Пердикка после разговора с купцом был словно чумной и полагал, что сейчас нам стоит наплевать на риски и не искать обходных путей, а двигаться напролом, к берегу Персидского залива, выбирая кратчайший путь из всех. Несмотря на возражения от меня и от Роксаны, Пердикка категорически заявил, что у нас нет возможности брать с собой излишки провианта, поэтому большая часть еды осталась лежать нетронутой в одном из обозов на потеху местному зверью. Отказался брать воду, заверяя, что в оазисах будет полно водоемов, где мы сможем напиться из прохладного источника. Прежде чем начать следующий переход, он что-то долго искал, затем вытащил из обоза туго набитый монетами мешочек, некогда принадлежащий караванщикам.
Двинулись на легке.
Примерно через два часа пути мы, наконец, увидели первые оазисы, о которых так много говорил телохранитель. Позади остались солончаки, несколько километров пути по песку, а затем и болотистой местности. От количества тростника, росшего по берегу Ефрата и изредка сменяющегося галерейными лесами, уже рябило в глазах. Сейчас же моему взору предстал первый за долгое время настоящий водоем с пресной чистой водой.
Красота!
Вокруг водоема росли финиковые пальмы, отбрасывающие маняющую тень. Они приглашали под свои своды, давая шанс путнику получить реальный оргазм. Мы остановились, спешились, напились прохладной воды из недр подземной реки и с час сидели в тени, давая лошадям и самим себе отдых. Реально кайф.
Вода была кристально чистой, и я почувствовал облегчение, когда умыл ей свое лицо и обтер раскаленную шею. Накидки и платки едва спасали от палящего солнца. Воздух горячий, тяжелый, испарялся едва заметными клубами, поднимаясь в небеса. Ни у кого не было ни сил, ни желания разговаривать и час отдыха пролетел за мгновение.
Первым поднялся телохранитель. Он вновь умылся, напился и обернулся ко мне.
— Пора!
Жара была такая, что я с трудом заставил себя оторвать вспотевшую задницу от песка, чувствуя, как мозги внутри черепной коробки медленно плавятся. Роксане приходилось еще сложнее, но надо отдать должное, бактрийка держалась и сразу поднялась.
— Не вариант переждать, пока солнца уйдет? — спросил я, понимая, что Пердикка собирается продолжать переход в солнцепек.
Тот категорически покачал головой.
Надежда на ночную прохладу быстро улетучивалась. Пердикка отчаянно гнал вперед, но я прекрасно понимал, что спешка имеет под собой все основания. Никто не знал истинного расклада и даже понятия не имел, где сейчас находится Селевк и серебряные щиты. Окажись хотя бы часть сказанного купцом правдой, следовало успеть к берегу залива как можно быстрей. Нельзя позволить аргираспидам вместе с арабами выступить в Вавилон. Случись это и серебряные щиты ввяжутся в бесконечную войну между бывшими соратниками царя. Тогда же, когда личная обида и амбиции выйдут на первый план, войну будет не остановить. Возможно, Селевку удастся вышибить из Вавилона Архона, но если нет? Я понятия не имел о силах и возможностях полководцев Македонского, но понимал, что ситуация способна завернуть в непредсказуемое русло. Раненный Архон мог навязать аргираспидам жестокую битву. Даже проиграв, прежде чем отдать победителю Вавилон, предатель выжал бы из серебряных щитов все соки. Потери аргираспидов могли оказаться катастрофическими и тогда город достанется бедуинам. Как бы не развивались события, ценой станут тысячи унесенных жизней и руины некогда могущественной империи.
Отряд продолжал свой тернистый путь. Скакали шагом. Пускать лошадей в рысь, тем более в галоп по такой жаре подобно смерти. Несчастные животные с трудом передвигали копытами, все взмокли, взмылились и скакали низко наклонив головы, тщетно стараясь спрятаться от палящих солнечных лучей. Я обливался потом, чувствуя, как промокла накидка изнутри.
Изредка общались в чате.
«Думаешь, что-то измениться, если нам удастся застать Селевка прежде, чем он выступит в Вавилон?»
Мысли о том, что Селевк в штыки воспримет появление воскресшего Македонского, не выходила из головы.
«Не доверяешь ему? Зря».
Хочется, конечно, иметь такую же непоколебимую уверенность в аргираспидах. Однако мне не совсем понятно, чем Селевк в корне отличается от остальных полководцев, которые, почуяв возможность избавиться от Александра Великого, ей воспользовались. Тем более полководец Македонского отныне волен делать, что вздумается и первое решение он принял уже тогда, когда вместе с арабами намерился захватить Вавилон. Так с чего бы Селевку вновь подчиняться Александру, утратившему былое влияние.
«Я уже говорил, что Селевк возглавил серебряные щиты во время индийского похода?»
«Ты говорил, что там собраны лучшие бойцы, готовые ради Македонского на все».
«Знаешь почему, мой повелитель? Почему эти несколько тысяч человек не называли затею великого похода бредовой, почему не говорили об усталости…»
«Почему?»
«Потому что каждый из них клялся в верности тебе. Мы македоняне, а Македония там, где наш царь».
Пердикка был твердо убежден, что бойцы, удостоившиеся лучшей награды от Александра в виде серебряных щитов и безграничного доверия своего правителя, ни за что на свете не променяют данную клятву. Очень хотелось верить, что он прав.
«Арабы, мой повелитель, вот главная опасность, которую следует иметь ввиду. Если им удастся разбить Архона, неважно уже с помощью щитов или нет, это станет отмашкой для всего Востока. Я не знаю, что затеял Селевк, но, похоже, он не до конца понимает, что происходит».
Очень скоро оазисы стали встречаться чаще, местность становилось болотистей. Теперь это были гораздо более крупные водоемы с чистой, пресной водой. Земля не имела возвышенностей, лишь изредка поднимаясь небольшими холмами. На одном из таких холмов взгляду открылась голубая гладь воды, которую я поначалу принял за берег Персидского залива, хотя и понимал, что до настоящего берега предстояло проскакать еще не один час пути.
— Черное море, — сообщил Пердикка вслух, мы на минуту остановились.
— Так и называется? — удивился я, воспоминания о Черном море сводились к югу и жарким, пусть и не настолько как здесь, летним денькам.
Телохранитель отрывисто кивнул.
— Эль-Хаммар, если говорить на их языке, — уточнил он.
Я впервые жизни слышал об еще одном Черном море у самых границ Персидского залива, постарался разглядеть другой берег. Водная гладь, расстилающаяся на многие километры, казалась бесконечной.
— Может купнемся, кто за?
— Некогда, повелитель.
Начало смеркаться, когда мы, наконец, дошли до места, где Ефрат разветвлялся. Пердикка остановил коня, огляделся. Река текла в две противоположные стороны. Он подошел к воде, взглянул на течение и уверенно определил, куда следует дальше двигаться. Направо. Мой навигатор тут ничем не мог помочь — карт местности у меня тупо не находилось. Я предположил, что карты появляются лишь по мере разведывания местности. Македонский видать никогда не бывал в этих землях, я тем более.
— Арабский берег, — сухо пояснил телохранитель. — Здесь Ефрат сливается с Тигром и образует Шатт-эль-Араб. Она выведет нас в Персидский залив.
Ширина реки была не меньше километра. Немного южнее Шатт-эль-Араб отходила еще одна река, сразу после чего Арабский берег делал резкий разворот направо. Скакали строго вдоль течения.
— Дальше начнутся поселения, — сказал Пердикка.
Наши сильные и выносливые жеребцы, доставшиеся от каравана, держались из последних сил, но Пердикка настойчиво гнал вперед, полагая, что мы дотянет до поселения, где купим себе новых лошадей. Полчаса спустя мы вслед за течением реки взяли правее, делая небольшой крюк, а затем конь телохранителя первым тяжело захрипел и остановился будто вкопанный. Пердикка спешился, выдал целую тираду брани, что не было похоже на него. Животное было загнано, тяжело дышало, бока при дыхании сводило судорогой. Понятно, что конь не сможет продолжить путь. Чтобы покончить с мучениями жеребца телохранитель убил его на месте. Не лучше выглядели мои с Роксаной животины, их решили отпустить, на чем настояла Роксана, пусть я понимал, что у животных нет шансов выжить.
