Это было невыносимо.
Ведьма заплакала. Светлана услышала, как Арга встает, и краем сознания знала, что он сейчас сделает. Она не успела отшатнуться, а потом уже и не хотела. Капитан опустился рядом с ней на колени, крепко прижал ведьму к себе и целовал ее залитое слезами лицо.
– Meine Pupperl… mit den Besen… Meine rothaarige Sonne[3]… – шептал он.
Светлана потянулась ответить ему – и тело ведьмы скрутила судорога боли и страха. Арга отпустил ее.
– Кто же теперь примет командование крылом? – спросил он.
– Марина, – ответила Светлана.
– Что ж, Марина, так Марина, – сказал Арга. – Жаль, конечно. Я сейчас принесу из фургона фляжку, помянем, как полагается. Подождешь меня здесь или вместе сходим?
Светлана отметила про себя, что поцелуй служит для Арги достаточным основанием для того, чтобы перейти на «ты» и пригласить девушку к себе.
– Я тут посижу, – ответила ведьма.
Арга двинулся к фургону. Фляжку он нашел быстро – она валялась на сундуке, как капитан и думал. Он присел на корточки, вытащил из-за сундука корчагу и наполнил фляжку. Затем ловко извлек из висевшей у выхода сумки дежурный стаканчик – трофей из Ринтали, черненое серебро, покрытое гравировкой в виде переплетенных змей. Порылся и нашел черную лакированную табакерку с хитрым замочком в виде ящерки, держащей в пасти цветок.
Капитан открыл табакерку, подцепил оттуда щепоть грязно-серого порошка и высыпал его в стаканчик. Вернув табакерку в сумку, Арга налил в стаканчик водки. Капитан глубоко вздохнул, глянул на лик безучастной луны, висящей над лесом. Ему никогда не нравилась предстоящая сейчас процедура, но капитану нужно было точно знать, жива Карина или нет.
– Знает Ящер иль Ярило, – негромко, но отчетливо произнес капитан и помешал в стаканчике пальцем, чтобы разболтать порошок. – Где же спряталась дивчина. Спишь, Карина, аль не спишь – ну-ка Арге покажись!
Он залпом осушил стаканчик, ухватился за тент фургона, привалился к нему.
Глаза капитана бешено вращались под плотно сомкнутыми веками.
На плотном темно-синем бархате были разбросаны оранжевые змеи, свернувшиеся в кольцо. Карина с удивлением узнала эмблему собственного крыла. Рукава у верхнего платья незнакомки по эльфийской моде отсутствовали. Нижнее платье, если судить по цвету рукавов, было из оранжевого шифона. Кожаный пояс, сплетенный из оранжевых и синих полосок, обхватывал узкую талию. Ансамбль довершали башмаки из темно-синей, как бархат платья, кожи. Ведьма глянула женщине в лицо. Над длинными волосами незнакомки трудилась девушка в простом сером платье, скорее всего, служанка. Она хотела сделать на голове женщины две косы. Одну из них служанка уже закончила – перевитая оранжевыми и синими нитями коса лежала на груди незнакомки. Да и вторая была уже почти наполовину закончена, сейчас служанка украшала ее крупными бусинами.
Служанка наклонилась, и Карина увидела, как из темных волос высунулось острое ухо. Ведьма ощутила прикосновение к своим волосам и внезапно с ужасом поняла, что богато одетая незнакомка перед ней – это ее собственное отражение в зеркале.
Карине захотелось закричать. На миг ее охватило чувство, что все происходящее – дурной сон.
«Круг Нэрда не сработал. Сидхи наткнулись на нас ночью – а может, и следовали за нами еще от Ильмоста – и взяли нас во сне. Говорила я, надо было дежурить…»
Ведьма вцепилась в подлокотники кресла, в котором сидела. Служанка бросила на нее внимательный взгляд.
– И хетт ди, мастресс?[4] – вопросительно произнесла она. – Ентзульдигензи![5]
Карина догадалась, о чем ее спрашивает эльфка. Ведьма нашла в себе силы улыбнуться и отрицательно покачать головой. Эльфка продолжила колдовать над прической мандреченки.
«Но тогда зачем этот маскарад? – снова оглядев свой костюм, соображала Карина. – Я была в форме боевой ведьмы, форме Армии Мандры. Почему они не убили меня сразу? Или это какие-то друзья Ринке? Решили ничего не делать со мной, пока он не скажет своего слова? И кстати, где он?»
– Ринке? – обратилась она к служанке.
Та улыбнулась и ответила:
– Си метх ичавер дурунг Абендорф.[6]
«Если бы я еще понимала, что ты говоришь», – мрачно подумала ведьма.
Но с сидхом, видимо, все было в порядке. Служанка тем временем доплела вторую косу, надела на голову Карины золотой, судя по тяжести, обруч с синим камнем надо лбом. Эльфка направилась к двери покоев, в которых они сидели. Ведьма не двинулась с места. У выхода служанка остановилась, поманила Карину рукой.
– Комм, комм.[7]
Мандреченка поднялась, оказавшись на голову выше своей спутницы, и последовала за ней. Женщины прошли длинную крытую галерею, освещенную магическими светильниками. Стены были отделаны лакированными дубовыми панелями. Воздух здесь был теплым и неподвижным, и Карине на миг показалось, что они находятся глубоко под землей. Все окружающее имело какие-то смазанные, меняющиеся очертания. То ведьме казалось, что она видит дверь, а когда женщины приближались, это оказывалось букетом сухих цветов в высокой вазе. То Карина и эльфка проходили мимо массивного резного шкафа, а, оглянувшись, ведьма увидела на его месте окно с видом на закат. «Одно из двух, – подумала Карина. – Или проход укутан чарами, чтобы я не смогла его запомнить и найти выход, или я все-таки сплю». Женщины спустились вниз по крутой лестнице и оказались в зале, погруженном в полумрак.
– Си ест хир,[8] – сказала эльфка.
Ведьма увидела мужчину в кожаных доспехах и с факелом в руке. Рядом с ним стоял эльф в серой одежде. Между ними обнаружился мужчина, так же ярко и богато одетый, как и Карина. С большим удивлением мандреченка узнала в разнаряженном эльфе Ринке. Он молча взял ее под руку и подмигнул.
– Атлашт, – пробурчал мужчина в доспехах. – Санке.[9]
Ринке и мандреченка двинулись между стражником и слугой туда, куда те направляли гостей. Зал оказался гораздо большего размера, чем показалось Карине сначала. Свет факела выхватывал из мрака колонны, покрытые резьбой, имитирующей кору. Или же сидхи пустили на колоннаду для зала неошкуренные деревья? Ведьма не стала ломать голову над этой загадкой. Ее гораздо больше заинтересовал наряд Ринке.
В костюме сидха сочетались зеленый и фиолетовый цвета. В отличие от своих родичей в Фейре, предпочитавших строгие, нежные тона, дети Лихого Леса питали слабость к ярким расцветкам. На рукавах шелковой фиолетовой рубахи Ринке красовались вышитые серебром узкие листочки, похожие на листья рябины. В обруче светлого металла на голове сидха был укреплен прозрачный круглый камушек. Карина задумчиво посмотрела на украшение. Белая бронза и горный хрусталь традиционно связывались с путешествиями в другие миры и с телепортацией как таковой. До того, как Лакгаэр Рабинский не вывел сложную систему заклинаний, позволявшую перемещаться в пространстве даже магу третьего класса, переброска объектов на расстояние без применения хрусталя и белой бронзы считалась невозможной.
