прожигаем друг друга глазами, что можем дать фору костру, который ярко пылает, хотя дров в нем почти не осталось. На меня накатывает какая-то злобная, подлая волна, вливаясь в подозрения, которые закрались еще вчера, когда Олани меня подколола, а потом обменялась с Рейзом тревожными взглядами при упоминании о его магических способностях.
— Хотя знаешь что? Я не против, чтобы ты меня научил.
— Да, валяй, я буду делать все что скажешь. Но сперва сделай кое-что для меня. Превратись.
Он хмурится, в его глазах отражаются искры.
— Во что угодно. Кроме птицы.
Рейз замирает и будто бы вдруг забывает, куда девать руки.
— Ну давай, — напираю я, уже чувствуя вину за эти слова, но обратно их не затолкать. — В лису. В коня. Во что угодно. Кроме. Птицы.
Рейз качает головой и отворачивается, приглаживая всклокоченные волосы. Его голос подрагивает от смеха, который на самом деле не смех.
— Ты тот еще фрукт, Исилия.
Без единого слова его фигура рвется на цветные полосы. Он обращается ястребом и взлетает. Я наблюдаю за полетом, пока птица не скрывается в испещренной звездами тьме.
— Что тут происходит? — звучит позади меня голос Исольды. Я, разозлившись, свела все свое внимание к объекту моего раздражения и не заметила, как они с Олани подошли.
— Ничего, — шиплю я. В ответ огонь гаснет, погружая нас всех в ночь. Ругаюсь про себя. — Скоро вернется.
Глава 20
Рейз встречает следующее утро в ястребином обличье.
Из окна видно, как он сидит над Судьбой на кривой сосне, уютно сложив крылья. Не похоже, что он собирается спуститься к нам в ближайшее время.
Поскольку никому не хочется идти к дереву и орать на птицу, мы с Исольдой сидим в вагончике и делаем вид, что не ждем его. Неугомонная Олани копошится у потухшего костра. Она выложила все из своей аптечки и складывает заново, хотя там был идеальный порядок.
Я молча сижу на койке, прижавшись спиной к стене, скольжу босыми ногами по половицам, а в голове у меня, как в оставленной без присмотра кастрюле, кипят мысли.
Кем этот Рейз себя возомнил? Мне не нужны учителя магии, а тем более в его лице. Несмотря на хаос, в который меня недавно ввергла жизнь, я не намерена постоянно метаться из огня в полымя, и полагаться на магию не хочу.
— Рейз что-то не то сказал? — спрашивает наконец Исольда. Ей надоело делать вид, что она точит ножи, и теперь она пытается разгадать выражение моего лица.
Я закатываю глаза и смотрю на птицу.
— Он несносный высокомерный тип, который считает себя лучше других. Этого что, мало?
Сестра сжимает губы в косую линию.
— Ясно… Я просто подумала, что… просто ты же не всегда понимаешь людей и их мысли. Ой, не надо на меня так смотреть. Ты знаешь, что я права. И, возможно, если ты позволишь тебе помочь, это путешествие будет для всех менее болезненным.
У меня падает челюсть.
— Помочь? Почему все считают, что мне нужно помогать? Я что, настолько бесполезная?
— Никто не думает, что ты бесполезная. Ты сложная, Сили.
Лучше бы она сердилась. Лучше бы она тоже повышала голос, но сейчас я слышу в ее тоне лишь смирение. Никакого удовольствия от этого спора.
Я комкаю одеяла, скручиваю их в тугие узлы.
— Он хотел поговорить о магии. Как вы все. Я знаю, что вы просто ждете подходящего момента.
Исольда возмущенно фыркает, кривит лицо.
— Хватит вести себя как малое дитя. Это эгоистично, это глупо, и, если честно, даже я с тобой не справляюсь.
Наконец-то она разозлилась. Однако… я ждала не этого.
— Ну и не надо! — быстро рявкаю я. Не знаю, зачем я так. Знаю только, что в последнее время сама не своя. Из меня вырывается горестный стон. — Ненавижу. Как же я все это ненавижу! Почему нельзя просто оставить меня в покое?
Исольда слегка сводит брови. Потом медленно и осторожно говорит:
— Ты слишком дорога мне, чтобы я могла позволить тебе причинять себе боль, игнорируя проблему, о которой мы все знаем. Мы все просто пытаемся…
— Дай угадаю, — перебиваю я с горечью. — Помочь мне.
Исольда демонстративно вздыхает, давая понять, сколько терпения требуется, чтобы иметь со мной дело. Во мне кипят злые слова, не находя выхода. Мой рот разучился такое произносить. Я перебрасываю косу за плечо и выхожу позвать Рейза, не оглядываясь на сестру.
Погода стоит на редкость чудесная: небо сказочное, совершенно синее, и солнце нежно целует землю мягким теплом. Сияние оседает золотом на моей коже, контрастируя с серым настроением.
— Доброе утро. — Олани не смотрит на меня. Она бережно укладывает стеклянный пузырек в специальный кожаный чехол. Кажется, она уже привыкла ко мне — я не отвечаю, но ее это не заботит.
Наконец она сворачивает футляр с лекарствами в аккуратный рулон и поднимает голову. Я быстро отвожу глаза. Она прослеживает за моим взглядом — до силуэта Рейза вдалеке, приютившегося в сосновых ветках.
Через мгновение Олани говорит:
— Он никогда еще так надолго не превращался в птицу.
— Хм.
— Наверное, надо что-то сделать, пока он не начал питаться мышами.
Я пожимаю плечами. Может, мыши пойдут ему на пользу.
Она оглядывает меня, затем лениво встает, потягиваясь и опираясь на свой квотерстафф.
— Я не очень хорошо тебя знаю, но уверена, что ты лучше, чем кажешься.
Обиженно хмыкаю. Она ведь и вправду меня не знает.
Олани изучает меня странным неподвижным взглядом,
