Армейские операции, как это понятно из названия, подразумевают наличие армий, а с армиями приходится повозиться. Их надо сначала привезти, потом вооружить, потом где-то поселить, и, только представьте себе, солдаты каждый день желают кушать, то есть, нельзя обойтись без крупных продовольственных поставок. Завозить целые караваны продуктов было нерентабельно, и правительства занялись изысканием путей обеспечения своих людей локальным фуражом. Пришлось расширять мясомолочную и в комплексе с ней всю остальную сельскохозяйственную отрасль. Появились крупные фермерские и крестьянские хозяйства, а на их основе многие другие: ремесленные, прикладные и т. д и т. п. Разумеется, контролировать абсолютно все никто уже не мог, так что все это стихийно, но вместе с тем по-житейски мудро, централизовывалось вокруг самых сильных и многообещающих фортов.
Панские разборки, как это принято в настоящем демократическом обществе, «холопов» касались лишь постольку-поскольку, поэтому народ, искоса наблюдая за творящимся в верхах бардаком, считал что живет в общем-то неплохо. Правда, с течением времени, передел дошел до своего апофеоза и, два полюса, Коргадол и Сорганазелла замкнулись друг на друга. Похожие как братья близнецы, и, в то же самое время, различные как плюс и минус гигантского гальванического элемента. Вот тут то искры и полетели.
Справедливости ради следует заметить, что «пожара» ни та, ни другая сторона не хотели. Все-таки и одна и другая сторона были торговыми республиками, для которых худой мир был лучше пусть даже и самой доброй войны, так что настоящей резни до победного конца между ними не случалось. Но и мириться с сильным соперником на денежной «тропе» никто не собирался, а значит «вечным» миром также не пахло. Больше всего это было похоже на такую бытовую картину: сидят два толстяка на скамейке и в стремлении занять побольше места под пятую точку, непрерывно шпыняют один другого, однако встать и нормально подраться из осторожности и врожденной трусости пока не решаются.
Глава 2
Так бы и продолжалось еще много-много лет, до тех пор, пока естественный отбор не решил бы какому городу жить и процветать дальше, а какому уйти в небытие, если бы не одно большое НО.
Вся та местность, о которой идет речь, находилась в так называемой зоне магической нестабильности. Иными словами, магия не могла развиться в городах конкурентах, и далеко вокруг них, просто потому, что никто, будь он хоть семи пядей во лбу, не был в состоянии просчитать и систематизировать все искажения в ее проявлениях и законах. И даже привнесенная извне всякая волшба выдавала совсем не тот результат, на который заклинатель рассчитывал. Чаще всего, результата не было вообще — и это в лучшем случае. В худшем, все кончалось крайне плачевно, и для самого «чародея» и для его окружения. Маги первого класса, способные обуздать буйство энтропийного циклона, в этих краях, как-то так исторически сложилось, не объявлялись. (Или же, подобно д'Аранжу, какое-то время имевшему там свои интересы, появлялись, однако широкой публике старались свою активность при этом не демонстрировать.) А их коллеги рангом пониже в схватке с природным феноменом были подобны мелким букашкам, затянутым в водоворот. Вот и получилось, что люди привыкли рассчитывать только на самих себя, и всякое волшебство встречали издевательским смехом.
Единственное применение, которое магия здесь нашла, это театральные и цирковые постановки, где маг обычно выступал в качестве клоуна. Ни в одном более-менее серьезном деле, включая сюда, разумеется, и боевые операции, ее не задействовали.
Итак, это была зона нестабильности. Вот только нестабильность эта оказалась явлением не постоянным, а цикличным, пусть даже и с многовековым периодом. Время прошло, и магия вернулась в города, где все жители считали ее либо глупой выдумкой, либо разновидностью плутовства. Вместе с магией пришли и ее носители… а первым из них, стал ОН.
Раньше всех обнаружил невозделанный участок, чародей Слэг, претендующий на звание боевого мага. Он тут же предложил сорганазельцам сделать прежде запрещенный ход и выиграть всю игру. О том, что конкуренты согласились нанять настоящего колдуна, вскоре узнали и в Коргадоле, но было уже слишком поздно. Врожденное недоверие к сакральным наукам сыграло над его правителями очень злую, дорого оплаченную шутку. Ценой ей стали несколько проигранных битв, колоссальные экономические потери и огромное множество человеческих жизней, перемолотых на жерновах раскрутившейся кровавой мельницы.
Во многом эта новая война была игрой в одни ворота. Коргадольцы даже и представить себе не могли, что следует предпринять против той или иной выходки зарвавшегося конкурента, и только лишь самоотверженная смелость и безумная отвага, вкупе с военными талантами, проявляемые их войском, удерживала весы давнего противостояния от совсем уж критического перекоса.
Однако продолжаться долго так не могло. Отчаянное сопротивление лишь продлевало агонию, но победы или хотя бы ничьей, даже не обещало. Срочно требовалось что-то предпринять. Как-то так изменить тактику, чтобы отыскался выход из совершенно безвыходного положения. Долгие дни и бессонные ночи напролет проводили мудрейшие из мудрейших в поисках ответа на этот вопрос и, наконец, нашли решение, которое, как им казалось, сулило надежду на успех.
Составили хитроумный план, а для реализации задуманного был отобран лучший исполнитель… Точнее лучшая — та, которой главнокомандующий доверял безоговорочно, практически как самому себе и, как некоторые говорили, считал почти дочерью. И вот теперь она возвращалась в родной город.
Всякому, повстречавшему Марисабель Гранде, сразу становилось ясно, что побывала она очень и очень далеко, и навидалась там многого. И того, что пришлось пережить девушке хватило бы и на десятерых неисправимых искателей приключений. Это наложило на нее неизгладимый отпечаток длани суровой судьбы. Притом, что оная девица и раньше не отличалась особенной покладистостью, то теперь ее и подавно нельзя было спутать с разрядившейся в мундир вертихвосткой из гражданских фру…
Широкий, почти мужской шаг, усталый «свинцовый» взгляд с прищуром, резкий поворот головы, нервное дрожание ладони на эфесе смертоносного «колеса». Кривого клинка, для которого даже ножен нельзя подобрать, сверкающего обнаженным профилем, словно ледяной меч черного призрака. Кстати и одета соответствующе… где только и достала такой костюм.
Шикарный плащ стоимостью в ее годовое жалованье, шляпа с лихо закрученными полями, высокие сапоги из нежной лайки, дорогущий камзол с бриджами, все изысканно и благородно… но, все такого насыщенного, пожалуй даже, перенасыщено скорбного черного цвета, что глаз тонул в этом мрачном наряде, словно в омуте. Казалось, чуть задержи взгляд и уже не сможешь его отвести. Нет, не простой костюм приобрела Марисабель в дальних странствиях, очень даже непростой. И плащ порой, словно одушевленный, подрагивает "вороновым крылом" хотя сама хозяйка застыла, уподобившись немому хладному изваянию, ожидая, когда ее проведут к генералу. И перо на шляпе слишком подозрительно клонится к шее ближайшего гвардейца — ласкаясь, маня прикоснуться к густой нежной бахроме, и скрывая в себе хищный стержень ядовитого стрекала.
