служил?
— Жена старого Императора подарила нам одного сына.
— Можно сказать, что тебе повезло.
— Можно и так.
Бородач улыбнулся:
— Да, писарь, клятва — это святое. В мире, откуда я родом, клятва — что печать — нерушимая и вечная. Уж если дал клятву, то до конца жизни с ней ходи. Будем считать, что я тебя теперь по-новому уважать начну. Вот прямо сейчас.
Я прищурился, разглядывая Бородача, его лицо. Шутит он или нет? Правду говорит или лжет? Не лицо было у Бородача, ловца могущественных, а форменная маска. Ничего за ней не разобрать. Снаружи — добродушное бородатое лицо, глазки хитрые, но в чем-то даже наивные, а за что там скрывается за ней? Что будет, если обрезать веревочки, маску держащие, и заглянуть еще дальше?..
— Я читал книги про Ловцов Богов. Вас не отличишь от людей, вы умело маскируетесь, хотя у вас совсем не человеческий облик.
— Да, это так, — подтвердил Бородач.
— Позволь мне задать тебе один вопрос.
— Слушаю, писарь.
И опять не понять, насмехается или нет.
— Ловцы Богов вроде бы служат силам добра. Они уничтожают злых магов и могущественных жиелов. Тогда почему все вас боятся и ненавидят?
— О, это просто. Видишь ли, Геддон, ты сейчас высказал общее заблуждение. Ты тоже думаешь, что мы служим так называемым силам добра. Вся прелесть ошибки в том, что между добром и злом нет границ. Это только в сказках добрые волшебники ходят в белом, а злые колдуны надевают черное. В жизни и добро и зло слито. Даже самый злой поступок может в будущем расцениваться как хороший. И наоборот. Никто и никогда не делает зла. Любое существо совершает тот поступок, который считает правильным. И мы, Ловцы, занимаемся тем же. Да, мы ловим паразитов и поддерживаем стабильность в Цепочке Мироздания. Возможно, таким образом мы делаем добро. Но на самом деле нам, Ловцам, глубоко наплевать на вас. Я спустился вниз по Цепочке на добрую сотню миров. Каждый из них населяют люди. Они все похожи. Их поступки одинаковы. Люди для меня однородная масса. Я не отвлекаюсь на людей, мне наплевать на них, потому что у меня есть цель. Если я начну угождать людям, я потеряю цель. Если я иду к цели, люди боятся и ненавидят меня. Это логично. Такова людская сущность. Они ненавидят того, кто не уделяет им требуемого внимания. Каждый человек, которого я встречал, думает, что я ему что-то должен. А мне наплевать на их мысли.
— То есть, тебе наплевать и на нас с Императором тоже?
— Абсолютно. Твой Император думает, что должен помочь ему найти Ловкача. И он ошибается, как и сотни людей до него. Я ищу Ловкача сам по себе. А вы удачно подвернулись.
— У нас вышло взаимное согласие, — усмехнулся я.
И в этот момент заржал Франц. Следом — громко выругался Император, и захрустел ломающийся снег.
Я обернулся, глядя на то место, где должен был находиться мой хозяин, и увидел, что конь стоит на дыбах, мотает мордой по сторонам, задрал передние копыта высоко вверх. А Император лежит в снегу, на спине, и вроде как не шевелится вовсе. А рядом с ними, аккурат перед Францем, лежит в снегу еще кто-то… маленький комочек, не разобрать — человек или животное…
— Устн, шелл, — прошипел у плеча Бородач.
И в следующую секунду я вдруг сообразил, что конь начинает опускаться, и что передние его копыта вот-вот обрушаться на странный маленький комочек… который зашевелился…
И Бородач молниеносно кинулся наперерез. Мелькнул серебристой молнией. Копыта проломили тонкий наст, взметнулись вверх кусочки голубоватого снега, острого льда — а Бородач уже катился кувырком, ломая снег, крича непонятное «Устн… шелл… икхий…», но сжимая в объятиях странный живой комочек.
Я же поспешил к Императору, но моей помощи не потребовалось. Молодой Император поднялся сам. Встал, покачиваясь, вытянул из ножен меч — но лишь наполовину — огляделся, и убрал его обратно.
— Что за зверюшка? — спросил он, — что там? Я надеюсь кролик?
