Желудь быстро заговорил по-дакийски, а Папа Янко благосклонно его слушал. Один глаз “барона” был воспален и слезился, и через него тянулся след от старого шрама — от края лба через поврежденное веко до носа. Закончив говорить, Желудь уставился на Папу Янко, ожидая ответа.
Старик повернул к нам голову и молча протянул мне руку.
“Подойди к нему. Поприветствуй”, — прозвучал в голове голос Желудя. — “Дотронься лбом до тыльной стороны его ладони. Это знак почтения”.
Я нервно сглотнул, но направился к “барону”. Папа Янко пристально на меня взглянул и едва заметно улыбнулся.
— Tineri, — проскрипел старик, обнажив золотые зубы. — Dar puternic.
Я не понимал, что он говорил, но сделал все так, как наставлял Желудь. Опустился на одно колено и потянулся к руке “барона”. Но внезапно он схватил меня за горло и расхохотался.
— Putere generică! — сказал он, приблизив ко мне лицо. — Generică!
А я застыл, не зная, мог ли доверять своим ощущением. Моя сила вскинулась, вздыбилась, забилась внутри меня, словно раненая птица — не зная, что делать и как реагировать.
Потому что я впервые столкнулся с другим носителем мощной родовой силы.
Глава 23
Папа Янко продолжал восторженно меня трясти, а я замер в его хватке и в ступоре.
Собственная сила тоже казалась мне озадаченной. Из всей Благодати мой род благоговел разве что перед мощью императорского рода да силой Великого Осколка. Остальных, даже Юсупова и Радаманта, моя родовуха считала опасными, но убиваемыми при должной сноровке. Другой вопрос, что сражение с противниками подобного уровня могло опустошить источник до критического уровня.
Здесь же, столкнувшись с Папой Янко, все происходило иначе. Моя сила явила звериные повадки. Наши родовухи словно принюхивались друг к другу — осторожно, стараясь не провоцировать друг друга и пытаясь понять, что сулит эта встреча.
— Nu vă fie teamă, — еще шире улыбнулся старик и ткнул грязным пальцем мне в лоб. — Să facem o plimbare.
В следующий миг у меня в глазах все потемнело — как гаснет экран в кино. Я почувствовал, как начало обмякать мое тело. Услышал встревоженный возглас Ани, а затем ощутил чьи-то руки на своих плечах — кто-то меня придержал и, кажется, усадил на пол.
А затем я попросту перестал чувствовать свое тело, словно оно растворилось. Но и тьма в глазах начала понемногу рассеиваться. Точка света приближалась, расширялась, и вот я оказался в незнакомом пространстве.
Место чем-то напоминало “жилье” моих родовых духов с той лишь разницей, что здесь не было ни огромного светящегося шара в небе, ни родового древа, ни множества теней. Все походило на старый черно-белый фильм — здесь было много света, но не было цветов.
— Проходи, не бойся, — услышал я голос старика. И на этот раз он говорил так, что я его понимал.
Я оглянулся. За моей спиной вырос старый двухэтажный городской дом с садом и невысоким заборчиком. Там, в тени черно-белых плодовых деревьев, сидел на скамейке Папа Янко. Точнее, его дух. Он выглядел почти так же, как и наяву, только потрепанные некогда щегольские тряпки сменил на простые рубаху и штаны. “Барон” постучал тростью по месту рядом с собой.
— Садись, Михай, не укушу. Потолкуем, ибо есть, о чем.
Да уж, темы для обсуждения у нас явно были. Старик оказался не просто носителем мощной родовой силы, но и, судя по всему, очень хорошо умел ею пользоваться. Построить такую проекцию и полностью ею управлять — задача очень высокого уровня. Дед разве что сэкономил на красках, и было трудно его за это винить. Зачем тратить силу на эстетику, если важно просто побеседовать?
Я поднял руку и убедился, что был в форме духа. Вероятно, Папа Янко возвел этот домик с садом, чтобы мне было привычнее — на самом деле в этом не было необходимости. А может это место имело для него особую важность: некоторые “привязки” к реальному миру вроде нашего дуба могли помочь в работе. Возможно, этот дом помогал старику.
Подплыв к скамейке, я опустился рядом с дедом.
— Вы уже знаете, как меня зовут, — сказал я. — Значит, и все остальное смогли прочитать?
Старик улыбнулся.
— Ну, кое-что у тебя было на лбу написано, кое-что — в уме, а кое о чем хочу услышать от тебя, дитя.
Я немного смутился. Хотелось задать тысячу вопросов — ведь я впервые столкнулся со столь опытным носителем силы, аналогичной моей! Я бы мог столькому у него научиться! Попытаться понять столько всего! И сейчас разрывался между желанием пополнить багаж знаний и работой, которую следовало сделать.
Видимо, мои сомнения не укрылись от Папы Янко.
— Ты, юноша, владеешь великой силой, только дана она тебе взаймы, — сказал он. — Да и сам ты принадлежишь другому миру. Даже не знаю, повезло тебе или нет.
Я оторопел и вытаращился на старика. Ну зашибись! Вот так лихо какой-то дед меня раскусил и выведал мою самую опасную тайну. Спасибо хоть, что этот разговор происходил в проекции, а не наяву…
— Пожалуйста, — усмехнулся Папа Янко.
— Эммм…
— Не бойся, Михай, мне резона болтать нет, — попытался успокоить меня дед. — Чужие тайны нужно уважать. Да и тебя никто не спрашивал, когда все случилось, ведь так?
— Да.
— Ну вот, тем более незачем портить жизнь человеку, который никак не мог повлиять на то, что с ним произошло. Сдается мне, тебе и так непросто пришлось.
— Спорить не буду. Папа Янко, скажите, вы все это с меня считали? Так просто?
— Давно живу, да и род мой, в отличие от твоего, чтил и передавал силу. Твоя проснулась потому, что твоему роду грозило уничтожение. А моя была с моими предками с самого основания. Но и ограничений у меня еще больше, чем у тебя. В нашем роду тот, кому дарована сила, не может выбрать иной судьбы, кроме той, что ему предназначена. Потому я не просто Янко, а Папа Янко.
Значит, я все же был прав в своих догадках. Подозревал, что этот старик был кем-то вроде местного цыганского барона. Только, видимо, руководил букурештским подпольем или чем-то вроде того.
— А что у вас за предназначение? — осмелился спросить я. — Если, конечно, это можно обсуждать…
Папа Янко рассмеялся.
— Да нет в этом никакой тайны, Михай. Вот уж четыре сотни лет мой род оберегает Букурешт. Не корольков, под которыми вечно стул шатается, не дакийских и греческих дворян, от которых проку нет, а людей, что здесь живут. Простых людей, Михай. Вроде тех каким был ты, пока тебе не дали вторую жизнь. Род мой идет от сподвижников семьи Брынковяну — ушли в подпол еще при османах, когда господаря Константина замучили. Надо было кому-то о людях заботиться — вот мы и начали. Благо сами были из бояр и кое какие блага да накопили.
Я осторожно кивнул.
— Выходит, родовая сила никогда не дается просто так? Только если роду предписано какое-то предназначение?
— Родовая сила — штука древняя, Михай, — тихо ответил старик. — В былые времена, когда дети почитали родителей, когда проводили обряды во славу предков и по-настоящему чтили свое прошлое, силы в родах было больше. Иной раз баба обиженная криво посмотрит, даже слова не молвит обидчику — а тот и помрет наутро. Но забылись традиции, отринулись законы — и поток силы почти иссяк. Ведь все в природе взаимосвязано, дитя. Если на что-то претендуешь, надобно соответствовать. Твой род — один из немногих, кто сохранил память о том, как надобно жить. Накопил достаточно силы, чтобы она явилась в мир. Но ты, Михай, должен понимать, что как ее дали, так и отберут. Все конечно. Ничего не бывает навсегда.
— То есть, по-вашему, как только я исполню свое предназначение и сделаю все, чего от меня требуют, сила уйдет? — встревоженно спросил я.
— Ну, я бы на твоем месте не особо расстраивался. Все же род в тебе не ошибся — ты вон как взялся выполнять требуемое, — усмехнулся Папа Янко. — А может и так статься, что возьмешь на себя какой-нибудь зарок, как мой предок — и тогда все иначе пойдет. Сила-то, она со своим разумом. В ней память всех твоих предков и их нрав. Так что не раскисай, Михай. Но и относись к тому, что имеешь, с почтением — таких, как мы, мало осталось.
