Нет, неправда. Всю жизнь он хотел проникнуть за эту Завесу, даже не зная, что она существует.
Целую минуту солдаты маршировали мимо них, и вот наконец пики и шлемы стали удаляться, а грохот сапог — затихать. При мысли о демоне по телу Оливера бежали мурашки, но он знал, что Аэрико спас их от большей опасности.
— Спасибо тебе, — сказал он, надеясь, что сумел скрыть свое нежелание благодарить, и неохотно поднял взгляд на демона вишневого дерева.
Аэрико снова развалился на ветках, крепко уцепившись за них длинными пальцами, как ленивец, и с большим интересом разглядывал его. Он больше не улыбался.
— О! — ответил он. — Не за что.
Оливер внутренне сжался от угрозы, послышавшейся ему в голосе Аэрико, и крепче ухватился за шершавую ветку. Парка и ружье тянули вниз. Его левая нога чуть не соскользнула с ветки, когда он отшатнулся от демона и стал вглядываться в мешанину листьев, ветвей и ягод, надеясь на помощь Кицунэ или Фроста.
Лиса лежала, свернувшись клубком среди веток, сомкнувшихся вокруг нее, как прутья клетки. Одна из ветвей мешала ей сжать челюсти, так что Кицунэ не могла даже тявкнуть погромче.
Рядом с ней виднелся зимний человек — распятый на пяти или шести мощных ветках, пронзивших насквозь его шею, голову, торс. Там, где ветви выходили из тела, висели свежие гроздья вишен. Они перестали быть просто иллюзией ран.
— Ах ты, сволочь! — прошептал Оливер.
У него закружилась голова, и он понял, что, отпустив ветку, немедленно свалится вниз. Но рука не шевелилась, словно приросла к ветви.
Он в бешенстве повернул голову, пытаясь понять, что же его удерживает. Наверное, ветки поймали его в западню, как Кицунэ. Но все оказалось гораздо хуже. Ветки не шевелились. Зато кора вишневого дерева начала расти, покрывая его руку. И там, где кожа покрывалась корой, распускались цветы вишни.
Демон рассмеялся и что-то прошептал, раскачиваясь на ветках над головой Оливера.
Кажется, это было одно-единственное слово.
«Гостеприимство».
Пунцовые глаза демона влажно поблескивали среди ветвей. Вишневые губы растянулись в улыбке, снова обнажив черные гниющие зубы.
«Если не выберусь с этого дерева, я погиб».
Оцепенев от потрясения и ужаса, Оливер почувствовал, как им овладевает мрачная безысходность. Он больше не смотрел на своих товарищей — не мог позволить себе думать об их судьбе, когда его собственная жизнь висела на волоске.
— Баскомб, — произнес Аэрико, протягивая к нему лапу, словно хотел потрепать по щеке своими цепкими суставчатыми пальцами. — Такая фамилия значится в приказе о поимке… За твою жизнь назначено вознаграждение, знаешь? О, слухи распространяются так быстро! В этом деле стригам нет равных. А теперь, Баскомб, попробуем, каков ты на вкус.
Оливер утратил всякую способность мыслить. Животный страх вытеснил логику, и он отреагировал как волк, загнанный в ловушку. Боль его не волновала — только свобода. Оливер ухватил ветку над головой и начал яростно трясти ее, чтобы сбросить вишневого демона. Держась за ветку, как за якорь, он дернул руку, пытаясь оторвать пальцы от приросшей коры. Она приклеилась намертво, и при попытке освободиться кожу обожгло так, словно ее сдирали совсем.
Аэрико покрепче уцепился за ветки, на которых сидел, и посмеивался над усилиями Оливера.
— Нет-нет! Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не получу свое вознаграждение. Вернее, большая часть вас…
Демон облизал свои отвратительные зубы длинным, тонким черным языком и схватил руку Оливера.
Оливер отпрянул. Пальцы демона вишни лишь скользнули по запястью, но там, где они коснулись кожи, мгновенно вспухли ярко-красные волдыри. Оливер понял, что демон играет с ним, не считая опасным — потому-то и напал в первую очередь на Приграничных.
Когда демон снова протянул к нему лапу, Оливер прокричал, как боевой клич, самые грязные ругательства, какие знал, и ринулся назад, одновременно отрывая руку от коры, которой зарастали его пальцы. Кожу резко ожгло, безымянный палец громко хрустнул. Боль охватила всю руку. Секунду он не мог думать ни о чем, кроме боли, и не сразу понял, что падает, летит на землю сквозь нижние ветви дерева, а листья, сучки, ягоды хлещут и царапают его на лету. Он с размаху налетел на толстую ветку, и та сломалась под мощным ударом и тяжестью. Хорошо еще, парка смягчила боль от столкновения.
Оливер навзничь упал на твердую почву островка и застонал — он приземлился на ружье, с которым так и не расстался. Приземление чуть не вышибло из него дух. Он судорожно пытался вздохнуть; лицо пылало от боли и паники, а спина и плечо ныли так, словно его приложили бейсбольной битой. Высоко над головой послышался лай Кицунэ. Боль и ужас прорезала искорка облегчения: она жива. Зажатая ветками, лиса не могла трансформироваться, иначе ее просто раздавило бы насмерть. Но вишня еще не убила ее — по крайней мере, пока.
— О, мистер Баскомб! Вы хотите поиграть! Ну что ж, сыграем.
Аэрико не спеша спускался к нему по веткам.
Оливер не отрывал взгляда от приближающегося демона. Боль в сломанном пальце волнами разливалась по руке. Пытаясь прийти в себя, он жадно втягивал воздух. Спина зверски болела: Оливер боялся, что сломал позвоночник и не сможет встать. Придется тогда лежать на земле, словно падаль в ожидании стервятника.
Не считая тех случаев, когда он играл героев на сцене, — и, возможно, именно поэтому ему так нравилось лицедействовать, — Оливер Баскомб никогда не был героем. Ни в жизни, ни даже в собственных мыслях. Он тщательно избегал любых конфликтов. Но сейчас смерть пугала его больше, чем борьба.
Он перекатился на бок и, шатаясь, встал на ноги, несмотря на резкую боль в мышцах спины. Отступил на несколько нетвердых шагов, не спуская глаз с вишневого дерева, перевесил ружье на грудь. Аэрико тихо засмеялся своим противным, липким смехом и слетел к самым нижним ветвям вишневого дерева. Рванув молнию, Оливер вытащил оружие. В чехле лежали запасные патроны, но, конечно, рассчитывать он мог только на те, что в магазине, — демон не даст ему второго шанса. Он бросил чехол на землю и вскинул ружье.
Аэрико спрыгнул с вишни. Оливер прицелился и выстрелил. Грохот разнесся по островку, отскочил от камней моста, эхом пошел по реке. Разлетелись листья, плоды, сломалась и повисла ветка. Но демон не стал нападать на Оливера. Ветви соседней вишни закачались, и внутри у Оливера все сжалось: Аэрико перепрыгивал с дерева на дерево не хуже белки-летяги.
— Черт, — прошептал он, пятясь подальше от вишневых деревьев.
«Этот демон не любит прямых солнечных лучей…»
