долго я спала?
- Примерно два года.
Мои глаза расширились в недоверчивом удивлении.
- Простите…?
- Полагаю, это новый рекорд. Но в любом случае, я рад, что ты проснулась вовремя, чтобы отправиться в Королевскую академию.
- П-Подождите. Сколько мне сейчас лет?
- Это осень твоего десятого года — только что закончился Праздник Урожая. Зимой ты поступишь в Королевскую академию, — объяснил Фердинанд.
Меня тут же охватила паника. В юрэ́вэ я оказалась зимой восьмого года, а теперь наступила осень десятого. Похоже, я полностью пропустила свой девятый год.
- Н-ни за что! Куда делся мой девятый год?!
Не-е-ет! Мысленно закричала я, баюкая голову. Но Фердинанд лишь пожал плечами.
- Ты дважды прожила свой седьмой год, так что это просто все уравняет, не так ли?
Повторно проживать седьмой год, конечно, было неожиданно, но пропустить целый год было тем, чего я еще меньше ожидала.
- Это, конечно, ничего не уравнивает! — Пожаловалась я. — Кроме того, вы говорите, что мне уже десять лет, но я совсем не чувствую, что изменилась. Трудно было поверить, что прошло два года, когда я все еще такая маленькая.
- Пока ты находишься в юрэ́вэ, твое тело впадает в своеобразный глубокий сон, так как вся твоя энергия направлена на растворение маны. Это можно сравнить, как если бы ты была полумертвой, так что, к сожалению… из-за воздействия юрэ́вэ ты этот год совсем не росла, — объяснил Фердинанд, избегая смотреть мне в глаза.
- Что?! Но вы же сказали, что я выздоровлю! Фердинанд, вы лжец!
Конечно, я стала немного здоровее, чем раньше, но ценой потери всего девятого года и необходимости посещать Королевскую академию, так и оставшись прежнего роста.
Том 3 Глава 285 Эпилог
В течение нескольких дней Розмайн бесцельно оглядывалась вокруг расфокусированными глазами, прежде чем снова закрыть их, продолжая впитывать телом юрэ́вэ. Фердинанд, который внимательно наблюдал за ней, знал, что это означает, что она скоро проснется, но ее тело все еще не поднялось из жидкости, оставаясь погруженным.
Даже во время Праздника урожая Фердинанд почти каждую ночь возвращался в храм, чтобы проверить ее, но скорость улучшения была удручающе медленной. Это заняло целую вечность, но, наконец, ее глаза начали фокусироваться. И, быстро моргнув несколько раз, она поднялась из юрэ́вэ, как бы говоря, что дальнейшее целебное действие зелья уже невозможно.
Фердинанд облегченно вздохнул, протянул руки, чтобы помочь Розмайн сесть, и похлопал ее по спине, чтобы она могла дышать. Похоже, она стала чувствовать себя намного лучше, выплюнув остававшийся в легких юрэ́вэ, и хотя некоторое время она сильно кашляла, ее дыхание вскоре снова стало нормальным.
- Фердинанд, это было больно…
Пожаловалась Розмайн, сердито глядя на него, но Фердинанд понятия не имел, чем он заслужил это обвинение. Она ничего не знала о тех трудностях, которые ему пришлось преодолеть, и тот факт, что проснувшись она первым делом начала ворчать, был, несомненно признаком отсутствия врожденного чувства благодарности.
- Скажи мне, когда закончишь мыться. Нам нужно многое обсудить относительно того, что произошло, пока ты спала. Если у тебя есть какие-то вопросы, оставь их на потом.
Фердинанд поручил Розмайн ее слугам, а сам вернулся в свои покои, где его ожидали с улыбками его собственные слуги.
- Значит, Глава храма проснулась? Мне кажется, это отпечаток ее руки, — сказал один из них, указывая на мокрый след на одежде Фердинанда, где Розмайн ухватилась за неё. Его одежда вообще была мокрой из-за того, что он опустил руки в юрэ́вэ, чтобы помочь Розмайн сесть, а затем и вовсе поднял ее оттуда.
- Я распоряжусь о смене одежды, — продолжил слуга.
- Разумеется.
- Эта новость принесла нам всем немалое облегчение. Мы переживали, когда же Глава храма наконец проснется, — с улыбкой сказал жрец, возвращаясь со сменой одежды. Такие пустые разговоры были редкостью для слуг Фердинанда; они действительно с нетерпением ждали, когда проснется Розмайн.
Потому что теперь, когда Розмайн проснулась, нас больше не будут тревожить этими посланиями… Со вздохом подумал Фердинанд, поворачиваясь, чтобы посмотреть на угол своего стола, где громоздилась куча желтых фей камней.
В основном это были ордонансы от Бонифация, содержавшие послания, в которых он ревел: “Когда РОЗМАЙН проснется, Фердинанд?!” За последние полгода они прибывали так часто, что каждый человек в палатах Главного священника смертельно устал от них.
Боги мои… Меня по настоящему вывело из себя то, как долго растворялась мана Розмайн. Сколько раз мне приходилось сдерживаться, чтобы не рявкнуть в ответ, что меня её пробуждение волнует больше всех остальных?
- Главный священник, теперь, когда Глава храма наконец проснулась, вы можете сегодня отдохнуть.
- Нет, пока нет. Как только Розмайн приведут в порядок, я наведаюсь в ее покои и объясню, что произошло за последние два года. Впустите ее слуг, если кто-нибудь придет.
- Будет исполнено.
Фердинанд закончил переодеваться и подошел к своему столу, где он постучал по каждому из желтых фей камней один за другим своим штаппе и влил в них Ману. Он разом превратил все двадцать с чем-то ордоннанцев, в одно мгновение заполнив комнату птицами из айвори. Затем он повернулся к ним лицом и заговорил.
- Розмайн проснулась. Если она будет в добром здравии, через три дня я привезу ее в замок к третьему колоколу. Не посещайте храм, так как она все еще приходит в себя после сна.
С этими словами Фердинанд взмахнул штаппе, и ордонансы разом улетели. Между прочим, более половины из двадцати с лишним ордонансов были ответами на послания Бонифация, и поскольку каждый из них повторял свое послание трижды, он скоро услышит новости тридцать — сорок раз. Эта мысль принесла Фердинанду небольшое удовлетворение. Это была его маленькая месть за то, что он был вынужден слушать рёв Бонифация почти каждый день в течение нескольких месяцев, когда тот присылал послания, справляясь о состоянии Розмайн.
Однако удовлетворение Фердинанда продлилось недолго: когда
