Он отвел взгляд от Кейт, посмотрел наверх. Мужчина — их мужчина — в своей серой куртке был окружен. Он стоял безоружный. «Они мне дадут оружие», — сказал он недавно.
«Нам нужно немедленно уходить», — подумал Нед.
И остался на месте.
— Как ты оказался здесь, маленький чужеземец? — услышал он вопрос светловолосого.
— Да, как? — прибавила женщина. — Они так хотят это узнать! Посмотри на них! Ты испортил игру. — Музыка в ее голосе, капризном, насмешливом.
— Дети загадывают загадки, которые считают сложными, — мягко ответил он.
Нед видел ее лицо каждый раз, когда она поворачивалась в эту сторону.
— Это правда? Ты разгадал загадку?
Он поколебался.
— Это правда, любимая. Но еще одна женщина намекнула, что они могут прийти сюда, чтобы вызвать тебя, и я обратил на это внимание.
Любимая.
— А! Одна женщина? А она красива? Молода, с приятным голосом? Ты оставил меня ради другой. Горе моему разбитому сердцу.
Ненадолго воцарилось молчание. Кейт Уэнджер застыла рядом с Недом.
— Я никогда тебя не оставлю, — тихо произнес мужчина.
Нед Марринер вздрогнул, услышав это, стоя на коленях в серебристо-зеленой траве.
— Никогда?
Ее поведение снова изменилось.
Мужчина стоял к ним спиной, Нед не видел выражения его лица. Но услышал, как он сказал:
— Разве я тебе это не доказал? С лихвой?
Ее очередь промолчать.
— Я — беспомощная женщина, — наконец ответила она. — Полагаю, я должна тебе верить.
«Беспомощная». Ее тон и поза превращали это слово в ложь.
— Скажи мне, — попросила она, и ее манера снова изменилась, — та скульптура, которую ты сделал с меня, еще там, внизу, в мире?
— Да.
— И я там выгляжу так же, как сейчас?
Они увидели, как он покачал головой.
— Ты знаешь, что никогда не походила на себя в том камне. И время проявило свою волю.
Она сделала шаг назад от него, отдаляясь.
— Что? Время? Я должна с этим смириться? И ты не собираешься изменить эту волю? Разве это любовь? Ты мне верно служишь или просто предлагаешь мне слова?
Он опустил голову, как раньше другой мужчина.
— Я долго не возвращался в этот мир, моя госпожа, И мы прибыли в такой век, когда я не могу прийти в монастырь и работать там.
В ее голосе звучал упрек.
— Он предлагает объяснение! Как это великодушно! Скажи мне, мог бы это сделать мужчина, который лучше тебя?
— Это несправедливо! — сердито прошипела Кейт рядом с ним.
Человек в серой куртке сказал только:
— Может быть, моя госпожа. Я знаю, что есть мужчины лучше меня.
Нед увидел, как она улыбнулась в ответ. Жестокий взгляд, подумал он.
Мужчина тихо прибавил:
— Но мне пришло в голову тогда, когда я работал, что ни одна скульптура не может передать, какая ты. Я сделал ее всего лишь намеком, с самого начала, понимая, что с годами она станет еще больше похожей на намек, стираясь. Нужно тебя видеть — а возможно, больше, чем видеть, — чтобы это понять.
«Больше, чем видеть». Нед прерывисто вздохнул.
Улыбка изменилась, перестала быть жестокой. Она подняла руку, словно хотела прикоснуться к его лицу, но не сделала этого.
Вместо этого она повернулась ко второму.
— А ты? Он говорит, что никогда не покинет меня.
Голос этого человека был более глубоким. Более звучным.
— Мой ответ будет таким, как с самого начала, еще до той ночи среди деревенских костров. Ты покинула нас, когда это началось. Ты это начала. Это всегда было твоим правом… но пока не упадет небо, я буду сражаться, чтобы вернуть тебя.
Кейт села в траве рядом с Недом.
Высокая женщина, золотая, как королева фей, ответила:
— В самом деле? Ты будешь сражаться за меня?
— Я готов доказать свою любовь кровью чужака, сегодня ночью и всегда, с радостью.
— И докажешь, что достоин?
Его зубы вдруг блеснули; он откинул назад свои желтые волосы, которые ветер сдул на глаза. Он был великолепен, как конь. Или олень, внезапно подумал Нед, вспомнив рога.
— Разве я когда-нибудь был недостоин, Изабель?
Изабель.
— А, — произнесла она. — Значит, вот как меня зовут на этот раз?
— Животное предложило это имя перед смертью. И друид подтвердил.
— Тогда я принимаю его, конечно.
Насмешка в ее голосе исчезла. Еще одна перемена настроения, словно облако набежало на луну.
Она повернула голову, посмотрела на белого быка, лежащего в луже собственной крови на пыльной, посеребренной луной улице. Она что-то произнесла, слишком тихо, и Нед не расслышал. Потом снова подняла взгляд, перевела его с одного мужчины на другого.
— И что произойдет теперь? Я дам имя вам обоим, так? А потом бой? Вот почему мы снова живы?
Теперь в ее голосе слышался вызов, почти гнев.
— Вот почему он не мог ответить раньше, — шепнула Кейт. — Насчет своего имени.
На этот раз Нед взял ее за руку. Ладошка Кейт спокойно лежала в его руке. Они смотрели вместе. Нужно уходить, он это понимал, но уйти невозможно.
Женщина снова повернулась в их сторону, к тому мужчине, что ниже ростом. Ее лицо освещала луна.
— Как мне тебя назвать? — спросила она.
Ее голос опять потерял оттенок мягкости. Она властвовала над ним, над ними всеми. Своенравная, насмешливая.
— Назвать тебя Бикан, потому что ты низенький? Или Морвен, еще раз, так как ты пришел из-за моря?
— В то время у меня было другое имя, — мягко напомнил он.
— Я помню.
— Когда я пришел в первый раз.
— Я помню.
— И я… я был… ты называла меня Анвил.
Она подняла голову.
— Возлюбленный? Ты так самонадеян? Считаешь, я должна назвать тебя так, потому что по глупости один раз это сделала?
Она сердится не по-настоящему, подумал Нед, но он не был в этом уверен.
— Я только сказал, что так ты меня называла, и не один раз за это время, — прошептал мужчина. Он не опустил голову. — Не воображай, что я забыл.
У лежащей рядом с Недом Кейт Уэнджер вырвался тихий звук. Никто на плато не пошевелился. Горели факелы, дым струился по ветру.
— Не один раз, — в конце концов согласилась женщина. — Названный так, или нет. До этого шрама и после. У моря и из волн.
И Нед Марринер, прячущийся в темноте, услышав это, подумал, что, если до того, как он состарится и умрет, какая-нибудь женщина скажет ему подобные слова таким голосом, он может считать, что прожил жизнь не зря.
Женщина по имени Изабель смотрела на мужчину. Она медленно покачала головой.
— Имя Анвил один из вас должен заслужить снова. Или, возможно, его никто не заслужит. Но я не назову тебя Доналом здесь: ты уже не чужестранец, давно не чужестранец. Маленький, худой и одинокий, одетый в серое, ты опять будешь Фелан. Мой волк.
