Она стала разглядывать маленькую и темную комнату. Стена, у которой стояла ее кровать, была каменная, она блестела от сырости. В очаге горел огонь, очаг дымил. На каминной доске был зажжен толстый огарок желтой свечи. Рядом со свечой стоял большой кувшин из зеленого фаянса. У огня сидел старик с короткой седой бородой и жидкими волосами. Она видела его лицо в профиль. Он раскачивался на стуле, который при каждом движении скрипел под ним. На старике была темная поношенная одежда и коричневые сапоги.
Скрип-скрип. Старик пошевелился. Он изучал какую-то карту. Она сомкнула веки и лежала совсем тихо. Стул продолжал скрипеть. Старик хмыкнул, затем забулькала жидкость. Она осторожно приоткрыла глаза. Он вылил в кружку то, что осталось в кувшине, поставил его обратно на каминную полку и отхлебнул из кружки.
Она снова прикрыла глаза. К ней вернулась частица воспоминаний — Тайный Совет! На ногах у нее цепи. Она пошевелила ногой под одеялом, дотронувшись до лодыжки второй ноги, и поморщилась. Отек и онемение от оков еще не прошли. «Карана! — подумала она. — Это я!» И тут потоком хлынули воспоминания: врывается гонец: Иггур у ворот, армии Туркада разгромлены. Следующая картинка: Тензор, безумный, отчаявшийся, поднимает кулак. Потом ничего, абсолютно ничего.
Как она попала в эту сырую, жалкую комнату? Кто этот старик, сидящий у камина? Голова раскалывалась от боли. Зеркало исчезло! Его похитили, и теперь оно далеко. Все, что она выстрадала, и все эти смерти были напрасны.
Нет, теперь ее это больше не касается. «Я могу идти домой», — вздохнула Карана. Перед ее мысленным взором предстал запущенный, обветшавший Готрим — стены из розового гранита, озаренные полуденным солнцем. «Наконец-то домой!» Образ заволокло туманом, и она с благодарностью погрузилась в темноту.
Голова болела так сильно, как никогда прежде. Боль перемежалась с кошмарами — более реальными, чем сама жизнь, более неистовыми, более ужасными. Уж лучше боль, чем кошмары. Она кричала, потела, горела и снова тонула в океане боли.
Она чувствовала запах раскаленного железа. Красная пелена застилала все. Слышались крики, звон орудия. Пальцы ее коснулись чего-то липкого, и она поднесла их к носу. Кровь! Она лежала в луже крови. Мороз пробежал у нее по коже. Холодные пальцы дотронулись до ее горла. Собрав остатки сил, Карана вскрикнула от ужаса.
Прошло много времени, и она снова вынырнула из забытья, ощутила движение в комнате. Холод у нее на челе. Холод на лице, на шее, на спине, растекается по всему телу. Мрак.
Крики, пот, огонь. Губы горят. Тьма, темнее, чем мрак.
Много позже Карана пробудилась оттого, что над ней кто-то склонился. Она лежала без движения, желая, чтобы этот кто-то ушел, а старик вернулся к своему стулу у камина и снова заскрипел. Открыв глаза, она увидела новый огарок свечи в луже воска на каминной полке. Она огляделась. Стены с облупившейся штукатуркой, дверь из толстых досок с надежным засовом.
— Карана! Я думал, что потерял тебя вчера. — Карана вздрогнула.
Когда старик приблизился к ней, лицо его показалось смутно знакомым.
— Кто ты?
— Я твой целитель. И на какое-то время — опекун.
— Мой тюремщик! — Он пожал плечами:
— Как тебе угодно. Если бы не я, ты бы умерла. Но я не друг Иггуру. Я занимаюсь своими собственными делами. Меня зовут Шанд.
«Какое тебе до меня дело, Шанд? — Имя что-то смутно напоминало. — Не называл ли его Лиан? Лиан! — Карана ощутила такую боль в груди, что стало трудно дышать. — Что с ним случилось?» Она рывком села в постели.
— Где Лиан? Он… Он не… — Она не смогла это выговорить.
— Лиан? — Шанд склонился над ней. В голосе его звучало раздражение.
«Какие у него ясные зеленые глаза, какой проницательный взгляд». Она вдруг испугалась этого незнакомца.
— Мы вместе пришли в Туркад, — объяснила Карана. — Путешествовали вместе больше месяца. Он спас мне жизнь. Я должна знать, где он. Пожалуйста. — Она взяла старика за руку.
— В Туркаде хаос, — ворчливо ответил Шанд. — Бесполезно искать.
Она отдернула руку. Жизнь возвращалась в ее зеленые глаза, бледные щеки порозовели. Ее вид тронул Шанда.
— Почти бесполезно, — поправился он, и голос его прозвучал мягче. — Было страшное кровопролитие. Иггур захватил большую часть города. Но я постараюсь.
Он заставил ее опуститься на подушку.
— Сейчас тебе нужен отдых. Ложись.
— Кто-то должен знать, где Лиан. — Ее глаза наполнились слезами, у нее не было сил их вытирать. — Но не говори обо мне ему.
— Ему?
— Мендарку! Ничего не говори обо мне, если он спросит. Это мой враг.
Шанд вздохнул:
— Тебе нечего беспокоиться о Мендарке. Он загнан в ловушку в Старом Городе.
— Где… — У нее не хватило сил закончить. — Где я? Что со мной случилось? — Комната завертелась у нее перед глазами. — Что ты собираешься со мной делать?
— Не знаю, что с тобой случилось, — тихо ответил Шанд. — Когда я тебя нашел, ты была на волоске от смерти. Ты бредила и умирала. Я отнес тебя сюда, в безопасное место. Позже еще будет время для вопросов и ответов. — Он положил ей руку на глаза. — Спи!
Тепло и темнота успокоили Карану, все ее страхи улетучились. С тихим вздохом она погрузилась в дрему, и на этот раз ее не посетил ни один кошмар.
Шанд с минуту постоял, глядя на нее, затем, убедившись, что она уснула, тихо отворил дверь и, заперев ее за собой, вышел на улицу.
Когда Карана очнулась, было утро, и бледный серый луч солнца проникал в комнату через щель под дверью. Старика не было. Огонь в камине погас, в комнате было холодно. Она медленно села. Комната завертелась. Когда головокружение прошло, девушка спустила ноги на пол и встала. Ноги сразу же заледенели на холодном каменном полу. Она оглядела себя. На ней была рваная сорочка. Когда-то Карана была пухленькой, сейчас от нее остались только кожа да кости. Сколько же времени она провела без сознания?
Ее собственной одежды нигде не было видно, и Карана завернулась в одеяло. Шаг за шагом она осторожно приблизилась к камину. Там уселась на стул и, дрожа, уставилась на пепел. Спустя некоторое время Карана ощутила волчий голод. Она не нашла ничего съедобного в комнате, лишь на сундуке у двери стоял кувшин с водой.
Сломав пальцем лед, она попила воды, такой холодной, что заломило зубы.
Щелкнул замок. В дверь просунулась седая голова Шанда. Согнувшись, он тащил на спине большую вязанку дров — доски от двери с облупившейся зеленой краской, еще какие-то разноцветные деревяшки. Это были обломки чьего-то дома. Сердце Караны снова сдавила тоска по Готриму.
