Магия, которую его темплары качали из Черной Линзы, не ускоряла преобразование в дракона, а также не превращала обычную жизнь в пепел. И, так как немертвые не хотели есть и пить, не уставали и не страдали, Доблестные Воины иногда даровали своим живым темпларам способность поднимать жертв предыдущих сражений в тот момент, когда казалось, что наступающий отряд врагом уже мог праздновать победу.
Что случалось не часто.
Как только темплар поднимал немертвых и заставлял их сражаться, он или она должны были считаться с возможностью, что кто-то другой может перехватить управление ими. Не с теми же шансами, конечно. При прочих равных условиях более опытные темплары контролировали немертвых лучше, чем менее опытные — не считая, конечно, самых искушенных священников, друидов, волшебников или самих Доблестных Воинов, которые легко перехватывали управление немертвыми почти у любого темплара.
Хаману лично проверял способности своих темпларов к управлению и наблюдал за тем, как те, у которых оказывался необходимый талант, проходили обучение. Военное бюро никогда не разрешило бы Анделими и другим двадцати темпларам ее манипула выйти за ворота не имея с собой опытного темплара-некроманта — особенно на юго-восток, где земли Урика граничли с владениями Джиустеналя.
Хаману пошевелил мысли Анделими. Где ваш некромант?
Рихаен пытался, О Могучий Король, уверила она его. И Ходит тоже…
Ее глаза опустились на твердо-утоптанную почву слева от ее ног; Хаману перехватил контроль над ее телом и повернулся направо. Анделими была сержантом военного бюро, ветераном, сражалась почти два десятилетия в самых разных битвах. Она умела сражаться не хуже, чем ее король, но инстинкты глубже знания, и она скорее умерла бы, чем бросила взгляд направо. Хаману держал открытыми ее глаза достаточно долго, чтобы увидеть все, что нужно.
Рихаен пытался…
Мысли Анделими были тусклыми и мрачными. Она едва не плакала. Мертвый эльф был ее любовником, отцом ее детей, вкусом сладкой воды на ее языке.
Рихаен пытался повернуть назад армию немертвых, но эти трупы поднял тот самый Доблестный Воин, который разорвал связь между королем Урика и темпларами Урика. Вместо того, чтобы управлять миньонами Джиустеналя, Рихаен сам попал под их контроль. Его сердце остановилось, и он сам стал немертвым, которым управлял кто-то другой. Ходит, которая также была очень талантлива и отлично подготовлена, попыталась — глупо — перехватить управление Рихаеном, и ее постигла та же судьба.
Оставшиеся темплары манипула, включая Анделими, вынуждены были сражаться со своими собственными немертвыми. Это было совершенно невозможно без обращения к магии, и любой темплар нес с собой травы, масло или оружие, чтобы сделать это. Но то, что сделал тот, кто поднял армию Джиустеналя, Рихаену и Ходит, невозможно было исправить. Для них заклинание немертвости было необратимо. Их тела валялись на земле. Ни одной знакомой черточки не осталось на теле любимого эльфа Анделими, за исключением серебряного медальона некроманта и нескольких прядей его длинных коричневых волос, плавающих в луже его отвратительно пахнувшей крови.
Ради своих собственных воспоминаний о Дэше и Дорин, Хаману мог бы оставить Анделими наедине с ее горем. Но именно ее мука прорвалось через завесу Дрегоша, и ради Урика он не мог показать слабости, не было времени на плач по умершим.
Анделими!
Она уже распласталась на земле. Он заставил ее подняться на ноги.
Где остальные солдаты твоего манипула? Кто выжил?
Хаману не хотел бы, чтобы она опять увидела то, что осталось от Рихаена, но ему нужно было видеть. Он заставил ее открыть глаза и смахнул с них ее слезы. Пятнадцать выживших темпларов стояли фалангой за Анделими. Их разнообразные медальоны открыто висели на груди. На их лицах было написано поражение, так как он не слышал, как они призывали его. Они знали, что случилось — сейчас он был в сознание Анделими — и знали, что это случилось слишком поздно.
Мы не бросили оружие, О Могучий Лев! Мы сражаемся, О Великий Хаману! — выкрикнул адъютант манипула королю, зная, что Хаману глядит на него глазами женщины. Он ударил окровавленной рукой по левой груди, приветствуя своего короля. Ваши темплары не подведут вас!
Мысли адъютанта были сбивчивы, их было трудно читать. Его рука трепетала, когда он опускал ее. Темплары Урика не могли молить о победе над легионом немертвых, развернувшимся перед ними, и адъютант это знал. В этот знойный полдень он и Анделими хотели всем сердцем, чтобы смерть — чистая окончательная смерти — пришла к ним, и чем скорее, тем лучше.
Они хотели, чтобы Хаману убил их там, где они сейчас стояли и выпил их жизненную силу, продвинувшись еще дальше по пути превращения в дракона.
Хаману подумал о жестокой иронии судьбы: только живые Доблестные Воины должны были превратиться в дракона. Дрегош, как и армия, которую он поднял, был немертвым, и следовательно неспособным стать драконом, хочет он того или нет. Волшебству Дрегиша не было предела, за исключением отсутствия жизни в подземном городе.
Даже-чересчур-живой Лев Урика тщательно проверил нижний мир, утверждаясь в своих подозрениях. Джиустеналь поднял целую армию немертвых, ползущих к Урику. Хаману мог бы повернуть их, перехватив контроль за ними, но тогда надо было сражаться за каждого, и цена победы была бы непозволительна высока.
Вы должны отступить, сказал он манипулу голосом Анделими.
Их это не успокоило. Немертвые двигались медленно, но безостановочно; они никогда не усравали, никогда не отдыхали. Только эльфы могли обогнать их — если среди немертвых не было эльфов.
Лучше остаться на месте и сражаться, громко проворчал медлительный дварф.
Он стоял с кулаками, дерзко упертыми в бедра. Какую бы смерть Хаману не выбрал для него — а его мысли были совершенно ясными — любая была лучше, чем стать немертвым дварфом с добавочным проклятием банши за неисполненный жизненный фокус. Как раз в этом дварф ошибался. Король-Лев мог сделать его судьбу еще хуже, чем немертвость — Виндривер мог подтвердить это — но Хаману решил, что сейчас не время для развлечений. Судьба Урика висела на волоске, и спасти Урик было намного важнее, чем преподать вечный урок тупоголовому упрямому дварфу.
Поставьте всю вашу воду передо мной.
Пока адъютант смотрел за тем, чтобы образовалась маленькая куча мехов с водой, Хаману проник глубже в сознание Анделими и втиснул в ее память слоги и жесты заклинания Черной Линзы, которое она должна была произнести. Если бы ее сознание не было заморожено печалью, псионический шок свел бы ее с ума. А так присутствие Хаману было для нее только передышкой перед вечным ночным кошмаром.
