— Не знаю, — пожал плечами киммериец. — Мог посторонний человек знать о твоем долге?
— Ладно, я тебе верю, — сказал Аямал. — Ты не похож на прохиндея. Говори, что именно тебе нужно.
— Репилент, — ответил Конан. — За мною следует существо, рожденное не в Хайбории. Оно уже пыталось убить меня и наверняка не оставило своего намерения. Мне нужно то, что поможет отогнать эту тварь.
— Хорошенькое описание, — хмыкнул алхимик. При этом все лицо его отвратительно содрогнулось. — Даже не ясно, демон это или дух. Придется расставаться с драгоценными запасами. Сатти знал, куда тебя посылать. После глотка того снадобья, что я тебе дам, ни один выходец из другого измерения к тебе не приблизится. Сильный репилент.
Аямал подошел к одной из полок, снял с нее два сосуда и отдал их Конану.
— Вот, все что есть, — сказал толстяк. — Пить будешь по глотку, один раз в день. Больше — опасно для жизни и совершенно бессмысленно. В каждом сосуде по шесть порций. Как первый закончится, придешь ко мне. Я сделаю еще. Если с тварью со своей разберешься, тоже дай знать, чтобы я зря ингредиенты не переводил.
Киммериец откупорил одну из бутылочек и протянул ее Аямалу.
— Отпей, — попросил Конан.
Алхимик сделал глоток.
— Одной порцией меньше, — прокомментировал он.
Конан принял сосуд назад и тоже приложился к горлышку.
Репилент оказался горьким.
Глава 16.
День гибели Газила. У вендийской границы.
Уже третий день подряд отряд двигался на пределе.
Конан желал как можно скорее миновать опасный участок пути. До ближайшего городка на вендийской границы под названием Бхатинда было еще около полутора суток скачки. Там можно будет и отдохнуть, а до тех пор – сжать волю в кулак и терпеть. Того же киммериец требовал и от солдат.
Им приходилось нелегко. Ночью отряд останавливался всего на три колокола, за которые надо было успеть поесть и выспаться, а кому-то еще и выпадало дежурить.
Еще в Аграпуре, сидя над картами и отчетами путешественников, киммериец выделил те места, где ему представлялось наиболее вероятным нападение на отряд. Два из трех неблагополучных участков сотня уже миновала. На первом никаких осложнений не возникло, а вот на втором завязалась нешуточная схватка с бандитами, в результате которой одиннадцать солдат отправились на Серые Равнины.
Третий, самый неприятный, участок приходился на ничейные земли вблизи закатной границы Вендии.
Издавна на эту территорию претендовали Туран и Кусала. Споры дипломаты вели самые ожесточенные, а вот осваивать земли ни один из правителей так и не начал. Что вполне объяснимо: полей, где можно было бы выращивать злаки, здесь не было, руды также не имелось, одни лишь бескрайние джунгли.
Бескрайние и бесполезные, – деревьев ценных пород на этих землях также не росло.
Зато сквозь эти самые джунгли проходила дорога, ведущая из Вендии в полуденные части Турана. Если верить рассказам путешественников, то в ее окрестностях лет тридцать тому назад обосновались разбойники и уходить никуда не собирались. Жили они в основном не грабежами, а тем, что собирали дань с проезжающих караванов. Одиноких путников либо пропускали, либо, что чаще, убивали.
В любой другой ситуации Конан предпочел бы вступить в переговоры с разбойниками, но командир сотни, сопровождающей посла Турана, должен был блюсти свою честь и честь страны и не увиливать от схватки. Киммерийца такая перспектива не впечатляла. В первые же мгновенья боя добрую треть солдат из луков положат. Это не честь, а самоубийство.
Так и созрело решение проскочить. Если двигаться достаточно быстро, то разбойники просто не успеют устроить засаду, а ночного нападения Конан не очень-то и боялся. Бандиты потеряли бы свое главное преимущество: возможность вести прицельную стрельбу из луков.
Пока все шло идеально.
Только Шеймасаи жаловался на невыносимые условия, которые создал для него сотник. Конана его нытье изрядно раздражало. Мало того, что он в своем экипаже мог спать, когда пожелает, так и основная потеря скорости происходила из-за него. Лошади экипажа уставали быстрее других, и приходилось сбавлять темп, чтобы дать им передышку.
Дорога в последнее время петляла страшнейшим образом. Это подстегивало Конана к дополнительной осторожности. Два колокола назад он определил в дозор десяток Газила, солдат опытных, что смогут распознать засаду.
Только киммериец вспомнил о дозорных, как из-за поворота появился один из них. Амьен. Вид у него был сильно встревоженный.
— Что случилось? — крикнул киммериец.
Он скакал на два десятка шагов впереди основной группы солдат.
— На нас напали, — сказал Амьен, разворачивая свою лошадь, так, чтобы двигаться рядом с киммерийцем. — Обстреляли из луков. Газила ранили в шею, Осана убили и труп его забрали с собой. Остальные не пострадали.
— Убили кого-нибудь из них? — спросил Конан без особой надежды.
— Нет, они действовали очень быстро, — ответил Амьен. — И слажено.
— Понятно, — буркнул себе под нос киммериец. Затем поднялся в стременах, обернулся и крикнул. — Масул со своими, за мной! У нас там гости!
Конан пустил коня в галоп.
К нему присоединились Амьен и Масул со своим десятком.
По сторонам черно-зелеными красками переливались джунгли, образуя единое и неделимое полотно, в лицо бил бешеный ветер, в сердце зарождалось предчувствие схватки. Киммериец слишком долго ждал, слишком долго готовился. Вопреки разуму он всё-таки жаждал скрестить мечи с разбойниками, не перехитрить, а именно что перебороть их. Возможно, это в нем говорила молодость. А, может, то было лишь временное помутнение разума.
Скорее, второе. Потому что когда он увидел лежащего на дороге десятника в луже крови, от желания броситься на противника, не заботясь о последствиях, и следа не осталось.
Оставшиеся в живых семеро солдат стояли с натянутыми луками. Ждали повторного нападения. Откуда на этот раз может придти враг, им было неведомо, и потому под прицелом они держали чащу по обе стороны от дороги.
Конан спрыгнул с коня и подбежал к Газилу.
Десятник был очень плох. Ему пробило стрелой шею, и он потерял слишком много крови, чтобы остаться в живых. Тем не менее, Газил держался стойко. Туранец не ныл, не стонал, глаза у него были широко раскрыты, и страха Конан там не увидел.
Заметив сотника, Газил улыбнулся краешком губ.
— Добей, — прошептал он.
Все это время десятник ждал своего командира, чтобы именно он исполнил его последнюю волю. Газил был страшным гордецом. Он не желал умереть от руки простого солдата.
