Медленно шли они, словно вели усталого ребенка. Но по мере того, как они удалялись от Нарготронда и приближались к Дориату, к Ниэнор мало–помалу возвращались силы, и когда ее вели за руку, она послушно шла час за часом. Но ее широко распахнутые глаза по–прежнему ничего не видели, уши не слышали ни слова, и уста были безмолвны.
И вот наконец после долгих дней пути они приблизились к западной границе Дориата, к югу от Тейглина: они собирались войти в небольшие владения Тингола за Сирионом и выйти к охраняемому мосту при устье Эсгалдуина. Там они остановились на ночлег; Ниэнор уложили на ложе из травы, и она прикрыла глаза, чего раньше не бывало, и вроде бы уснула. Тогда и эльфы прилегли отдохнуть, и не выставили часовых, ибо очень устали. И так их застала врасплох шайка орков — много их бродило теперь по тем краям, почти у самых границ Дориата. Во время схватки Ниэнор вдруг вскочила с ложа, словно разбуженный по тревоге среди ночи, и с криком бросилась в лес. Орки рванулись за ней, а эльфы — за орками. Но с Ниэнор произошла странная перемена — она теперь мчалась быстрее всех, летя меж стволов, как олень, и ее волосы развевались на бегу. Орков Маблунг с товарищами скоро догнали, перебили всех до единого и бросились дальше. Но Ниэнор и след простыл; она исчезла, как призрак, и эльфы не смогли найти ее, хотя искали много дней.
Наконец Маблунг вернулся в Дориат, согбенный горем и стыдом.
— Ищи себе нового предводителя охотников, государь, — сказал он королю. —Ибо я покрыл себя позором.
Но Мелиан сказала:
— Это не так, Маблунг. Ты сделал все, что мог, и никто из слуг короля не смог бы сделать столь много. Но злая судьба столкнула тебя с силой, что слишком велика для тебя, и не только: для любого из живущих ныне в Средиземье.
— Я послал тебя на разведку, и ты узнал все, что было нужно, — добавил Тингол. — Не твоя вина, что те, для кого эти вести важнее всего, ныне не могут их услышать. Воистину прискорбна гибель рода Хурина, но не на тебе лежит вина за это.
Ибо не только Ниэнор обезумела и убежала в глушь, но и Морвен также пропала. Ни тогда, ни после не узнали наверное о ее судьбе ни в Дориате, ни в Дор–ломине. Однако Маблунг все не мог успокоиться, и с небольшим отрядом отправился в леса и три года скитался в глуши, от Эред–Ветрина до самых Устьев Сириона, ища следов пропавших или вестей о них.
Ниэнор в Бретиле
Что до Ниэнор, она мчалась через лес, слыша позади крики погони; и на бегу сорвала она с себя одежды и бежала нагая; она бежала весь день, как зверь, которого вот–вот загонят насмерть, и он мчит, не смея остановиться и перевести дыхание. Но к вечеру безумие вдруг оставило ее. Она постояла минутку, словно в изумлении, а потом, сраженная смертельной усталостью, рухнула, как подкошенная, в заросли папоротника. И там, в гуще старого папоротника и упругих весенних завитков, она лежала и спала, ничего вокруг не замечая.
Утром она проснулась и обрадовалась солнцу, словно впервые увидела его; и все вокруг казалось ей новым и незнакомым, и она не знала имен вещей. Ибо позади нее была лишь темная пустота, не пропускавшая ни единого воспоминания, ни единого слова. Лишь тень страха помнила она, и оттого была пуглива и все время искала, куда бы спрятаться: стоило какому–нибудь шороху или тени потревожить ее, она тут же взлетала на дерево или ныряла в кусты, проворно, словно белка или лиса, и долго выглядывала из–за листьев, прежде чем выйти из убежища.
Она пошла дальше в ту же сторону, куда бежала, и вышла к реке Тейглин, и утолила жажду; но еды она не могла найти, ибо не знала, как это делается, и ей было голодно и холодно. Деревья за рекой казались гуще и темнее (так оно и было, ибо там начинался Бретильский лес), и потому она наконец перебралась на тот берег, набрела на зеленый курган и бросилась наземь: у нее не осталось сил, и казалось ей, что тьма, лежащая позади, вновь настигает ее, и солнце затмевается.
Но на самом деле то была большая гроза, что пришла с юга и принесла с собой молнии и ливень; и девушка вжалась в землю, напуганная ударами грома, и черный дождь хлестал ее нагое тело.
И случилось так, что несколько жителей Бретиля проходили мимо в тот час, возвращаясь с охоты на орков, торопясь к убежищу, что было неподалеку, за Переправой Тейглина; и вот полыхнула молния, и Хауд–эн–Эллет озарился белым пламенем. И Турамбар, который вел людей, отшатнулся и зажмурился, содрогнувшись; ибо показалось ему, что он видит на могиле Финдуилас призрак убиенной девы.
Но один из его людей бросился к кургану и окликнул предводителя:
— Сюда, господин! Тут молодая женщина, она жива!
И Турамбар подошел и поднял ее, и с ее мокрых волос заструилась вода; девушка же прикрыла глаза, дрожала и не сопротивлялась. Турамбар, дивясь, что она лежит здесь совсем нагая, укрыл ее своим плащом и отнес в охотничью избушку в лесу. Там они разожгли огонь и закутали ее в одеяла, и девушка открыла глаза и посмотрела на них; и как только ее взгляд упал на Турамбара, лицо ее просияло, и она потянулась к нему, ибо ей показалось, что она наконец обрела нечто, что искала во тьме, и она успокоилась. А Турамбар взял ее за руку, улыбнулся и сказал:
— Ну что, госпожа моя, не скажешь ли ты нам, как твое имя и какого ты рода, и какая беда приключилась с тобой?
Она ничего не ответила, только покачала головой и заплакала; и они больше не тревожили ее, пока она не поела, — она с жадностью съела все, что ей дали. Наевшись, она вздохнула и снова вложила свою руку в руку Турамбара; и он сказал:
— У нас ты в безопасности. Переночуй здесь, а утром мы отведем тебя к себе домой, на гору в лесу. Но мы хотели бы знать твое имя и твоих родичей — быть может, мы могли бы отыскать их и сообщить им о тебе. Назови же их.
Но она снова ничего не ответила и расплакалась.
— Не тревожься! — сказал Турамбар. — Наверно, повесть твоя слишком печальна, чтобы рассказывать ее теперь. Но я дам тебе имя и буду звать тебя Ниниэль, «слезная дева».
Услышав это, она подняла глаза и покачала головой, но повторила:
— Ниниэль…
Это было первое слово, что произнесла она после забытья; с тех пор лесные жители так ее и звали.
Утром они понесли Ниниэль в Эффель–Брандир; а наверх, к Амон–Обелю, вела крутая дорога, вплоть до места, где она пересекала бурный поток Келеброс. Через него был переброшен деревянный мост, а под мостом поток срывался с источенного каменного порога и ниспадал многоступенчатым каскадом в каменную чашу далеко внизу; и в воздухе дождем висели брызги. Над водопадом была зеленая лужайка, и вокруг росли березы; а с моста были хорошо видны теснины Тейглина, милях в двух к западу. Там всегда бывало прохладно, и в летнюю жару путники отдыхали там и пили холодную воду. Димрост, Дождевая Лестница, звался тот водопад, но с того дня прозвали его Нен–Гирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар со своими людьми остановился там передохнуть, и Ниниэль сразу же продрогла и ее охватила дрожь, так что они никак не могли согреть и успокоить ее[59]. Поэтому они поспешили дальше; но не успели они достичь Эффель–Брандира, как Ниниэль уже металась в жару.
