— Шарх тебя задери, хватит пихать свои ноги мне в нос!
— А куда я их должен деть, спрашивается?
— Да куда хочешь, только не в эту сторону! Убери, я сказал!
— А ну, хватит орать! Пока я вас всех оттуда не разогнал! — резкий голос охранника не потушил до конца спор, но теперь Вито и Зигрид вынуждены были переругиваться шепотом.
— Подвинься к тому краю!
— Я не могу, шархова твоя башка, дальше колесо!
— Черная плесень, тогда в другую сторону!
— Некуда здесь двигаться, скажи спасибо громиле, он все место занимает!
— Баф… — обиженно протянул здоровяк.
— Да-да, именно ты.
В итоге потесниться пришлось всем. Телега оказалась все же не лучшим навесом. Но, за неимением ничего лучшего, Дарси был рад и такой крыше, как дощатое дно в локте от головы. Вито поставил телегу на небольшом пригорке, и почти вся вода стекала по склону. Правда, была еще щель ровно посередине днища, и никто не хотел оказаться под ней. В итоге, не повезло Зигриду — его ноги оказались как раз там, где у повозки прохудилось дно. Но, в конце, концов, и это было гораздо лучше, чем провести всю ночь под ливнем. К тому же, рыболюда никто и не звал толком — сам пришел.
Мимо прошлепали сапоги дозорного. Охранники были похожи на мокрых птиц, недовольно прогуливающихся взад и вперед возле повозок. Даже кожаные плащи воинов не спасали от ливня. Вода находила путь под одежду, хлюпала в сапогах, заставляла ткань липнуть к телу. В такой ситуации запрет на алкоголь был совсем уж не к месту. Но никто не решался нарушить жесткие правила каравана из-за капризов погоды. Вдобавок к вездесущей воде и холоду, вокруг было темно. С горем пополам удалось разжечь только два небольших костерка под раскидистыми кронами деревьев. И то, подкладывать много дров побоялись, опасаясь пожара. Так что видно было из рук вон плохо. Корвин выдал охранникам пару светящихся камней. Тусклое белое сияние создавало причудливые тени, в которых то и дело мерещились оскаленные слюнявые морды и гибкие черные тела. Дарси лежал у самого края повозки и никак не мог заставить себя закрыть глаза. Воображение рисовало самые разнообразные картины и заставляло напрягать слух, ловить каждый звук, вплетающийся в монотонный стук капель о дно повозки.
Вито затихнул ненадолго, но спустя минуту вновь начал ворочаться. Извиваясь в тесном пространстве, словно изрядно переевший змей, он умудрился пнуть колесо, тихонько взвыл, и тут же ударился еще раз — головой.
— Чтоб тебя, шархова дочь, дрянь паршивая!
— Хватит шатать повозку!
— Ты мне еще поговори! Это моя повозка! Хочу — шатаю, хочу — нет.
Рыболюд прошипел что-то сквозь зубы.
— Что сказал? Сейчас выгоню из-под телеги, будешь знать!
— Это общая телега!
— Общая… Нет здесь ничего общего! Подвинься!
Кто-то заехал Дарси под колено. Выяснять, кто обидчик, Дабс не стал. Спустя несколько секунд копошение прекратилось. Вито громко вздохнул:
— Шархов дождь. Ну, ничего! Когда вернусь домой — высплюсь, как человек. Да, высплюсь и поем! Загляну куда-нибудь… в Старую хибару! Ох-ох-ох! Такой каши с кореньями я не пробовал больше нигде… А свиной суп! М-м-м… Пенное… Клубни с молочным соусом!..
Рассуждения на гастрономическую тему продолжались, постепенно превращаясь в негромкое бормотание…
Но Дарси уже не слушал, поглощенный потоком мыслей. В его голове долгое время формировался вопрос, он рос с каждым днем, все увереннее влезал в стройный ход рассуждений, нарушал будничное спокойствие, мешал наслаждаться теми мелочами, что выпадали на долю новоиспеченного караванщика. Это был очень простой и короткий вопрос: «Неужели я ошибся?» Дарси гнал этот вопрос подальше, гнал, как мог. Постоянно убеждал себя, что все идет замечательно. Но, шарх его подери, каждый вечер, засыпая, он вспоминал о том, от чего отказался: теплый дом, спокойная жизнь, безопасность. Даже если забыть о предложении Торчеса, Дабс вполне мог бы прожить и сам. Он был неплохим бойцом и всегда разбирался с проблемами. Да, были и трудные времена, но Дарси справлялся. А удастся ли справиться сейчас? Он не знал. Как не знал и того, что будет завтра. А тем более через неделю. Куда он идет? Что с ним будет? Да он ничего не знал! Ни об этом мире, ни об этой жизни, ни о чем из того, что знали окружающие его люди. И ради чего он здесь? Самый очевидный ответ лежал прямо перед ним. В прямом смысле слова: прямо перед Дарси негромко сопел Баф. Странное дело, Дабс не находил в себе злости на этого здоровяка. В конце концов, выбор сделал он сам. И все же… Дарси вновь задал себе навязчивый вопрос. «Неужели я ошибся?» Да. Или нет… Дарси перебрал в уме все, что узнал за прошедшие дни и вдруг понял, что сам вопрос о сделанном выборе — вот что должно было заинтересовать в первую очередь. Ведь у него никогда не возникало таких сомнений. Дабс никогда не задумывался о ценности собственной жизни, о смерти, о планах и стремлениях. Он вполне неплохо справлялся, имея цели на пару недель вперед, не более. И только выйдя за ворота, он открыл в себе беспокойство за собственное будущее. Абсолютно новое чувство невыразимой тревоги, желание заглянуть за горизонт двухнедельного бытия и увидеть там что-то невозможное, яркое, что-то, к чему стоит идти, последний свет, что будет светить тебе тогда, когда все остальные погаснут. Цель. Это слово металось в сознании, как растревоженная птица, и сколько бы Дарси не думал, он постоянно возвращался обратно, к ней, к цели, которую надо было найти, во что бы то ни стало, чтобы ответить наконец на вопрос, а не ошибся ли он, не ошибся ли неделю назад, вчера, сегодня, да когда угодно! В полной темноте Дарси наполнился внутренним светом, блуждая в лабиринте идей, связывая разрозненные мысли воедино, постепенно перескакивая от воспоминаний об Эффи к картинам из детства, к кулачным боям, к жизни, оставшейся в Рэте.
Постепенно воспоминания становились все менее связными. Тяжелый переход давал о себе знать — лежа на куче лапника, завернувшись в промокшую ткань, Дарси даже не чувствовал холода, он все глубже проваливался в блаженное забытье. Глаза слипались сами собой, и стоило их прикрыть, как Дабс сразу же провалился в сон.
Этой ночью ему снились существа с рыбьими лицами. Они рассказывали друг другу о человеческих городах, рассевшись вокруг огромного котла. Дабс хотел заглянуть в котел, но боялся того, что там увидит. Он стоял на краю освещенного пламенем пространства, вытянувшись в струну, на цыпочках, но все равно видел только зеленые пузыри, вспухающие внутри посудины. В итоге он решился и сделал еще один шаг вперед, и тогда существа заметили его. Они начали смеяться. Это походило на бессмысленное открывание ртов, рыбы тихонько булькали, вращая своими огромными глазами, но Дабс был уверен в том, что слышал именно смех. И тогда он разозлился. Дарси подошел к котлу и схватил его голыми руками, пытаясь перевернуть. К его удивлению, котел не был горячим, даже наоборот; а изнутри на него смотрела голодная пасть, окруженная мотками щупальцев. Донник рванулся вперед, хватая Дарси за плечи. Существа с рыбьими головами вскочили на ноги и заголосили. Дарси постарался оторвать от себя противника, но тот уцепился изо всех сил и подтягивался все ближе, несмотря на сопротивление. Холодная плоть приближалась к телу, гнилостный болотный запах ударил в нос, и тогда Дарси зарычал. Отчаянный звериный рев придал ему сил. Мерзкое чудище оказалось на земле, и Дарси пинками затолкал тварь в огонь. А затем развернулся к похожим на рыб существам. Он ударил себя в грудь и заорал. И они вторили ему воем. В этом было что-то торжественное: словно примитивная песнь древних людей, словно вечный гимн силы. Он видел свое лицо в их глазах, он чувствовал, что стал одним из их племени. Люди-рыбы двинулись по кругу в странном ритуальном танце. Перепончатые ноги шлепали в такт. Отражения кружились хороводами. Сила растекалась вокруг, с каждым ударом сердца смывая страх, наполняя энергией мышцы. Дабс сделал неловкое движение, затем еще одно, и наконец отдался танцу целиком, открыл ему свой разум, и это было прекрасно. Он прыгнул вперед, словно зверь, оттолкнувшись всеми четырьмя конечностями, и в этот момент костер пропал. Существа исчезли. Дарси летел сквозь темноту, а впереди сияла звезда. В ее свете он внезапно ощутил все свое уродство, увидел скрюченные пальцы, похожие на когти, грязь на руках, он постарался остановиться, но не смог, а сияние становилось все сильней… Оно смывало ярость, боль, грязь, обжигало, и некуда было скрыться от всепоглощающего света.
