Шранк только одобрительно крякнул, но пояснять тоже ничего не стал. Особенно причину, по которой молодой эльф до сих пор не мог выйти из состояния глубокого шока, а вместо благодарности за спасение своей ушастой шкуры так и норовил схватиться за родовые клинки. Но когда Линнувиэль, озадаченно потерев подбородок и успокаивающе кивнув Мирене, поднялся, Воевода встрепенулся и кинул в сторону Хранителя ТАКОЙ неласковый взгляд, что тот мигом передумал вмешиваться в отношения повелителя и своего младшего собрата. И вообще - предпочел за разумное сесть обратно, да тихо промолчать. Даже тогда, когда слегка напуганная эльфийка вцепилась в его руку, а непосредственный командир Аззара одарил откровенно недоброжелательным взглядом. Так, словно презрительно фыркнул, мысленно сравнив его с трусливым кроликом. Однако сам выяснять подробности тоже не спешил. И Линнувиэль так же мысленно фыркнул в ответ, потому что не просто так остался на месте, не желая связываться с грозным Воеводой. Его-то он как раз не боялся - знал, что, кроме увесистого кулака под нос, ничего серьезнее не встретит. По крайней мере, до тех пор, пока не выступит против Таррэна напрямую. Однако в тот момент, когда он собирался шагнуть в недобро примолкший лес, где бесследно растворились оба его собрата, ему вдруг показалось... всего на мгновение, конечно... на очень короткий миг... просто померещилось, в конце концов, что за дальними деревьями с невероятной скоростью промелькнула чья-то смазанная серая тень. А, возможно, и не одна. Но именно это мигом привело его в чувство, заставив осторожно отступить. Потому что вместе с мимолетным видением, граничившим с простым, хоть и до ужаса правдоподобным миражом, к нему неожиданно пришло странное ощущение чужого, недолгого, но очень внимательного и откровенно оценивающего взора, полного холодной рассудительности. А еще показалось, что в темноте, едва заметный на таком расстоянии, все же промелькнул какой-то смутно знакомый отсвет - легчайший зеленоватый блик, в котором при желании и достаточной фантазии вполне можно было признать две одинаково крупные пары хищно прищуренных глаз.
-Глава 10-
Когда Тир ступил на знакомую поляну и, против обыкновения, не увидел там своего царственного учителя, в груди что-то неприятно ворохнулось: Тирриниэль до сих пор не позволял себе опаздывать на занятия. Как правило, приходил немного раньше назначенного срока, чтобы перехватить непримиримого внука даже в том случае, если тот вдруг закончит свою тренировку быстрее, чем обычно. Он не хотел терять ни одной лишней минуты, позволявшей быть ему рядом с юным магом, а потому, едва приближалось время урока, немедленно бросал все дела и быстрым шагом удалялся в Рощу Мира, чтобы встретить его лично и с ходу загрузить какой-нибудь очередной задачкой.
Юноша медленно обошел пустую поляну по кругу, прислушиваясь с шелесту необычной листвы и вороша сапогами мягкую траву. Затем присел на плоский камень, на котором обычно ждал его Владыка эльфов, подпер голову руками и надолго задумался.
Он и сам не до конца понял, как следует относиться к облеченному такой властью сородичу. И, если кто-нибудь сейчас спросил бы об этом, совсем не был уверен, что сумеет ответить однозначно. Нет, что родная кровь, это понятно - достаточно лишь в зеркало разок глянуть, чтобы понять, насколько они близки. Но, будь дело только в родстве, Тир бы, не поморщившись, отправил бы любопытного вопрошателя куда подальше, поскольку всегда считал, что родство по крови значит ничтожно мало, когда между лю... нет, эльфами, конечно... нет родства истинного - родства душ. И, волею судьбы оказавшись в Темном Лесу, в котором прежде категорически не хотел появляться, он сперва тоже всеми силами стремился прочь. Домой, к семье, в родные стены. Он не верил, что может обрести здесь хоть что-то значимое. Не верил ровно до тех пор, пока против воли Владыки не рискнул начать Единение.
Да, это было опасно. Да, риск был огромен. Но в то время он не видел иного выхода вызвать скользкого остроухого интригана на откровенность. Тирриниэль никогда не стал бы говорить начистоту о событиях прошлого. Не признался бы в ошибках. Не стал бы сожалеть вслух. Никогда и ни с кем не поделился бы мыслями добровольно, потому что был Темным до мозга костей. А значит, оказался почти не способен на доверие. Более того, непременно попытался бы сам проделать этот фокус с молодым магом, только-только познающим свою силу, потому как ОЧЕНЬ желал выяснить, откуда тот свалился на его седую голову. Но не вышло: Тир оказался быстрее, и только эта причина стронула лед в их натянутых отношениях.
Юноша прикусил губу.
В тот день он узнал много неприятного. Получил подтверждение самым страшным своим догадкам, воочию увидел то, чего не хотел бы видеть никогда. Узнал о причинах, заставивших Владыку эльфов пойти на такой позор, как кровосмешение со смертными (причем, против их воли!!), а потом с горечью смотреть на плоды этого отвратительного эксперимента. Он сполна познал чужое разочарование. На себе прочувствовал чужое отчаяние. До последнего мига помнил искаженные страхом лица человеческих женщин и до сих пор слышал по ночам их умоляющий крик: не надо... пощадите хотя бы детей!!..
Точно так же, как помнил и слышал их постаревший Владыка.
И, если бы не тот факт, что обо всем этом Тир знал ДО того, как пришел в Священную Рощу Мира, в тот трудный день Чертоги вполне могли лишиться одного из бесценных для эльфов наследников Изиара. Потому что он вовсе не был уверен, что смог бы тогда сдержаться. Как не был уверен в том, что сумел бы выйти живым из навязанного им же магического поединка. Однако обошлось: Тир все же нашел в себе силы отстраниться от прошлого и, внутренне дрожа от пережитого, неохотно принял чужую помощь. Нет, не ради Темного Леса, конечно, не ради трона или спокойствия сородича, не ради мести и клокочущей в душе ненависти к высокомерным мерзавцам, посчитавшим себя вправе безнаказанно отнимать чужие жизни, а исключительно ради красавицы Милле, которую просто не мог бросить тут в одиночестве.
А теперь, спустя много дней и после долгих напряженных раздумий, после второго полноценного Единения, осторожных расспросов и ежедневных разговоров с правителем эльфов, он начал понимать, на какой риск пошел тогда Тирриниэль. Сколь безответственно поступил, разменивая оставшийся ему срок на спасение глупого мальчишки, имевшего наглость так бесцеремонно вторгаться в чужие мысли. Владыка не колебался, когда отдавал ему жалкие крохи своих сил, не раздумывал, щедро делясь последними каплями утекающей мощи. Отлично знал, что тем самым приближает срок своего Ухода, но все равно удержал внука от черной пропасти безумия. Ценой собственной жизни, но сумел.
