Остаток этого тёплого летнего дня Слепень провёл за вычерчиванием плана лабиринта. Я попросил его об этом, а мальчишке и самому оказалось интересно. Первый этаж он начертал на земле, второй надстроил из щепочек и прутиков, верно указав все узловые точки, но наделав мелких погрешностей в очертаниях второстепенных отвлекающих тупичков. Для меня оказалось открытием, что этот недоросль чётко отделил главное от второстепенного.
Вечером мы вернулись в школу, поболтав по дороге обо всякой всячине и попутно пришли к выводу, что рассказывать кому бы то ни было о секретах места, где обитают духи, не стоит, чтобы не сделать лишнего беспокойства столь таинственным существам. То есть уважительность и рассудительность моему юному коллеге оказались не чужды, по крайней мере, на словах. А о большем нечего было и мечтать.
Следующий опыт с проверкой лабиринтом дал с точностью противоположный результат. Мальчишка, отличавшийся задиристым нравом, долго тупо нарезал кольца по путанице галерей. Я сбился со счёта, сколько раз он прошел мимо ключевых точек, так и не обратив внимания ни на одну из возможностей. Отстающую доску он упорно игнорировал, хотя, даже потрогал её в первый раз, но уж потом больше к этому месту не приближался.
Этому индивидууму я сразу предложил отправиться к вождю Союза Тёплому Ветру в качестве письмоводителя, приписав в сопроводительном письме, чтобы дядька мой этому парню распоряжаться не позволял - а поручал исключительно исполнять и фиксировать то, что уже имеет место, а не влиять на судьбы других людей. Имя же записал в свой поминальник на отдельный лист пергамента, озаглавить который не решился.
Понимаете, цивилизация - это не только сотрудничество, но и разделение труда. Без одного не бывает другого. И люди подобного склада ей, цивилизации, тоже надобны для поддержания порядку, протоколирования и исполнения всяких других формальностей. Сердце моё не наполнилось презрением к этому человеку, потому что он не поддался искушению воспользоваться "нечестным" ходом. По меркам времени, из которого я сюда ухнул, это, скорее недостаток, но отсутствие этого "недостатка" у лиц, толпящихся в коридорах власти, меня в последние годы, проведённые в двадцать первом веке, огорчало до невозможности.
Из первых экспериментов с лабиринтом я понял, что не так-то просто оценить результаты, получаемые с его помощью. Но, в принципе, путь я нащупываю правильный, потому что поставить человека на подходящее для него место - задача, крайне редко решавшаяся успешно и в мой просвещённый век.
Род Сороки, из которого произошёл второй испытуемый, дал мне впоследствии ещё нескольких весьма полезных крючкотворов. А Слепень, когда завершилось его уже взрослое обучение, навёл большого шороху в металлургии… первый его фундаментальный труд о цементации стали (идею-то я подсказал, но режимами занимался он) до сих пор считается классикой и в каждой деревенской кузнице висит на стене.
Опять я вперёд забежал. Прошу прощения.
***
- Слышь, Косой! Забери нафиг свой дырявый "Мокасин" и выдай нам нормальный корапь для семейной мастерской, - Соколиный Глаз, бывший Рябчик, заявился ко мне собственной персоной. Их с Сизой рогожебетонная баржа покачивается у причала, отсвечивая многочисленными заплатками поверх растрескавшихся то тут, то там бортов. Чего здесь только нет: прилепленные на цементный раствор куски мешковины, длинные продольные брусья, примотанные верёвками в обхват всего корпуса, натуральные блямбы из смолы - видно, что чинили, как могли тем, что оказалось под рукой.
Сизая же выглядит умиротворённо - уже щебечет с Файкой и Тычинкой, своими подругами детства. Ребята Окунька - мастера кораблестроителя, позабывшего потребовать себе взрослого имени, - лазают по первому детищу моего несравненного гения и громко отмечают допущенные ошибки.
Им хорошо - они много лет лепили лодочки разных размеров и чего только не перепробовали в этой области. Начиная с вязки каркаса из выдержанных в известковом молоке тонких деревянных элементов, заканчивая сетками, армирующими внешние поверхности, где на каждом пересечении шнуров навязаны узлы. Раствор же цементный замешивают на моче, да не простой, а более чем наполовину выпаренной.
Корабельные корпуса столь большого формата они, правда, ни разу не повторяли, но разноманерных посудин построили немало - скажем, понтоны, из которых связан паром, курсирующий через большую реку у Противной Воды - их работа. Вот и сейчас изучают следующий заказ в натуре, отмечая оплошности, повторять которые не собираются. Они допустят новые. Точно знаю. Потому что ещё ни разу ничего безупречного из их мастерской не вышло.
Сейчас мне нравится, что ребята обступили со всех сторон недовольного гостя и насели на него, добиваясь чёткой формулировки требований… ну… я кивнул… что заказ принимается к исполнению. Потом Косоглазый пришлёт писаря, чтобы всё зафиксировал на пергаменте - начинаем мы потихоньку готовить и бюрократов, потому что всего упомнить невозможно, а упускать из виду ничего не хочется. Вот, хоть режьте меня, а государству без канцелярии не прожить.
Мышка махнула рукой из-под навеса. Того самого, увешанного под потолок вениками - летнего места обитания моего семейства. Она у нас сообразительная, уже похлопотала об угощении.
- Так что же творится у праттов? - спрашиваю я с места в карьер.
- Военный вождь, тот самый, которого мы называем царём, привёл к покорности храму Грома все селения вплоть до самой землицы Когидской. А дальше - мы его охотников перестреляли из луков, когда те попытались занять хутор Лапотников. Почти в точности вышло, как и в прошлый раз - они на рассвете вышли из леса, а наши из-за огородного плетня с колена их и положили, - Рябчик, похоже, привык кратко и полно излагать свои мысли и теперь не тратит слов даром. - После этого поселковые старейшины опять перестали поклоняться богам. Их молодёжь побила посланцев от жрецов, потому что ребята Плаксы научили эту молодёжь хорошо драться. Это я про ближнюю к Когиде область рассказываю. А вот дальше - кто в лес, кто по дрова. Храмовые служители опечалились и, ходит слух, послали гонцов в другой храм Грома в те места, откуда сами к нам пришли, позвать нового царя с новыми Сильными Охотниками.
Ту отраву, что ты сделал из малины, я вожу в селения и продаю за ячмень. Называю священным напитком Великого Зайца. Они это пойло охотно берут и щедро отсыпают зерна за него. Как напьются - делаются дурными. Почти перестают торговаться. Хоть натурально грабь - ещё и улыбнутся. Так что в кувшинах бродильных у нас, почитай, всё время булькает.
