— Окружаем, — тихо, но чётко отдала команду Ханна своим людям.
Аливитянки, как гром посреди неба грянули в селение. За считанные секунды воительницы со всех сторон обступили преступника. Он застыл на месте, смотря на копыта их лошадей, столпившихся рядом с ним.
— Снимайте капюшон! — прокричала правительница Саркена.
Отсюда выходит вывод, что Ханна солгала королю. Она не направилась домой, а решила довести всё до конца. Такая уж у неё имелась натура. Если кого и можно было назвать бретëром, так женщину-воина. Для неё вся жизнь представала поединком. Стоило только аливитянке унюхать что-то подозрительное, как та уже не отступит, пока не покончит со всеми тайнами.
Потрошитель медленно выполнил, что она требовала, и поднял на неё голову. Жёлтые глаза безэмоционально смотрели, словно сквозь Ханну.
— Очень жаль, что мои догадки оправдались, — начала правительница Саркена. — Наверное, всегда куда тяжелее смотреть на то, как одни из самых лучших и достойных людей втаптывают свою совесть полностью в грязь, нежели чем на заядлых предателей добрых истин.
— Что же меня выдало, Ханна? — измученным тоном спросил Розгальд.
— Все эти убийства не мог совершить один человек. Слишком быстро, слишком ловко. Группа же головорезов при этом бы грабила. Я до последнего не хотела верить, что это вы. Но жертвы в окрестностях и в столице натолкнули меня на мысль, что вурдалак вполне имел бы возможность незаметно обходить постовые вышки с привратниками. Однако, Ваше Величество, предупреждаю вас, что если решитесь ускользнуть, то это вряд ли выйдет. Я намерена доставить вас в Остбон, где вашу судьбу решит суд.
Милорд печально усмехнулся.
— Это не понадобится. Я устал, Ханна. Пора предстать перед моей королевой. Она знает свой долг. Зачем тратить время… Тисса отдаст справедливый приказ. Меня казнят. Такой великой миледи, как моя жена, у Дормана никогда не будет. Вы как-то сказали, что женщины куда сильнее мужчин. И Тисса тому яркое доказательство. Если поменять нас местами, то я бы никогда не смог подвергнуть её всей строгости закона. Я бы скорее отрёкся от всех и всего, сбежал бы вместе с ней. Но только она не такая, как я. Супруга ранимая, как молодой лепесток на цветке, однако она всегда готова защищать истину с несокрушимой энергией. Тисса лучше отдаст собственную жизнь, чем опозорит клятвы, приносимые дорманцам. А я… — он уселся на снег. — Я умру с улыбкой на лице. Ведь в моей жизни находилась самая лучшая женщина из всех, что когда-либо были или будут. Я глупец… Чего может ещё желать мужчина? Я должен был довериться ей раньше… До моего падения… Её близость и любовь не позволили бы мне сорваться…
— Но вы боялись причинить ей вред, — продолжила за него воительница. — И в результате пострадали другие люди. Ваше Величество…
— Уже просто Розгальд, — прервал её тот. — Не стоит больше пачкать королевскую власть. Я уже никто… Жалкий безумец. Все мои тщания для того, чтобы сохранить славную память рода, рухнули. Я уничтожил всё, что создавалось непосильным трудом.
— Я хочу заметить, — Ханна спешилась и приблизилась к нему. — Если бы вы всё же решили сбежать, то, несмотря на численное превосходство моих воительниц, силы бы всё равно были равны. Я прекрасно осведомлена о вашем боевом искусстве. И это делает вам честь. Вы искренне готовы понести наказание за то, что совершили. Но… Розгальд, можно узнать… Почему вы не убили тогда девушку по имени Люси? Она бы точно не смогла спастись, если бы вы сами не прекратили своё преследование.
Розгальд скосил глаза немного вбок, стараясь припомнить одно из своих нападений, совершенных в приступе дикой жажды.
— Люси очень редкий мастер. Она сослужит отличную службу для народа Дормана своими изобретениями. Я бы советовал вам приобрести какие-нибудь из её творений. У неё удивительно работает мозг. Оружие, которое создаёт та, действительно будет очень полезным в будущем. Но я тогда едва смог с собой совладать, чтобы отпустить её. В своих ненасытных приступах я плохо соображаю. А Люси все же поразила меня…
— Розгальд, мне очень жаль… — искренне произнесла Ханна, положив руку ему на плечо. — Но… Зачем вы направились в княжество вампиров? Я слышала о вашей задуманной поездке от придворных слуг, поэтому и решила, что это удачный случай последить за вами.
— Я правда ехал, чтобы обговорить чёткие условия о будущем союзе на случай возвращения Узгулуна. И… Ещё я хотел спросить у них, как можно контролировать себя. Но всё равно было уже поздно. Ханна, я не смог бы жить с кровью на руках дальше. После первого убийства уже ничего не вернуть назад. Совесть не отмывается.
— Зря вы так. Если бы вы только рискнули полностью доверить своё тяжёлое состояние жене, то всё ещё можно было исправить… Вы точно совершили бы и немало хорошего…
— К чему это сейчас? — правитель Дормана поднялся. — Свяжите мне руки! Пора отвечать за злодеяния!
Из домов начали высыпать любопытные жители. Они испуганно и без умолку перешептывались между собой.
— Розгальд, я не стану этого делать. Вы поедете сами! На своем коне! Может, вы и совершили ужасные вещи. Но уйдёте с достоинством! Прошлое перечеркнуто окончательно, однако за своё правление вы доказали, чего стоит ваше слово. Кто-то запомнит грязь, но кто-то будет и помнить выдающиеся вещи о вас. Из разумных людских душ сложно бесследно стереть добро.
— Я этого не заслуживаю…
— А я так не думаю!
— Ханна, я не боюсь казни. Я мечтаю о ней! За всю любовь жены я отплатил ей ножом в сердце! Я убивал свой народ! Я… — руки его затряслись. — Я предал всех! Предал себя! Она ведь верила в меня! Дорманцы верили мне! — Розгальд закричал во весь голос. — Убей меня прямо сейчас! Прошу! Прошу!!! — король вцепился в её ноги руками, склонив голову.
— Вам нужно… Нужно сказать всё это ей… — аливитянка взяла его за ладонь.
— Ханна, спасибо вам… — монарх поднялся. — Вы тот самый меч правосудия! Если бы не вы, то скольких бы я ещё лишил жизни…
К нему подвели его гордого жеребца. Розгальд, не медля, уверенно вскочил в седло. И помчал во весь опор в Остбон, навстречу каре. Пришло время платить по счетам. Среди сильных людей не принято уклоняться от возмездия.
— Проводим короля в последний путь, — Правительница Саркена обратилась к своим воительницам. — На наших глазах закончится один из самых коротких, ярких и печальных правлений в истории.
Аливитянки, не торопясь, направились вслед за исчезнувшим уже из поля зрения Розгальдом.
Когда король прибыл в столицу, то первым делом сразу же пошёл к гроссмейстеру главного рыцарского ордена и во всём ему сознался, чем совершенно обескуражил того. Затем милорд попросил, чтобы его сразу же посадили в темницу и позвали прелата для исповеди.
Розгальда отвели в сырую камеру, где вместо кровати были две необтесанные доски, покрытые рогожей. Его Величество долго беседовал с духовным лицом, изливая всё, что держал в своей грешной душе.
Поздним вечером, священник покинул серые стены узницы, унося оттуда горячие, искренние слова раскаяния Розгальда. И для короля осталось последнее в жизни испытание. Прелат должен был сообщить шокирующую новость Её Высочеству. Так что правитель в напряжении ждал, когда супруга посетит его.
Тисса тем временем, ещё ничего не ведая о случившемся, сидела уставшая за книгой. Распущенные волосы слегка растрепанно спадали на плечи и грудь. На ней была белая длинная котта, поверх которой складками стелилось пышное серое сюрко.
Все боялись говорить ей правду первые. Так как имелись большие опасения, что она может от горя потерять дитя или снова слечь в постель. А при нынешних обстоятельствах, когда на рассвете Дорман лишится короля, особенно. Но это необходимо было сделать…
Ряса священника прошелестела по её покоям. Тисса очень злобно отреагировала на услышанное и чуть было не запустила в прелата книгу, не поверив ни единому его слову.
Её Высочество, не переодеваясь и нисколько не заботясь о своём неподобающем для королевы видом, почти бегом бросилась в камеру к мужу, по дороге громко крича на стражников, которые посмели заключить мужа. Она грозилась, что сама казнит их всех с первыми лучами солнца, а потому пусть убираются прочь, пока не поздно.