— Садись тут, девка. Это Старый Динни, дед юного повесы.
Старый Динни кивнул, не переставая зачерпывать ложкой подслащенную медом кашу.
Было совершенно ясно, что начинать день кроты любили с основательной трапезы. На столе стояло множество разнообразных блюд, приготовленных из отварных корней и корнеплодов. Большинство их было неизвестно Колумбине. Все блюда были восхитительны на вкус — и с солью, и с сахаром, и с медом и молоком. Кое-кто из кротов употреблял сразу все это вместе. Хлеб был выпечен совсем тонкими лепешками и имел вкус миндаля. Печенье, изукрашенное лютиками, подавалось теплым. Пушистые салфетки и полоскательницы, наполненные дымящейся розовой водой, служили для мытья липких лап. Разгрызая ржаной бисквит и запивая его ароматным мятным чаем, Колумбина не могла удержаться от любопытства и спросила Кротоначальника, куда подевались огромные слоеные пироги, столь любимые кротами.
Кротоначальник усмехнулся и отвечал, обводя лапой стол:
— Хррш, Колумбина, это же только легкий завтрак для тебя и друзей. Меню мы малость под ваш вкус подогнали. Кроты по-настоящему едят только вечером, когда сильно проголодаются.
Колумбина вежливо закивала и заулыбалась, стараясь скрыть изумление.
— Понятно, понятно… Просто легкий завтрак…
Продолжая есть, Колумбина вспоминала Гонфа. Ах, если бы он был сейчас радом с ней в этой дружеской компании! Она была уверена, что он знает названия всех этих блюд и знаком с их вкусом. Он, наверное, шутливо отвечал бы на упреки, что неоднократно воровал такую еду. Она представила себе, как бы он развлекал всех своими шутками, подражал наречию кротов и распевал только что сочиненные песенки.
Юная мышка вздохнула над своим мятным чаем. Ее вздох превратился в маленькое облачко ароматного пара. Где же, где же проводит это прекрасное утро Гонф?
Утро уже было в середине, когда "легкий завтрак" подошел к концу. После трапезы Колумбина и ее друзья под руководством и защитой кротов отправились по потайной дороге назад в Барсучий Дом.
К рассвету Мартин, Гонф и Динни уже проснулись. Сидя в потайной пещерке, они завтракали и смотрели, как занимается серый рассвет, сопровождаемый моросящим дождем. Затем, убрав остатки еды, путешественники принялись разминать отсиженные лапы. Как ни странно, первым наружу выбрался Гонф.
— Вперед, товарищи? Ближе к полудню тучи должны разойтись. Вот увидите, я ведь король предсказателей погоды.
Выбравшись из пещеры, путники вышли наконец из холмистой местности, и перед ними снова простиралась равнина. Заслышав их шаги, испуганный тетерев взлетел во влажном утреннем воздухе.
На Сала-манда-строн идем,
Шагаем дружным строем,
И мы искомое найдем,
Ведь нас, отважных — трое!
На Сала-манда-строн!
Сквозь пелену моросящего дождя Поскребыш различил три неясные тени.
— Вон они! Пошевеливайтесь, эй вы! У меня предчувствие, что сегодня мы их точно поймаем. Давайте шевелите лапами. Чем скорее мы их схватим, тем скорее вернемся в Котир. Ммда, снова будем есть настоящую еду, отдохнем, а может, нам на долю достанется и немного славы и почестей.
— Уух! Я промок насквозь! — пожаловался Ломонос.
— И я тоже, — пробурчал Чернозуб. — И вдобавок за всю ночь глаз не сомкнул. Сидишь под открытым небом на вершине холма, в полной глуши, под проливным дождем, от холода весь застыл, голод мучает, дрожишь…
— Заткнись! — с отвращением перебил его Поскребыш. — Зашей нитками свою слюнявую пасть. Посмотри на меня. Я измотан, насквозь промок и умираю с голоду, но разве я позволяю себе непрерывно хныкать? Немедленно вставайте, да старайтесь не забывать о том, что вы солдаты повелительницы Котира.
И они отправились на запад вслед за путешественниками.
Отшвырнув лапой камень со своего пути, Ломонос пробормотал:
— Слава и почести, хм. Все это достанется Кладду — и на здоровье. Вот если бы это был славный пирог да почетная кружка горячего — другое дело.
— Славный пирог да почетная кружка? Что за чушь ты мелешь, пустая голова! — засмеялся Чернозуб.
— У самого голова пустая, сопляк!
— Лапы драпы!
— Грязная шкура!
— Вшивая задница!
— Хватит болтать, марш вперед! — приказал Поскребыш.
Как и предсказывал Гонф, дождь перестал. Над равниной поднялось солнце, осветившее пушистые облака, плывшие на легком ветерке по чистому ярко-голубому небу.
Динни понюхал воздух, помахивая лапами перед носом:
— Грршхр, недалеко вода, заводь или озерцо. Может, рыбки поймаем. Хорошо рыбки поесть, хррш.
Мартин вопросительно глянул на Гонфа:
— Откуда он знает, что недалеко вода? Я ничего не чую.
Воришка пожал плечами:
— И он не чует, товарищ. Кроты воду сквозь землю пятками чувствуют.
Динни глубокомысленно кивнул:
— Да, мы много чего чуем просто лапами.
Гонф подмигнул Мартину:
— Что мне в кротах нравится, так это что они всегда ясно и понятно изъясняются.
Все трое дружно захохотали. Предчувствие Динни оказалось ничуть не хуже предсказаний Гонфа — в полдень путники вышли на берег большого озера. Тростник и речная трава росли по краям, на поверхности воды распускались маленькие водяные лилии. Блеск серебристой чешуи в глубине обещал удачную ловлю. Сначала Мартину очень не хотелось останавливаться, но, сообразив, какой существенной прибавкой к их запасам провизии может оказаться пойманная рыба, он объявил привал. Пока его друзья занимались ловлей, он стоял на посту, высматривая, не покажутся ли преследователи.
Динни сидел на самом краю у воды, окуная лапы в воду и восторженно выкрикивая:
— О-о-о! Вот радость! Вот счастье! Вот это жизнь, Гонф!
Воришка закинул удочку, на крючок он наживил красного червячка. Через несколько мгновений прожорливый ерш проглотил наживку.
— Эй, гляди, товарищ! — закричал Гонф. — У меня клюет! Ну-ка, иди в гости к Гонфу, старый обжора…
Мартин подкрался сзади к Динни и Гонфу. Он тихонько положил лапы им на плечи и прошептал:
— Тссс! Слушайте, что я скажу! Мы в большой опасности. Ни звука, если дорожите жизнью!
Командор сидел внутри изогнутого полого бревна. Перед ним расположилась тощая выдра с серым мехом. Командор изо всех сил старался не смотреть на то место, где некогда у его странного собеседника был хвост.
— Ну, Маска, держишься на плаву?
Маска грыз любимые выдрами лакомства, которые его дальновидный брат принес с собой.
— О, я живу себе поживаю. Иногда я белка, иногда — лиса. Ха-ха, некоторое время я даже был барсуком.
