***
Утренняя заря горела на деревьях янтарной мозаикой, изредка падая наземь рваными полосками. На одной из них, собрав кожаными поножами несколько рассветных осколков, и остановился Рэксволд.
– Думаю, здесь уже не услышит, – он взглянул на воительницу. – Ну? Видела, что солнце с ней сотворило?
– Видела, не слепая. Горе доконает её быстрее голодовки. А он весь пятнами пошёл. Ещё немного, и дохлятиной пахнёт. Надо это заканчивать, пока она совсем умом не тронулась.
– Согласен. Джона нужно похоронить. Но как? Лайла не отдаст тело. У медведя проще добычу отбить.
– И на медведей с рогатиной ходили… Тут же достаточно правильных слов. Не пустой болтовни – настоящих, выстраданных… Верю, они у тебя есть: кто, как не ты, знает всю боль потери… Только, чтобы достучаться до неё, сказать их должна я. Сечёшь?
– Угу… – ассасин заметно помрачнел. – «Лучший» опыт в жизни. Ещё бы век не вспоминать… – он проникновенно посмотрел на собеседницу, у которой только от одного взгляда в горле застыл плотный ком. – Ну слушай тогда, Эрми…
Рэксволд хорошо понимал людей. Особенно на трезвую голову. Но ещё лучше понимал себя и при желании мог красноречиво доносить даже скверные мысли. Слишком красноречиво… Следующие четыре минуты показались северянке бесконечным кошмаром, многим страшнее того, что привиделся в пещере, отчего в крепко сжатом кулаке беспощадной осой жалилась рыдающая душа.
***
Чуть позднее, стоя у холодного кострища, ассасин с волнением наблюдал, как Эрминия забирается под колючие еловые лапы к смотревшей в одну точку вампирше. Несчастной… напуганной… и такой непредсказуемой. Прислонившись спиной к стволу, она мёртвой хваткой обнимала усаженного между ног следопыта, уронившего голову себе на грудь. Забрать его – смерти подобно. Рэксволда до сих пор не покидало ощущение, что возлюбленная полезла в берлогу раненого медведя. Но это был единственный способ затронуть нужные струны, разбудить разум мелодией сострадания…
Вложенные в уста северянки слова полились неторопливым монологом. Не меньше минуты Лайла сверлила гнилую хвою безучастным взглядом – убийца успел счесть идею провальной и мысленно выругаться. Однако вскоре сияющий взор дрогнул, заметался по сырой земле, словно хотел зарыться от болезненной правды. Не найдя укрытия, он замер на заплесневелой шишке – по щекам вампирши покатились долгожданные слёзы прозрения. Согласно покачивая подбородком, она опустила глаза к блестевшему на пальце золотому кольцу, лику единорога, такого же призрачного, как все былые мечты…
Стиснув зубы, Рэксволд спешно покосился на приставленный к котомкам щит, прикидывая, насколько тяжело будет выкапывать могилу подручными средствами.
***
Спустя пару-тройку часов скитаний по лесу ассасин нашёл в ельнике маленькую осиновую рощу. Хотя сейчас голые деревья почти не отличались от прибрежных коряг, с приходом весны здесь вновь зашелестит листва: всё, как хотел бы Джон… Глядя на них, Рэксволд какое-то время просто сидел на земле и слушал крики сыча, похожие на жалобное мяуканье котёнка. Потом безысходно вздохнул, неохотно подтащил меч и принялся за дело: это будет глубокая яма, куда не доберётся ни дневной свет, ни голодное зверьё, ни горестный плач – ничто не нарушит вечный покой навсегда уснувшего друга.
На закате, когда красное солнце захлебнулось наводнившими небо тучами, Лайла наконец покинула своё убежище. Леденя сумерки морозным дыханием, она смотрела в тёмную овальную яму. Рядом, на собранных из палок носилках, лежал следопыт: смерть исказила лицо неестественной симметрией, отчего сквозь знакомые черты проступал совсем чужой человек.
– Опускайте… – тихо промолвила вампирша.
– Уверена, что не хочешь попрощаться? – ассасин держал концы протянутой под носилками верёвки, середина которой была у стоявшей с другой стороны Эрминии.
– Нет…
Рэксволд встретился глазами с северянкой – верёвка натянулась, и носилки с телом, переместившись вправо, стали медленно опускаться в могилу. Дюйм за дюймом. Всё ниже и ниже, пока обезображенный трупным пятном лик не растворился во мгле. Сумрачный лес окутала тишина: бездонная, будто пропасть, беспробудная, как кладбищенская ночь, и гнетущая, словно неизлечимая болезнь.
– Прощай, друг… – убийца неторопливо водил пальцем по провисшей верёвке.
– Встретимся за Гранью… – сдержанно добавила воительница.
Сохранявшая пугающее спокойствие Лайла молчала. Ассасин поднял грязевой круг, в коем с трудом узнавался щит, и повернулся к куче сырой земли.
– Подожди… – вдруг сказала вампирша, а затем обвела спутников странным взглядом. – Рэксволд. Эрми. Вы сделали для меня много… Неоценимо много… За что я безгранично благодарна… Но есть ещё одна просьба… Последняя… И самая важная… О которой я смею молить лишь тебя… – пылающий красными углями взор замер на северянке. – Я хочу, чтобы ты убила меня, Эрми.
Над тонувшей в темноте рощей повисло гробовое безмолвие, осевшее на мертвенно бледное лицо Лайлы ветхой улыбкой.
– Самой мне не хватит смелости, потому и прошу. Думаю, если обезглавить меня и пронзить сердце, то я уже не вернусь. А вы похороните нас вместе…
Оценив серьёзный настрой подруги, воительница хладнокровно посмотрела на ассасина и кивнула на яму. Тот, перестав таращиться на Лайлу, принялся осыпать земляную горку в могилу.
– Нет! Вы не понимаете! – вампирша бросилась к Рэксволду. – Это моя вина! Я должна быть с ни… – стремительный удар под дых оборвал фразу.
Через секунду Лайла уже лежала на земле с заломанными руками и упёршимся в спину коленом Эрминии.
– Совсем сдурела, что ли?! – рявкнул голос сверху.
Вампирша ощутила себя жертвой хитрого силового захвата: все попытки освободиться или встать только причиняли боль.
– Лежи. Не дёргайся.
– Я хочу быть с ним… – вышедшая изо рта стужа затрещала на опавших листьях. – Убей меня, Эрми… Мне не нужна жизнь без него…
Ответом стало хмурое молчание.
– Нет… нет… – заскулила Лайла, глядя, как очередной отсечённый щитом оползень сходит в могилу. – Отпусти меня. Эрми. Эрми!
Вспомнив о ментальных проекциях, вампирша прикрыла глаза: раз мольбы остаются неуслышанными, пусть речь держит огонь. Впредь всякий, кто решит пленить её, поплатится… и очень дорого. Вспыхнувшая спина станет ключом к свободе, а запах горелой плоти – скорбным напоминанием о преданном доверии. Девушка абстрагировалась от звука падавших в яму комьев и сконцентрировалась. Ничего… Ничего не происходило… Нарисованное в голове пламя так и оставалось настойчивой мыслью! Вслед за подругой Лайлу предали и огненные чары… Всё, что у неё осталось, – жалкие попытки сопротивления и возможность смотреть, как могила наполняется землёй, сырой толщей, всё больше отделявшей её от вечного сна с возлюбленным.
– Я тебе этого никогда не прощу… – ледяным тоном сказала вампирша, когда в притоптанную почву безымянным надгробием вонзился меч Джона, еле найденный ассасином в кромешной тьме.
Услышав шелест воткнутой стали, Эрминия отпустила Лайлу и встала:
– Однажды ты поймёшь, насколько заблуждалась…
– Уже поняла… – рубины глаз поднялись на уровень лица. – Я думала… мы друзья, – сияющий взор поглотил мрак: вероятно, вампирша отвернулась.
– Так и есть… – изрёк запыхавшийся Рэксволд. – Поэтому целиком и полностью разделяем твою боль… Но кем мы будем, если дадим совершить тебе глупость? Неужто думаешь, что мы желаем тебе зла? Лайла? Лайла?..
Где-то неподалёку хрустнула ветка.
– Она ушла… – взгляд северянки блуждал в беспросветно тёмном лесу. – И нам её не догнать…
Глава 13
Запад Виверхэля бережно хранил крупицы осеннего тепла: треугольник из горных хребтов задерживал холодные ветра на пару недель – когда восток уже белел от снега, здесь ещё можно было застать ковёр из пёстрой листвы. Оттого бежавшие от зимы бродяги, не желавшие толкаться в тесноте южных краёв, часто преодолевали перевалы и наслаждались благостной погодой не меньше полумесяца. Так, соблюдая ежегодную традицию, вечером минувшего дня Гарс и Бантака спустились со скалистых склонов к окрестностям Тюрген Кроунт.
