не глядя на неё, Дан понял, что она улыбается, — А я думала, мой принц, ты решил рассправиться с ними именно так, потому что знал, что мне это понравится.
— Ты ведь знаешь, что это не так, — откликнулся юноша, — И вообще, далеко нам до твоей реликвии?
— Совсем недалеко, — ответила Сюин, — Буквально за этой дверью.
Да, это была первая настоящая дверь, обнаруженная ими в хитросплетениях пещер. Ну, как дверь. Несколько сколоченных вместе досок, державшихся на криво вделанных в камень железных петлях и закрытых на массивный амбарный замок. Она была заперта, но рухнула со второго удара.
Почему-то Дан не сомневался, что Сюин хватило бы сил выломать её и самой, но ей явно нравилось, когда это делал он.
Помещение за дверью было почти полностью уставлено деревянными ящиками. Не задумываясь и не оглядываясь, Сюин бросилась к одному из них.
Судя по всему, именно в этом ящике располагались их вещи — вперемешку и без какой-либо сортировки. Красная бархотка, которая, видимо, и была той самой искомой Лентой Феникса, переплелась с его личным талисманом. Обнаружился там и меч; впрочем, от копья избавляться Дан тоже не спешил.
Первым делом Сюин нацепила на шею бархотку, и лишь затем стала натягивать платье. И не сказать чтобы Дан был этим так уж недоволен. Впрочем, сам он тоже поспешил одеться, чтобы не нарываться на новые насмешливые комментарии.
После чего кивнул на личный талисман, надетый на шею Сюин:
— Накинь на нас заклинание Хамелеона. Если мы сможем пройти мимо сражающихся сторон незаметно, тем лучше.
— Боитесь, мой принц? — кажется, сейчас, расслабившись по поводу клановой реликвии, наследница Фен начала понемногу вспоминать о вежливости.
Хотя голос её все еще звучал насмешливо.
— Осторожничаю, — поправил Даниил, — Мы не знаем, кто здесь есть помимо Миншенга, а главное — какие намерения у того, кто на него напал. В смысле, какие намерения в отношении нас.
Сюин задумалась, а потом неохотно кивнула, признавая его правоту.
Она подняла талисман ко лбу, и Дан почувствовал, как энергия вливается в заранее проложенные каналы, образующие иероглиф «Хамелеон». Сюин не требовалось совершать каких-либо движений, чтобы направлять её: все они были совершенно в тот день, когда она вырезала на деревянной табличке каллиграфическую запись.
Как будто прозрачный мыльный пузырь окружил пленников. Все, что за его пределами, казалось выцветшим, бесцветным, но при этом каким-то необычно четким. Сама Сюин, на контрасте, казалась яркой и притягательный, как единственный островок цвета в царстве серости.
— Не отходите от меня, мой принц, — сказала девушка, — Три шага, и вы станете видимы.
Даниил кивнул и поудобнее перехватил копье. Ножны с мечом он просто заткнул за пояс.
— Ну что ж, идем на звук. Давай не разговаривать без необходимости: если понадобится что-то сообщить, просто дотронься до меня.
Два раз встречались им в коридорах посты охраны. Первый раз им удалось проскользнуть незамеченными благодаря маскирующему заклятью. Во второй разбойники охраняли узкий лаз, пролезть в который, не поднимая шума, было решительно невозможно. Но к счастью, их было всего двое, и они даже не успели вскрикнуть, когда Дан неожиданно напал на них с копьем.
И убивая их, он по-прежнему не чувствовал ничего.
Постепенно воздух менялся. Сперва едва уловимо, но очень скоро в пещерах стало ощущаться дуновение ветерка. Они приближались к выходу на свежий воздух. Все больше пещер казались обжитыми, и даже на природных, необработанных стенах местами виднелись драпировки, предохранявшие от сквозняков. Здесь уже на постоянной основе жили люди, но сейчас их тут не было.
Все попрятались от того, что происходило на входе.
Медленно, осторожно, Даниил и Сюин прокрались в просторную пещеру, служившей «прихожей» подгорной сети. Она была освещена не факелами, а каким-то зловещим темно-красным сиянием, и увидев его источник, Даниил на секунду замер, не зная, как реагировать.
В центре пещеры, левым боком к ним, стоял недоброй памяти знакомый Миншенг. Выглядел он препогано: кафтан был подпален и местами дымился, на правом бедре виднелся уродливый ожог, и Даниил всегда считал, что с таким ожогом человек может лишь лежать и рыдать от боли. Однако несмотря на это, лицо бродячего заклинателя выражало лишь веселье и экстатический восторг. Глаза лихорадочно блестели, широкая улыбка обнажала острые зубы, и казалось, что боль просто не смеет обратить на себя его внимание.
В вытянутой руке Миншенг сжимал изогнутый меч. Меч этот казался не столько даже черным, сколько поглощающим свет, как будто полоска абсолютного мрака. И глядя на него, Дан почувствовал, как внутри все холодеет. Как откуда-то исподволь проникает железная уверенность, что все безнадежно. Что ЭТОЙ силе противостоять невозможно.
Человек, на которого указывало острие клинка, выглядел гораздо более впечатляюще, — точнее, выглядел бы, если бы не находился в столь жалком положении. Очень высокий, атлетически сложенный мужчина лет двадцати пяти на вид, с породистым лицом, в котором угадывалось легкое фамильное сходство с принцем Лиминем, он стоял, опустившись на одно колено, и отчаянно пытался поднять меч. Белые волосы и одежда были почти полностью залиты кровью. Золоченый доспех давно превратился в решето, сквозь которое было протянуто множество тонких светящихся нитей, которые и создавали насыщенно-красный свет. Казалось, какой-то маньяк вытянул артерии из его тела и развесил вокруг диковинным подобием рождественских гирлянд. Воин был бледен, он явно потерял много крови. Но в темно-красных глазах плескалась отчаянная решимость.
Решимость продать свою жизнь подороже. Решимость умереть, но унести с собой врага.
За спиной сдавленно ахнула Сюин; к счастью, Миншенг был слишком занят удержанием нитей, пронзавших тело противника, и не услышал её. В зеленых глазах девушки мелькнуло осознание — и панический страх. Побледнев от ужаса, она в неосознанности сделала первый шаг назад.
И Даниил не мог её в этом винить. Даже не зная, что за сила заключена в этом мече, он ощущал её каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой своего разума, всеми фибрами своей души.
Они обречены. Откуда-то он знал это точно. Как только Миншенг обратит силу клинка против них, они умрут. И сделать с этим ничего нельзя. Они уже мертвы, просто не успели еще это понять. Незримые часы уже отсчитывают последние мгновения их жизни…
Последняя мысль заставил Даниила запнуться. Где-то на задворках памяти мелькнуло узнавание. Так ведь уже было. Он жил с этим осознанием долгих семь лет, с того момента, как прозвучал впервые страшный диагноз. Он смирился со смертью. Свыкся с ней, как с несправедливой неизбежностью. Незримые часы отсчитывали его время, пока последняя песчинка не пересыпалась.
Но вот, он здесь. Он был жив. Он
