— Хватит с тебя на сегодня! — буркнула она сама себе, соскочила со стула и направилась к стойке.
В этот момент в «Кашалоте» на радость Мамаши Тамми появился новый посетитель, и глаза Игерны тут же уставились на него.
Но, похоже, пожелавший промочить горло пират был не тем, кого ждала Бесстыжая, ибо она сразу отвернулась и погрузилась в созерцание пустого стакана.
Гость подскочил к стойке и настойчиво постучал по ней кулаком, но не дождался обслуживания.
Тогда он заорал так, что перекрыл шум галдящей толпы:
— Мне принесут пожрать в этом заведении?! А?!
— Подождешь, — небрежно бросила хозяйка заведения — крупная старуха в яркой юбке и цветастой кофте.
Она поправила алую, по-мужски повязанную косынку на густых, с проседью, волосах и, не взглянув даже на золотой, только что упавший перед ней на стойку, этаким флагманским кораблем величественно проплыла к новому гостю.
Рыжий молодой человек изумленно уставился на старуху, спокойно подсевшую к его столику.
— Чего изволишь, красавчик? — зарокотала она басом. — У нас подают такие блюда, что люди потом возвращаются из-за семи морей, чтоб снова этакого отведать! Хочешь жаркое «Варадо де Франчо», или гуакомос, или карфарос?
Нетерпеливый посетитель, онемев от такого обращения, подскочил к трактирщице и схватил ее за плечо, желая поставить зарвавшуюся тетку на место. Но тут слова застряли у него в глотке, потому как в живот ему уперся огромный кухонный нож, выхваченный толстухой невесть откуда.
— Слыхал про Тамми, Пиратскую Мамашу? — грозно насупилась старуха. — Так это я и есть. Ну так как, сынок, будем ссориться или дружбу заведем?
Обиженный убрался восвояси, плюхнулся на свободное место за столиком Гвенна Банна и, бурча под нос нечто непристойное, стал смирно дожидаться своей очереди.
Старуха, уловив обрывки его проклятий, устремила в глаза молодому человеку странный, мерцающий, пронизывающий взгляд.
— Не о своей ли матери речь ведешь? — спросила она с обманчивой мягкостью. — А ты уверен? Ой, моряк, насквозь тебя вижу! Готова поклясться хоть святыми, хоть демонами — про родную-то мать ты ничего не знаешь!..
Тот, пристыженный, забормотал извинения.
В дверном проеме появилась высокая сухопарая фигура и, не спеша, подошла к столику Альери.
— Наконец-то пришел! — зевнула Отважная, даже не удостоив посетителя взглядом.
— Здравствуй, Игерна, — спокойно ответил Эохайд. — Ба, да ты, как я вижу, давно уже здесь.
— Заткнись! — цыкнула на него девушка, отбивая кинжалом такт по столешнице.
— К чему ты это? — поинтересовался Счастливчик.
Игерна пожала плечами, сунула кинжал обратно за пояс и налила себе еще кружку, чуть пригубила:
— Мы, между прочим, завтра отплываем вместе…
— Ну так я и пришел с ребятами отметить!
Не отводя глаз от Игерны, Эомар тоже плеснул себе в кружку рома из ее бутылки, отсалютовал девушке и опустошил емкость одним глотком.
— Что скажешь? — спросил пират.
— Что-то душновато здесь, — пробормотала Игерна, расстегнув пуговицу на рубашке.
Подумав, она расстегнула еще одну. И еще одну…
— Ну, это не новость, — многозначительно улыбнулся Счастливчик.
— Капитан, не начинай, — изрекла Игерна.
Эохайд опрокинул в горло вторую кружку и рассмеялся.
— Боцман! — рявкнула Альери.
Рядом с их столиком тут же нарисовался Гвенн Банн.
— Да, капитан?
— Вот тут интересуются по поводу наших планов.
— А что? — уставился смуглый на Эохайда.
— Для хорошего расклада нам нужно отплыть завтра до полудня, — сообщил Счастливчик.
Боцман почесал за ухом:
— Постараемся, клянусь бородой Хамирана, если она у него есть!
— Так чего ты еще здесь?! — рявкнула на него морячка. — Живо забирай, кого надо, и дуй на борт!
Пират, низко кланяясь обоим капитанам, поспешил ретироваться.
— Спасибо за ром! — улыбнулся собутыльник Игерны. — Я, честно говоря, сильно поиздержался во время последнего рейда. Но, думаю, с вами вместе мы компенсируем всё!
Хитро прищурившись, Эомар воззрился на Альери.
— Есть дураки, которые считают, что женщина на корабле — это беда! Ну и что взять с убогих? Ну, какая беда от женщин? Особенно от таких милых девушек, как ты!
— Знаешь, дружище, — непринужденно бросила Игерна, — вообще-то я перестала быть девушкой… довольно давно… И вообще, со мной такое бывало, что тебе и в кошмарных снах привидеться не могло…
Он вместо ответа щелкнул пальцами.
У их столика появилась хозяйка заведения.
— Рому еще нам!.. Вернее, рому мне, а даме — карроманского игристого.
— Тамми, — бабахнула Игерна по столу крепким кулачком, — рому капитану Бесстыжей!
— Да, конечно, сию минуту! Господин Эомар, какая честь для нас. Сейчас принесут ваши любимые калинардас. Я велю девочкам приветить дорогого гостя… Эй, Аргелия, Розетта, обслужите капитана…
Отойдя от стола, Тамми подозвала смуглого чумазого мальчишку, что шатался меж столов, ожидая, не перепадет ли что из объедков.
— Эй, Пако!
И зашептала что-то ему на ухо.
Парнишка понятливо кивнул и метнулся за дверь.
Не то, чтобы старуха любила лезть в чужие дела — нет, обычно она предоставляла этим самым делам идти своим ходом. Но старалась о них знать. На всякий случай
— Хосефа-а! — крикнула она на кухню. — Выйди-ка сюда! Калинардас у тебя скоро будут готовы?.. Ага, хорошо, только перец не клади… Видишь вон того моряка? Запомни на всякий случай. Он специи не любит — перец для него не класть ни в какое блюдо!
— Как, леди, даже в квесадильяс?!
Угольно-черное лицо кухарки посерело от ужаса при мысли о таком кощунстве.
— Да-да, и побыстрее! Лорды пираты будут веселиться!
А две команды уже как-то по-особому перемешались, уже началось бесконечное «А помнишь?».
Пьяный дон Мигель Эрнандес обнимался с Жанно — канониром с «Отважного», у которого эгерийские корсары вырезали всю семью, и жаловался на несправедливый суд, лишивший его чина и дворянства. Бывший охотник за рабами Черч Сарторис, хохоча, боролся на руках с пикароном Бунгой — вторым марсовым на «Отважном», а чернокожий, с добродушной жемчужной улыбкой, раз за разом укладывал его руку на стол.
Вот уже вразнобой затянули песни. В одном углу — арбоннскую, про то, как старый пират умер от пьянства, отчего его друзья дали обет больше не брать в рот ни капли, но потом, открыв сундук покойного, нашли там большую бутылку рому и, рассудив, что добру пропадать не годится, выпили ее и, само собой, тут же забыли все обеты.
