— Кто-то был недостаточно осторожен, — констатировал вор, потрогав булыжник в этом месте. — Еще не совсем высохло.
Конечно же пятна оказались кровью, на полу тоже осталось несколько капель. Тот, кто угодил в эту ловушку, в общем-то родился в рубашке, так как смог уйти отсюда своими ногами.
Помещение, в которое вела шахта с лестницей, было очень просторным и неправильной форму. В мелькающих тенях я различил стены, сложенные из массивных светло-коричневых блоков. Наверное, понадобилось бы с десяток взрослых мужчин, чтобы лишь сдвинуть один такой с места. Не вызывало бы никаких сомнений, что эти стены воздвигнуты здесь на веки вечные, если бы не одна из них, находившаяся как раз напротив нас и павшая жертвой прошедших столетий. Обрушившись, она открывала ранее скрытый и оберегаемый от посторонних глаз проход. Тут бы и конец нашему пути, если бы не отверстие, пробитое кем-то справа от места обвала. Нет, не пробитое — слово выкопанное подходило куда больше. Дыра выглядела как исполинская мышиная нора и была так велика, что туда не сгибаясь мог пройти взрослый человек. По той уверенности, с какой Гарретт направился туда, стало очевидно его знакомство с этой пещеркой. Я же немного мешкал, поскольку догадывался о том, кто проложил этот ход и не особенно жаждал встречи с кем-то из строителей.
На свете было лишь одно животное, которое рыло подобные норы и отнюдь не славилось своим безобидным нравом. Я еще ни разу не видел вблизи живого буррика и не жалел об этом. Мать говорила, что они отдаленные потомки драконов из темных времен, о которых рассказывали некоторые наши легенды. Буррики были ростом выше человека, весили примерно так же, как взрослый, хорошо откормленный бык и передвигались на задних ногах, пригнувшись и скрючив на груди маленькие передние лапки. Безволосое тело сплошь и рядом, как у большой змеи, усеивали чешуйки. Маленькие зеленые глазки находились по бокам головы, а в огромной пасти наверняка торчали длинные и острые как ножи зубы. Кроме того они могли выдыхать огонь, так мне рассказывал Беппо. Я не больно-то доверял его байкам, но при виде такой здоровенной вырытой в камне дыры мой скепсис куда-то пропал, сменившись боязнью.
Гарретт не стал брать с собой факел и я уже приготовился плестись в кромешной тьме, но, как оказалось, ошибался. Сперва было темно хоть глаз коли, но затем тут и там стены норы тускло замерцали зеленым. Осторожно подойдя поближе, я с удивлением убедился, что призрачное сияние исходило от росших там грибов. В их свете легче было продвигаться вперед по норе. Воздух тоже изменился — прежде сухой и прохладный, теперь он стал теплее и словно овевал мое лицо чьим-то сырым дыханием.
Никакие плюющиеся огнем ящеры не поджидали нас за поворотом, когда мы достигли выхода из норы. Я быстро вышел наружу, радуясь тому, что не попал в зубы буррикам. Рука Гарретта вовремя ухватила мой плащ и рванула назад от зияющей глубины внезапно разверзшегося впереди ужасного обрыва. Попятившись, я пораженно посмотрел вниз. Там тоже светились грибы, неустанно рассеивая мрак своим мерцающим ярким сиянием. В ста пятидесяти футах под нами сверкала глянцевито-черная поверхность воды, а над головой распростерся гигантский скальный купол. Отвесно падающая противоположная стена вся была испещрена многочисленными норами, полыхавшими зеленым светом. Наверное, в них рос какой-то особый вид мха.[26] Мне показалось, что в одной норе что-то шевелится. Я пытался разглядеть получше, но ничего не вышло.
Мы стояли на узком балконоподобном выступе, соединявшим покинутый нами выход с точно таким же слева. Я молился о том, чтобы Гарретт не решился на головоломный прыжок через обрыв и молитва эта была услышана. Он уже нетерпеливо волок меня дальше. Быстро пройдя по следующей норе, мы оказались в зале с высоким потолком, подпираемым массивными, искусно украшенными колоннами. Я понял, что нахожусь сейчас с обратной стороны обвалившейся стены. Здесь тоже кто-то зажег факел, а свет грибов и теплый воздух остались в туннелях бурриков, опять стало зябко.
Зал поражал своим великолепием и заставлял робеть. В стенах находилось огромное множество ниш, большинство закрыто тяжелыми плитами с тонко выгравированными и изъеденными временем символами. Тишина стояла почти торжественная и потому наши тихие шаги по зеркально отполированному полу казались страшным шумом. Здесь было нечего опасаться бурриков, но в тенях между колоннами мог скрываться кто угодно. Я держался поближе к своему спутнику, с неприятным чувством оглядываясь кругом.
Движения Гарретта вдруг замедлились и стали более осторожными — он что-то уловил. Я каждую секунду ожидал от него знака — укрыться в тени и вести себя тихо. И вдруг в голове мелькнула жуткая мысль: а что будет со мной, если с вором что-нибудь здесь случится? Ведь без него мне сразу крышка — угожу в следующую ловушку или стану обедом буррика, если прежде мертвяк не разорвет меня в клочья или встретившиеся бандюги не учинят надо мной быстрый и кровавый самосуд. Я злился на самого себя — во-первых, из-за неспособности побороть беспомощность, во-вторых из-за собственного эгоизма и, наконец из-за того, что верно оценил свои шансы на выживание, поскольку целиком зависел от Гарретта. В который раз захотелось узнать — как он вообще согласился взять на себя такую обузу? Ведь я все время болтался возле него как приклеенный и наверняка ужасно мешал.
Его рука сжала мне плечо, это и было сигналом. В мгновение ока я как можно тише шагнул в тень, спрятался за колонной и не шевелился, крепко сжимая флакон со святой водой. Гарретт тоже куда-то скрылся. Напрягая слух и безуспешно пытаясь поймать те звуки, что встревожили вора, я каждую секунду ожидал услышать бешеный рев, который был мне уже так хорошо знаком, но случилось другое. Фигуры, вынырнувшие из-за угла, были более чем живыми, но от них у меня по спине пробежала дрожь, словно от вида надвигающегося и до отвращения сгнившего зомби.
Крысюка я сразу узнал уже по походке. Когда он оказался в свете факела со своими бессменными напарниками, без которых его пока еще не доводилось видеть, стало заметно, что бандит просто клокотал от бешенства.
Я задержал дыхание, крепко прижав к груди бесполезную бутылочку, как будто ее содержимое могло превратить Крысюка в пыль. И куда только спрятался Гарретт? Как сквозь пол провалился.
— Черт побери, Лестер, ты ведь совсем не знаешь, где этот вход, так уж и скажи! — прошипел Крысюк своему спутнику-амбалу. Тот выглядел несколько растерянным, вертя так и эдак в свете факела клочок бумаги.
— Да погоди чуток, сейчас…
