Стало тише. Видимо, большая часть народа уже выбралась из зала. Или погибла.
И тут я заметила неподвижную ногу, торчащую из-под парчовой скатерти. О боже! Максон!
Я нырнула под стол и обнаружила там Максона, который тяжело дышал. На груди у него расплывалось большое алое пятно. Он был ранен пониже левого плеча, и, похоже, очень серьезно.
— Ох, Максон! — заплакала я. Не зная, что еще предпринять, я скомкала подол платья и заткнула им рану. Он слегка поморщился. — Прости меня.
Он с усилием поднял руку и положил ее поверх моей руки.
— Нет, это ты меня прости, — выдохнул он. — Я чуть было не сломал жизнь нам обоим.
— Тебе сейчас лучше не разговаривать. Просто не теряй сознания, ладно?
— Посмотри на меня, Америка.
Я несколько раз сморгнула и взглянула ему в глаза. Он улыбнулся мне, превозмогая боль:
— Разбей мое сердце. Разбей хоть тысячу раз, если хочешь. Все равно оно всегда принадлежало только тебе.
— Ш-ш-ш, — шикнула на него я.
— Я буду любить тебя до последнего вздоха. Мое сердце бьется только ради тебя. Я не могу умереть, не сказав тебе об этом.
— Пожалуйста, не умирай! — задохнулась я.
Он выпустил мою руку и погладил меня по волосам. У него почти не осталось сил, но я поняла, чего он хочет. Я наклонилась и поцеловала его. Этот поцелуй был воплощением всего, что было во всех наших поцелуях. Всей неуверенности. Всей надежды.
— Не сдавайся, Максон. Я люблю тебя. Пожалуйста, не сдавайся.
Он судорожно вздохнул.
Под стол нырнул Аспен, и я пискнула от ужаса, не сразу узнав его.
— Крисс в убежище, ваше высочество, — доложил Аспен. — Теперь ваша очередь. Можете встать?
Максон покачал головой:
— Это пустая трата времени. Уводи ее.
— Но, ваше высочество…
— Это приказ! — ответил Максон так властно, как только был способен.
Максон с Аспеном обменялись долгим взглядом.
— Есть, сир.
— Нет! Я не пойду! — уперлась я.
— Пойдешь, — сказал Максон. Голос у него был усталый.
— Хватит, Мер. У нас нет времени.
— Я никуда не пойду!
Быстро, точно вдруг исцелившись, Максон приподнялся и схватил Аспена за мундир:
— Она должна жить. Ты понял меня? Она должна жить, чего бы это ни стоило.
Аспен кивнул и с неожиданной силой схватил меня за руку.
— Нет! — закричала я. — Максон, пожалуйста!
— Будь счастлива, — выдохнул он и в последний раз сжал мою руку, прежде чем Аспен потащил меня прочь, не обращая внимания на протесты.
Когда мы добрались до двери, Аспен прижал меня к стене:
— Заткнись! Они тебя услышат. Чем раньше я доставлю тебя в убежище, тем скорее смогу вернуться за ним. Будешь делать, что я говорю, поняла? — (Я кивнула.) — Так, пригнись и не шуми, — велел он и, вытащив пистолет, снова потянул меня за собой.
Мы огляделись по сторонам. В дальнем конце коридора кто-то убегал в противоположную сторону. Как только он скрылся из вида, мы двинулись по коридору. За углом лежало распростертое тело гвардейца. Аспен пощупал пульс и покачал головой. Потом нагнулся и, забрав у убитого пистолет, протянул мне.
— Что я буду с ним делать? — прошептала я с ужасом.
— Стрелять. Только убедись, что стреляешь не в своего, прежде чем спускать курок. Тут настоящий дурдом.
На протяжении нескольких следующих минут мы, пригибаясь, перебегали от одного угла к другому и тыкались в двери убежищ, которые были уже заняты и заперты. Похоже, бой переместился на верхние этажи и за пределы дворца, потому что хлопки выстрелов и крики теперь звучали глухо, точно из-за стен. И все равно, услышав даже малейший шум, мы останавливались, прежде чем продолжить движение.
Аспен заглянул за угол:
— Там тупик, так что двигаемся дальше.
Я кивнула. Мы быстро добрались до конца короткого коридорчика, и первое, на что я обратила внимание, было яркое солнце, бьющее в окно. Неужели солнце не знало, что мир летит в тартарары? Как оно могло светить в такой день?
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — прошептал Аспен, нащупывая замок. На наше счастье, дверь подалась. — Ура! — Он вздохнул и потянул ручку на себя, скрыв из вида половину коридора.
— Аспен, я не хочу туда идти.
— Ты должна. Ты нужна людям целой и невредимой. И… я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
— Что?
Он замялся:
— Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, передай…
Поверх его плеча я увидела, как из-за угла в конце коридора показалось что-то красное. Не раздумывая, я вскинула пистолет и, направив его на человека с красной повязкой, спустила курок. В тот же миг Аспен втолкнул меня в убежище и захлопнул дверь. Я очутилась одна в темноте.
Не знаю, сколько я там просидела. Я напрягала слух, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, доносящийся из-за двери, хотя и понимала, что это бесполезно. Когда мы с Максоном сидели в убежище несколько недель назад, из внешнего мира до нас не доходило ни звука. А ведь тогда во дворце устроили настоящий разгром.
И тем не менее я на что-то надеялась. Может быть, с Аспеном все в порядке и он в любую секунду откроет дверь. Аспен не может погибнуть. Нет. Он боец, он всегда был бойцом. Когда ему и его семье грозили голод и нищета, он заставил их отступить. Когда смерть отняла у него отца, он взял на себя заботу о семье. Когда Отбор отнял у него меня, а его самого призвали в армию, он все равно не утратил надежды. По сравнению со всем этим пули были сущим пустяком. Ни одной пуле не под силу было сразить Аспена Леджера.
Я приложила ухо к двери, отчаянно надеясь услышать хоть слово, хоть вдох, хоть что-нибудь. Напрягла слух, пытаясь различить что-то похожее на прерывистое дыхание умирающего Максона.
Зажмурившись, я взмолилась, прося у Бога оставить его в живых. Наверняка Максона и его родителей ищут. Им помогут в первую очередь. Ему не дадут умереть. Ни в коем случае.
Но осталась ли еще надежда?
Он был такой бледный. Его пальцы едва дрогнули, когда он сжал мне руку на прощение.
«Будь счастлива».
Он любил меня. Он так любил меня. А я любила его. Вопреки всему, что должно было разлучить нас, — принадлежности к разным кастам, допущенным ошибкам, всему нашему окружению, — мы были предназначены друг для друга.
Я должна быть с ним. Особенно сейчас, когда он умирает там один. Я не должна прятаться.
Я вскочила и принялась лихорадочно ощупывать стены в поисках выключателя. В конце концов я все-таки нашарила его. В тусклом свете я оглядела убежище. Оно оказалось меньше, чем то, в котором я сидела в прошлый раз. Здесь была раковина, но не было унитаза, только ведро в углу. К наружной стене была придвинута широкая скамья, а у задней стены стоял стеллаж, на котором были сложены какие-то пакеты с едой и одеяла. На полу, холодный и безмолвный, лежал пистолет.
Я не знала, получится у меня что-нибудь или нет, но должна была попытаться. Я выдвинула скамью на середину комнатки и положила набок, широким сиденьем к двери. Потом присела рядом на корточки, проверяя высоту. Прикрытие было не слишком надежное. Впрочем, другого все равно не было.
Я поднялась и немедленно запуталась в подоле собственного платья. Отдуваясь, я принялась инспектировать содержимое полок. Тонкий нож, судя по всему, предназначался для того, чтобы вскрыть пакеты с едой и нарезать ее, но и с тканью тоже справился отлично. С грехом пополам обрезав платье до колен, я собрала остатки материала и соорудила из них пояс, за который для комплекта заткнула нож.
На голову я натянула одеяло, ожидая, что в меня полетят осколки. Потом в последний раз огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь еще, что можно было бы взять с собой и приспособить к делу. Больше ничего не нашлось.
Скорчившись за скамейкой, я направила дуло пистолета на замок, сделала глубокий вдох и спустила курок.
Эхо выстрела заметалось в тесном пространстве, напугав меня, несмотря даже на то, что я ожидала его. Удостоверившись, что пуля не летает рикошетом по комнате, я подошла взглянуть на дверь. Повыше замка виднелась небольшая вмятина с рваными краями. Я расстроилась, что промазала, но зато, по крайней мере, стало понятно, что такая тактика может сработать. Если выстрелить несколько раз, может, мне удастся отсюда выбраться.
Я спряталась за скамейкой и выстрелила. Я всаживала в дверь пулю за пулей, но мне никак не удавалось попасть в одно и то же место дважды. Очень скоро меня это разозлило, и я выпрямилась в полный рост, надеясь, что так дело пойдет лучше. Однако все, чего удалось добиться, — это поранить руки осколками брони, брызнувшими в разные стороны от двери.
Лишь услышав сухой щелчок, я поняла, что расстреляла все патроны. Отшвырнув ставший бесполезным пистолет, я бросилась к двери и с разбегу налегла на нее.
— Давай! — Я налегла на дверь во второй раз. — Открывайся!
