«Теперь я продолжу, – сказал Песах. – Тита позвала мужчин и сказала, что готова следовать за Олегом в мир иной. Я не понимал, что происходит до тех пор, как они взяли ее, положили на разостланный парус и сняли с нее одежду».
«Хватит, – сказала Тита, – перестань, Песах. Я не хочу об этом говорить».
Они подняли Титу с кресла. Она вся дрожала. «Пойдем с нами», – сказали ей и положили ее рядом с мертвым Олегом на парус. Один из них сказал: «Я, я, дайте мне», и задрал ей платье.
«Ты что делаешь?» – завизжала Тита и быстро покрыла ноги.
«Тита, – сказали ей мужчины, – праздник начинается сейчас. Мы представляем здесь умершего, но он уже не может с тобой переспать в последний раз перед вознесением на небо. Потому это сделаем мы вместо него».
«Не-е-т!!!» – закричала Тита и попыталась встать и сбежать, но получила удар, который свалил ее на землю.
«Не делай проблем, Тита, – предупредили ее жесткие голоса. – Не нарушай древнюю традицию погребения викингов».
Она потрясенно смотрела на служанку, которая приблизилась к ней, держа веревку, и пробормотала на мышином своем языке: «Извини, Тита».
«Привяжи ее к колышкам», – сказали мужчины служанке.
«Что здесь происходит?» – рассердились всадники, и один из них, Песах, вскочил с места, несмотря на протесты географа, и ворвался в круг:
«Что вы собираетесь ей сделать?» – рука его подрагивала на эфесе меча.
«Не вмешивайся, – сказали ему, – таковы у нас правила погребения».
«Вы на еврейской земле, – сказал Песах, – и вы должны подчиняться мне, норманны».
«Только не в вопросах нашей религии, – сказали ему шведы. – Уходите отсюда. Что вы смотрите на нас, как будто мы медведи в клетке? Соглашения дают нам право отправлять наши церемонии на земле евреев, в Хазарии».
Таковы и вправду были правила, и выражения лиц норманнов были агрессивны и готовы ввязаться в драку. Такой взгляд, на который раньше викинги не решались в отношении еврея, удивил Песаха и заставил его отступить. Никогда еще шведские купцы так не разговаривали с хазарами, даже если были правы и точны в своих словах. Отступая, Песах запутался в перевязи собственного меча, и упал в грязь. Это вызывает смех во все времена и в любом месте в истории юмора, и шведы, и хазары, начали хохотать. Песах кипел от злости. Раки приблизились, и Песаху показалось, что они невероятно увеличились.
«Н надо меня привязывать, – сказала Тита, – я сама разденусь. Не касайтесь меня». И служанка помогла ей сложить одежду.
Боже, какой прекрасной была Тита в своей наготе. Гладкие ее ноги, грудь, живот, узкие плечи. Песах всю жизнь будет помнить это.
Они стали ложиться на нее, один за другим, ликуя, стоная, быстро кончая. Их было десятеро, и после четвертого Тита начала беззвучно плакать.
«Хватит, – заорал Песах, – хватит, оставьте ее».
Но географ оттаскивал его за рукав: «Не мешай, я записываю их обычаи, ты что, не видишь? Что ты мне мешаешь?»
Раки еще больше увеличились и приблизились на своих, затвердевающих на глазах, ногах, приподымаясь, чтобы лучше увидеть поверх голов стоящих кругом. Из реки всплыл и поднялся в свете полудня высокий черный дьявол. Он был в черном покрывале со светящимися красными полосами.
Он медленно приблизился к толпе.
«Ты кто?» – спросили его хазары.
«Я – дьявол Самбатион», – ответил он, и голос его был влажен и полон водянистых трав.
«Дьявол Самбатион?! Где дети, которых ты выкрал у нас, детей графа из Лопатина?» – подскочили все со своих мест, забыв о приковывающем всех зрелище массового совокупления с Титой.
Он задумался, вспомнил: «А, так это вы? Не собираюсь говорить вам, где находятся дети».
Они обнажили мечи, но раки уже окружили его плотной стеной, и все быстро отступили в воды реки и исчезли.
Хазары выхватили луки из седел и бросились к реке, куда нырнул дьявол вместе со своими раками. Они пустили в них стрелы, и только услышали оттуда смешок. Волны посверкивали, стрелы исчезли. Руки их опустились, и они лишь продолжали кричать «Выходи оттуда, выходи! Где дети?» И они приблизились к кромке вод, пугая лягушек, которые плюхались в реку.
Чувство беспомощности от слишком быстро меняющихся событий заполнила сердца четырех хазар, а Песах еще ощущал оскорбление от поведения викингов, особенно, после того, как он упал в грязь, и злость заставляла напрячься все его мышцы.
Когда он вернулся, на Тите лежал последний из шведов. Он был самый старый из них, и возился долго. Песах не мог видеть этого, хотел подскочить и поднять эту скотину и вонзить в него меч, так, чтобы вышел со спины. Но соблюдение закона сдержало его.
Когда швед встал с Титы, тяжело дыша и отдуваясь, и сказал «Было хорошо», свернулась Тита в клубок и сжалась.
«Кончили?» – спросила, – покройте меня». Служанка накрыла ее, и она натянула поверх головы покрывало.
Теперь викинги отошли от нее. «Убирайтесь», – сказали они хазарам, – надоели, Что вам еще надо?»
«Вы будете нам диктовать, что делать? – потрясенно спросили иудеи. – Как вы с нами разговариваете?»
Викинги молчали.
Но тон и слова, ими сказанные, уже нельзя было изменить, и они повисли в воздухе.
Географ всем еще записывал что-то в свою тетрадь. Шведы спешно раздавали команды на своем языке. Служанки разбрелись по полям и вернулись с охапками белых, желтых и алых цветов.
«Идем, Тита, – мягко обратились к ней, – идем». Облачили в синее одеяние, и положили на маленький подиум, сложенный из ящиков и покрытый тканью.
Тита лежала рядом с мертвым Олегом. Тита смотрела в небо, пытаясь представить, как там и что там, и когда она уже туда вознесется. Десять купцов в дорожном одеянии и рогатых касках приблизились к ней, напевая что-то печальное.
В руках у них были цветы, и они рассыпали их вокруг Титы и Олега.
Потом замолкли. Один из них дал знак остальным, и они взяли Титу за руки, за ноги и за голову. И тот швед извлек кинжал, украшенный голубой керамикой, и поднял его над Титой.
До того, что должно было что-то случиться, в воздухе пролетел другой кинжал и вонзился в шведа, бросив его на руки стоящих сзади товарищей, истекающего кровью.
Все вскочили со своих мест.
Песах швырнул кинжал и убил шведа.
Тита закричала, приподнялась и впервые увидела Песаха.
Свидетельство Песаха: «Мы тут же встали рядом – лагерь против лагеря. Было ясно – это война. Но я все еще был потрясен поведением викингов. С каких это пор? Это был первый раз, насколько мне было известно, что викинги решились встать против нас с оружием в руках, так вот, против Израиля. Ведь они все же всего гости в нашей империи, всегда подчинявшиеся нам. Они платили нам налоги и подати. Я сдерживался, все еще думая, что они наглеют, потому что пьяны. Ну, и действительно думал, что таковы у них традиции, какими жестокими и дикими они не были. Но я должен был понять, когда потребовал от них оставить Лолиту, что они против хазар, причем делают это открыто, с присущей им дикостью.
