— Господин, послушайте… — начала было Иви.
Тут раздался стон, груда земли неподалеку от девушки зашевелилась, показалось огромное тело, скорее всего, мертвое. Из-под него на четвереньках выбрался Серп, с трудом выпрямился, принялся оглядываться, щурясь и морщась. Увидел рванувшуюся было к нему Иволгу, сделал знак оставаться на месте. Она послушно остановилась.
Юнкус с прохладным любопытством наблюдал за происходящим.
— Итак, за всеми этими беспорядками и разрушениями стоит ни кто иной, как Серпилус, — молвил верховный чародей, когда помощник палача сделал несколько шагов в его сторону.
— Я выполнял задание. Твое в том числе.
Слова давались с трудом, Серп стоял, пошатываясь. Одежда на боку, где скользнул нож, намокла, из носа и ушей сочилась кровь, глаза видели плохо, обоняние обострилось. Чудева вонь, хвала бледноликой Госпоже, уже не ощущается, зато в нос бьет кладбищенский запах разрытой земли и мерзкий душок скотобойни: кровь, разорванная требуха. Это от Рубуса. Серп подавил приступ тошноты.
Солнечный отлично видит, в каком он состоянии, но исцелять не торопится. Ждет, что его попросят? Не дождется. Серп попытался затворить кровь, кажется, получилось. Он привычно вскинул голову и чуть не застонал, такой болью отдалось движение внутри черепа.
— Ты, сколько мне известно, был наживкой. Никто не поручал тебе участвовать в делах шайки. Почему ты не сообщил Черену, что встретился с преступным чародеем? Где он, кстати? Одаренных, кроме тебя, тут нет. Успел уйти?
— Вон он лежит, — Серп хотел кивнуть на останки Рубуса, но в последний момент вспомнил о больной голове и указал рукой. Почти засыпанное землей тело с трудом угадывалось на краю немалых размеров воронки. Носок начищенного сапога был хорошо виден в лунном свете.
— Немного же от него осталось, — Юнкус подошел ближе, мановением руки заставил лишнюю землю исчезнуть и хладнокровно осмотрел изуродованный труп. — Что ты с ним сделал? — Серп терпеливо объяснил. — Хм, а Черену говорил, никаких особых умений не имеешь, — верховный бросил на собеседника полный подозрения взгляд.
— Мгновенно выпустить мощь из очей полнолуния, тут много умения не надо, — высокомерно заявил Серп. — Наверное, то же самое легко проделать и с золотом, что напитано силой Светлого Солнца. Не тревожься, Юнкус. Я могу работать только с ночными источниками. Разнести купола храма дневного светила не сумею.
— По-прежнему дерзишь, одаренный, — покачал головой Юнкус. — Взгляни, что произошло по твоей вине. Сокровищница разрушена. Кстати, как туда смогли проникнуть, да еще так быстро?
— Слизень какой-то. Вроде бы тварь с…
— Рудных островов, — закончил Юнкус. — Мне известно о таких созданиях. А тебе, я вижу, нет. Жаль, что преступный лиходей погиб. Я хотел бы с ним побеседовать. У него, судя по всему, были глубокие познания. По крайней мере, в области редких и необычных животных. И использовал он эти знания изобретательно.
Серп даже порадовался, что опять подкатила тошнота. Иначе даже представить страшно, чего бы он наговорил Юнкусу в ответ на его оскорбительные высказывания и сочащийся изощренной издевкой тон. Точно бы вылетел тогда из Мелги, хорошо, если без наказания плетьми на площади или протыкания языка каленым железным прутом. А так главенствует одна мысль: только бы не упасть при всех в лужу собственной блевотины. Он вдохнул поглубже, стараясь успокоиться. Ну вот, и желудок перестал судорожно сжиматься, и устоять удалось.
Иволга видела, каких усилий стоит чародею держаться на ногах. Когда он в очередной раз пошатнулся, девушка не выдержала, быстро подошла и подставила плечо. Сознание Серпа туманилось, он с облегчением навалился на неожиданно появившуюся рядом опору, не отдавая себе отчета, что прикасается к женщине в свете бледноликой Госпожи да еще в ночь полнолуния. Стоять стало легче, тошнота отступила.
— Господин верховный чародей, — зазвенел отнюдь не испуганный, а больше возмущенный девичий голосок. — Вы же, говорят, можете легко исцелять любые раны и болезни. Прошу, помогите Серпу. Он не замышлял ничего худого, я уверена. А что разрушения такие вышли… — Иви невольно оглянулась вокруг. — Наверное, по-другому было нельзя.
— Ты-то кто такая? — вопросил Юнкус, глядя не на девушку, а на помощника палача. Надо же, позволяет своему жалкому источнику заговаривать с верховным чародеем Мелги. Да еще в таком тоне! Наставник у парня был искусен в обращении с даром, но совершенно не умел обламывать не в меру наглых ученичков. Или не считал нужным, встречаются порой и такие чудаки.
— Я его служанка, — твердо, едва ли не дерзко, ответила девица.
— Вышколенные служанки молчат, когда господа разговаривают, — бросил Юнкус с презрением.
Пигалица не посмела снова раскрыть рот, но глаз опускать не стала, зыркнула едва ли не зло.
— Я бы помог тебе, Серпилус, с исцелением. Но ты ведь предпочитаешь сам справляться. Лиходеев вот в одиночку изловил. Даром что городской запас очей полнолуния уничтожен, золото из казны разбросано на пол-Мелги, замку причинены немалые разрушения. Твое счастье, что дома горожан не пострадали. Я еще подумаю, не взыскать ли с тебя. Может, поручу работать бесплатно на восстановлении стены и сокровищницы.
— Поработаю непременно, — с трудом выдавил Серп. — Когда исцелюсь своими силами.
— Он не в одиночку лиходеев ловил, — внезапно раздался низкий голос.
Иви обернулась и просияла — к ним подошел Кайт.
— Серп рассказал мне о готовящемся налете на сокровищницу. Просил предупредить капитана только в самый последний момент, чтобы не спугнуть лиходеев. Я здесь наблюдал, дожидался, когда время подойдет. А потом… — Кайт замялся, соображая, что врать дальше.
— А потом господин Крестэль заметил меня, — не моргнув, подхватила Иви. — Стал прогонять, лиходеи нас услышали и…
— Чёрен мрак, какие болваны! — не выдержал Серп. — Врете нескладно, а главное — кому?
Иволга с Кайтом огорошено переглянулись и захлопнули рты.
— Надо же, какая преданность, — поджал губы Юнкус. — Ты-то, стражник, почему его выгораживаешь?
— Он мой земляк.
— А-а, ты и есть тот пиролец, что живет теперь в доме Боровика. Как тебя там кличут? — изобразил забывчивость верховный. — Крыстэль?
— Крестэль, — поправил Кайт. — Из Приморского Предела.
— Забирай своего земляка и тащи домой. Сам, боюсь, не дойдет. И помни: за чужаками в Мелге хорошо приглядывают.
Юнкус приоткрыл завесу, выпуская троицу. У соседних домов стояли, непонимающе озираясь, жители. Горожан разбудили дрожь земли и грохот, теперь, глядя на пустую улицу, что привычно тянулась вдоль замковой стены, люди недоумевали, что же потревожило их сон.
