— Спишь?
— Нет!!! — рявкнул супруг в ответ, дав понять, что быть еще бодрее уже не в силах.
Я проворно отползла на его сторону кровати, села на него сверху, погладила руками белые мягкие волосы и просто впилась в его губы своими, с удивлением обнаружив, как приятно вдыхать в себя пусть не родной, но не такой уж и чужой мужской запах. В ответ он сгреб меня в кучу и придавил всей тяжестью своего тела, приятной тяжестью…
Грех предаваться унынию, когда можно предаваться куда более интересным грехам, которые, к тому же, с успехом заполняют ужасающую пустоту в твоей душе.
Это может во сне присниться и остаться навечно…
Так и случилось, я заснула и увидела странный сон, больше похожий на театр чужой души, так никогда меня и не покинувший.
Я смотрела на бескрайнее поле и длинную вереницу понурых людей, конец её терялся за темным и размытым горизонтом. Все были одеты в одежды разных эпох и у многих из них она уже давно истлела. Мужчины и женщины, старики и дети — все ждали своей очереди, стараясь удержаться на ногах и не упасть от леденящего тело и душу мороза, бьющего в лицо ураганного ветра, дождя и снега, невыносимого зноя и разрывающего их одежды града. Им было больно, но никто не помогал друг другу даже словом, наоборот, все старались не нарушать личное пространство соседа по смерти. Чинно и спокойно люди сносили адски тяжелые муки небес…
В некоторых еще теплились человеческие эмоции и чувства, как например, в совсем юном белокуром мальчике, судорожно схватившем руку бледной тонкой девушки, то ли сестры, то ли матери. Его сжигала тоска по жизни, он готов был разодрать свою грудь, чтобы достать её, выкинуть и забыть чей-то смех, чей-то поцелуй на ночь, чью-то безграничную любовь… Что такого непростительного он совершил, раз оказался здесь? Почему он тоже покорно ждет своей очереди, которая обрывается где-то вдалеке? И почему его спутница холодна как камень? Неужели привыкла вот так безразлично держать мертвые детские ручки? Она его ведет? Куда? Зачем?
Захотелось оказаться возле того места, куда все стремились и кто-то тотчас исполнил мое желание. Я увидела себя будто со стороны, одиноко стоящую у большого серого валуна, покрытого мхом и грязью. На нем важно, но из последних сил восседала большая белая сова. Её громадные, не по совиному красноречивые глаза смотрели на все происходящее с немым укором и таким унынием, что хотелось выть от отчаяния и безысходности. К этой птице старость подкралась давным-давно и явно не была желанной гостьей. Уверена, когда-то её сила впечатляла, но то было прежде, теперь же у неё недоставало многих перьев, то тут то там виднелись проплешины, слезились глаза и было подбито крыло, но она сидела прямо и внимательно слушала пожилого мужчину, монотонным голосом уже в двадцатый раз повторяющего:
— Гренобль 215, берег Изера, Изольда Малфой Ремьер, Изольда Малфой Ремьер… Понимаешь? — И снова: — Гренобль 215, берег Изера, Изольда Малфой Ремьер, Изольда Малфой Ремьер…
Понятно, почему черты лица многих находившихся на этом поле были чем-нибудь, да похожи — Малфои. Люди разных времен, разных сословий и разных семей, объединенных одной фамилией. Персональный небосвод у них, что ли? Или это они так повинность отбывают, за все свои прегрешения?
До меня кто-то дотронулся кончиками пальцев и жуткий холод будто заморозил то место. Это была она, та тонкая голубоглазая блондинка моих лет. Рядышком с ней стоял и ребенок, но сейчас он и не думал держаться за спутницу. В его глазах уже не плескалась тоска, в них сияла надежда!
— Ты получила, — обратилась она ко мне неприязненно. На нарушительницу вечного покоя зашикали и неодобрительно закивали головами, но, видимо, в ней было достаточно независимости и гордости, чтобы не реагировать на их возмущение. По крайней мере, именно это я прочла в её красивых, но тусклых глазах.
— Что получила?
— Письмо. Это она их отправляет, — блондинка указала на птицу. — Тем, кто остался. Как ни прискорбно, но доходят они столь редко, что я даже и не надеялась. Теперь вот не знаю, что и говорить…
— Я ничего не получала!
— Раз меня видишь, выходит, получила! Я ведь Нарцисса Малфой, а ты Гермиона Малфой, по этой причине оно и дошло к тебе… Не смотри на меня так! Рано или поздно нам все равно встречаться, так что не стой истуканом, подскажи мне, что я должна была тебе сказать! Я не помню, какой кошмар, я не помню… — лицо Нарциссы исказила гримаса безумия и напомнила мне живое, но такое же безумное лицо Беллатрикс.
Я все еще не верила.
— Вы молоды, вы не можете быть Нарциссой!
— Я умерла, если ты не в курсе, а годы здесь значения не имеют. Ни годы, ни время, ни прошлое, ни будущее…
— Я в курсе, не беспокойтесь… — говорить с ней на «ты» я не смогла и во сне.
— Скажи ей обо мне… — тихонько прошелестел стоявший рядом светлый ангелок.
Не дожидаясь слов Нарциссы, я наклонилась к ребенку и погладила его по голове. Почему-то ожидала, что мальчик окажется теплым, но его волосы обожгли смертельной стужей.
— Малыш, ты кто? Ты тут с ней? — я указала на девушку.
— Тут? С ней, и с ними, — он окинул взглядом ту часть людей, которая попадала в его поле зрения. — И с братом.
— А где твой брат?
— Он тоже умер, но он не такой, его здесь нет. За ним пришли свободные, а за мной — тетя Нарцисса, — малыш зашмыгал носом. — Тут плохо…
— Я вижу, милый, я вижу… — сердце от жалости готово было взорваться. — А почему твой братик другой?
— Нет, не другой, мы с ним одинаковые, он просто лучше! — я не нашлась, что сказать, да и нужно ли разговаривать в собственном сне? Сама вроде как должна знать и вопросы, и ответы на них…
— Я вспомнила, я вспомнила! — молодая леди Малфой-Блэк чуть не затанцевала от радости. — Тебе нужно поступиться и ты спасешь его! Ты должна попросить помощи, и он не попадет сюда еще долго! Очень долго! Все так просто, а я забыла… Как я могла забыть?!
— Кого спасти? У кого просить помощи, у Гарри?
Нарцисса захохотала и простонала:
— Гарриии? Глупая девочка, как же ты выживешь, где найдешь столько удачи?! Как сможешь вынести? Я вот не смогла, сама ушла, не сказала никому и ушла. Не хотела, чтобы он таким был, не хотела…
— Драко?
— Он, сынок мой родной, какая же рваная у него душа, какая рваная…
— Ты что, сама себя убила?!
Её слова вошли в мой разум, словно гвозди и принесли с собой много ненужной боли.
— Да-да. Или развестись, освободив место для какой-то грязнокровки, или умереть. Последний вариант я и выбрала. Яд, Гермиона, — она медленно подплыла ко мне и прошептала в ухо: — Маленький пузырек в ножке кровати, он невидим, но мы же с тобой знаем, что есть на свете магия…
