Что-то такое знакомое.
Не может быть. Этого не может быть. Так давно… так давно…
В корабле было что-то знакомое. Но тот корабль…
Нет! Не может быть!
…Был давно, очень давно.
Время, приливы, круговорот звезд, солнца и луны… Конечно, они уже поглотили его, скрыли его палубу под песчаными банками на дне, разъели солью мачты, парус и ту жуткую, ненавистную, ухмыляющуюся, улыбающуюся сладкоголосую сирену-покровительницу с головой и грудью суки!
Нет!
Не тот корабль. Только не теперь, столько оборотов небес спустя! Неужто снова, после стольких оборотов торжества!
Она прокралась вперед, тщетно старалась усмирить свои страхи. Корабль покачивался в бухте, среди остовов других кораблей. Набегал и отступал прибой, заставляя корабль двигаться, а его маленькая жалкая команда, задрав головы, разглядывала утес: розовые плоские лица, любопытные, опасливые, сомневающиеся, но мечтающие оказаться на суше.
Укротительница уловила вонь одного из них и снова попятилась в тень.
Только не он. Неужто снова? Не может быть он. Фавн и Лоза! Укротите биение моего сердца! Не он. Тот давно мертв. Давно мертв. Не он, не он.
Она снова воззвала к Фавну и Лозе, к Быку и Лабре, но древние силы не отзывались, хотя распростерлись по всему острову и безмолвно внимали всему.
Она отступила по пещере, пронеслась через лабиринт, вырвалась наружу в выбитом бурями гроте среди гор, среди разбитых статуй и разбросанных изделий из бронзы, принесенных сюда, чтобы задобрить бури во времена Мастера. Она бросила взгляд через леса и поля; она вслушивалась в журчание вод, шорох крыльев, шуршание лоз — растущих, простирающихся вширь, сцепившихся друг с другом в стремлении расти плотнее и гуще. Она слушала пчел. Она вдыхала аромат трав и цветов, собираемый ими. Она содрогалась, когда сама земля медленно поглощала все гниющее; змея, заглатывающая жертву.
И снова она прошла под землей, на сей раз к южному берегу, и взглянула на бескрайний аквамариновый простор, ощутив лишь вздохи великого океана.
И вновь — под землю, чтобы вынырнуть теперь в верховье узкой долины. Здесь беззвучно свивались грозовые облака. Они стояли здесь всегда. Унылая долина грозила ей, хотя ее обитатель давно пропал. Воды, текущие из нее, были холодными как лед и кислыми. Деревья, произраставшие на отвесных склонах, — исковерканные и черные — питались каменным деревом: окаменевшими останками росшего здесь когда-то леса. Долина Мастера.
Ныне долина Укротительницы. Она свирепо дралась за эти места. Она метнулась к ближайшим каменным развалинам.
Медовое дитя было на месте, в своем святилище. Укротительница проворно обежала осыпавшиеся стены, заглянула внутрь, к девочке. Сердце немного успокоилось. Медовое дитя смотрело на нее. Здесь все как надо. Ничто не потревожено. Никто не проходил этой долиной.
Медовое дитя улыбалось. Девочка была такой милой.
Помахав ей, Укротительница пробормотала:
— Сейчас не могу говорить. Но скоро вернусь.
Она скользнула назад в пещеру, пересекла лабиринт, закрывающиеся камни, открывающиеся камни и снова оказалась у входа в пещеру над северной гаванью.
Корабль стоял у причала; мужчины, осторожно ступая по покрытым морскими травами камням, выносили на берег груз. Несколько человек поднимались по старой тропе, не сводя глаз с сыпучего склона и стараясь отыскать безопасный путь.
Еще трое подходили к широкому низкому гроту. Один из них выглядел более подвижным, остроглазым и более хитрым, чем другие. Неправильно выглядел. Он был молод, но нес груз времени. Ужасный груз времени.
Ей надо было поразмыслить. Чтобы все обдумать, годилось лишь одно место, и она серебряной тенью скользнула в нижний мир, оставив холодную пещеру пустой.
Но она оставила в ней эхо, эхо своего страха и изумления, своих забот и своего одиночества; эхо, неслышное таким, как вошедший в пещеру вместе со мной Урта, но в голове человека под «ужасным грузом времени» звеневшее громче огромных бронзовых гонгов святилища, где свежевала и разделывала свои жертвы Медея.
Я выпил это эхо и переварил его. Я не мог увидеть лица женщины, но ее безмолвный лепет, ее беспокойный порывистый трепет был мне ясен, как рисунки на стенах пещеры.
До того, однако, мы долго стояли на неустойчивой палубе Арго, поодаль от молов, раскачиваясь на зыби и осматривая гавань. Тайрон был озадачен.
— Это определенно гавань Акротири, — сказал он, — но она покинута. Это один из самых больших портов острова. Стоит только оглядеться вокруг, чтобы убедиться.
Замкнутые вздымающимися рифами, защищенные двойной стеной волноломов причалы тянулись вдоль нагромождения построек, протяженных складов и сбившихся в кучу жилых домов, раскрашенных в яркие цвета, так что все здесь выглядело богатым.
Какие цвета! Ярчайшая зелень, синева всех оттенков — от аквамарина до лаванды, — цвет розы и огненные краски рассвета… Невиданный блеск, окружавший эти неспокойные воды, так резко выделялся рядом с угрюмыми горами, нависшими над бухтой.
— Там Акротирийская пещера, — напомнил нам Тайрон, указав на низкий широкий грот в центре крутого обрыва. — Здесь Кронос пустил стрелу, поразившую Зевса, когда тот плыл к Греческой земле. Зевс поставил стрелу вместо мачты и привязал к ней свою рубаху как парус. На Крите столько пещер, что и вообразить невозможно, и все они были созданы, чтобы прославить жизнь или дать ей начало. Величайшая из них — Диктейская пещера; она в глубине острова, и отыскать ее очень трудно. Тот же Зевс зародился там и вышел из ее лона, покрытый волосами, но уже в облике мужчины.
Исследователь лабиринтов бросал по сторонам недоуменные и взволнованные взгляды.
— Здесь не должно быть пусто. Что случилось? — гадал он.
— Сидя на месте, мы ничего не узнаем, — громко произнес стоявший позади нас Ясон, который слышал весь разговор. — Давайте причалим, приведем в порядок корабль, поищем свежие припасы и пошлем кого-нибудь на разведку в горы по одной-двум тропам. Красивые цвета, и краска, между прочим, свежая. Покинули? Значит, была причина. Думаю, если хорошенько поискать, еда здесь найдется.
На том и порешили. Каждый был голоден, но главным, ради чего все стремились на сушу, была пресная вода, выдававшаяся уже ограниченно. Опустили и уложили на место мачту, положили на воду весла с правого борта. Подняли якорь и умелыми осторожными гребками, поставив Боллула к рулевому веслу, провели Арго за изгиб двойного волнолома.
