– Белые?! – теперь ужас слышался и в голосе кузнеца. – Те самые белые заготовки? Я думал, это только сказка. Единый Создатель! А какой луч у него был?
– Белый и был.
– Копыто дорхота…
– Я надеялся, что все-таки чушь, что этого не случится, – тяжело вздохнул император. – Что он найдет себе что-нибудь другое. Но если мальчишку тянет к белым мечам, мы не имеем права ему отказывать.
– Не имеем… – уныло согласился мастер-кузнец.
Они подошли к тычущемуся в стену Санти. Рыжий не понимал, что с ним творится, перед глазами рвался и бушевал белый огонь, его что-то тянуло вперед, не давало успокоиться, не давало возможности отказаться от поисков. Скомороху было страшно, волосы его встали дыбом, зубы выбивали дробь. Он бился и бился о стену, пытаясь прорваться к этому белому свету. Нет, Свету. Рвущему душу, выявляющему все темное внутри и выжигающему это темное.
– Куда ты рвешься, мальчик? – донесся из-за спины голос императора.
– Мне нужно туда, – уверенно ответил Санти. – Меня там ждут. Впустите меня.
– Ты уверен в своем выборе?
– Да.
Он даже не осознавал, что говорит с императором – это не имело никакого значения. Вообще ничто в мире больше не имело значения, кроме света за стеной. Рыжий видел его с закрытыми глазами, он готов был отдать жизнь, только чтобы оказаться там. За его спиной император вздохнул и взмахнул рукой, произнеся несколько коротких, странно шипящих слов. Стена внезапно раздвинулась, и Санти едва не провалился в образовавшуюся нишу. Свет стал ослепительным, он покрыл собой весь мир, да что там мир, всю вселенную. А затем резко уменьшился до крохотного, теплого, греющего душу огонька. Рыжий протянул руку и взял этот теплый огонек. Он оказался довольно тяжелым, пришлось подхватить промасленный, пропыленный сверток обеими руками и прижать к груди.
– Белые мечи Света… – восторженно прошептал мастер-кузнец. – Древняя сказка оказалась правдой.
– За каждым, получившим при инициации белый луч, внимательно наблюдали и обязательно приводили сюда, но никто из них так и не выбрал белых мечей, – пробормотал император, в его голосе звучало искреннее недоумение. – До сегодняшнего дня. Не думал, что именно мне доведется разгребать это дерьмо…
– А куда деваться? – резонно спросил кузнец.
– Ты прав, друг мой, – некуда.
Не выпускающих из рук драгоценных свертков учеников вывели из подземелья. Вверх пришлось подниматься долго, Лек давно потерял счет времени. Наконец впереди засветился выход. Однако они оказались совсем не в том огромном цеху, из которого спустились вниз, а в не слишком большой, прекрасно оборудованной кузне. Посреди нее были установлены четыре наковальни, четыре горна, светящиеся багровым, ждали своего часа.
– Разверните заготовки и положите на наковальни, – скомандовал мастер-кузнец, покосившись на императора, присевшего на скамью у стены. Но тот ничего не сказал, только махнул рукой, предоставляя ему вести церемонию.
Ученики осторожно развязали обвязки и сняли промасленную кожу со свертков. Под ней находились по две толстых полосы темного металла – эльфу, орку, аристократу и скомороху досталось по два будущих меча. Редко случалось так, чтобы сразу четверо получали по два картага, двумечный бой давался далеко не всем. Каждый из учеников внимательно рассматривал заготовки, пытаясь почувствовать их, сделать частью себя.
Металлические полосы казались цельными, но кузнецы братства знали, что каждая склепана из тысяч хорошо прокованных слоев стали – тиаранской стали, секрет изготовления которой был известен только элианским оружейникам. Именно поэтому ковка заготовок занимала столько времени – ученики получали в руки почти готовые мечи, им оставалось только завершить работу и не испортить сделанное мастером.
– Станьте рядом и положите на заготовки руки.
Голос кузнеца стал торжественным, император встал рядом с ним и достал из ножен собственный меч, горящий призрачным желтоватым светом.
– Я…
– Энет ар Инват…
– Сантиар Эрхи…
– Храт Сломанный Клык…
– Тинувиэль Эллевалериэ…
– Приступаю к ковке картагов и произношу Слово Кузнеца!
– Лдер ренно стэ нтаарах… – набатом загремел голос императора. Остальные повторяли непонятные слова вслед за ним.
Как только смолкло заклинание, заготовки засветились призрачным светом, причем каждая разным. Лек удивленно смотрел на это. Не помнил он такого! Юноша во все глаза смотрел, как заготовки погрузили в горны. Когда они раскалились добела, ученики клещами вернули их на наковальни. Император с кузнецом взяли в руки небольшие молоточки и принялись постукивать по горячему металлу, показывая куда бить. Ученики неловко стучали молотами, стараясь действовать осторожно.
Лек никогда не понимал, почему доводку мечей доверяют профанам. Однако доверяли, и почти никогда не случалось, чтобы ученик испортил картаг. Может, магия? Похоже на то, слишком похоже. А для чего это нужно? Может, для того, чтобы меч знал только одного хозяина? Наверное, так. Горец с благоговением смотрел на священнодействие и не мог оторваться.
С этого дня Энету, Санти, Храту и Тинувиэлю предстоит три месяца по полдня проводить в кузне. Затем последний обряд, и в их руках окажутся призрачные мечи, самое страшное оружие элианской империи. Далеко не все знали, на что оно способно. Вот только готовы ли будут ученики к тому времени? Сумеют ли стать достойными? Успеют ли таковыми стать? Лек не знал, но понимал, что ему придется приложить для этого все силы.
Узкая улица причудливо извивалась между высоких домов северо-восточной оконечности Тарсидара. Перекрикивались носильщики, торговцы расхваливали товары у витрин своих лавок. Несмотря на множество людей, на мостовой не было мусора – за чистотой в городах Элианской империи следили очень строго, нарушители платили такие штрафы в канцелярию наместника, что повторять их печальный опыт не хотелось никому. Тем более, что контейнеры для мусора стояли на каждом углу и дойти до ближайшего проблемы не составляло. Коренным горожанам и в голову не приходило плюнуть на мостовую или бросить под ноги огрызок яблока – знали, чем это чревато.
По правой стороне улицы не спеша шла молодая женщина в черном, бесформенном, почти монашеском платье. На ее голове была шляпка, лицо скрывала плотная вуаль, но каждый встречный мужчина каким-то образом понимал, что перед ним редкая красавица. И с сожалением провожал ее взглядом, проклиная про себя святош за то, что еще одной, которой бы жить и любить, задурили голову. Женщина их не замечала, ее не интересовало мужское внимание, она этого внимания не хотела. Все ее мысли были сосредоточены на предстоящей исповеди.
