«Ну и хвала богам! — успокоил себя Пиренгул. — А зятьку, кстати, урок будет, если доченька… тьфу, Предки! Простите своего потомка за недостойные мысли… но и пропадать от молодой жены — не дело!», — он понимал и принимал Русовские заботы по управлению Кушинаром, благодарил его за помощь в сохранении Тира — княжества с не до конца разбежавшимся населением, — за свой сохраненный венец, за саму жизнь спасенную в той нечестной дуэли; и все же, видя осунувшуюся дочь, был зол на зятя. Как бы ставя себя место мужа своей дочери, Пиренгул невольно соглашался: «Не дело бабе государством править — о семье забывать…», — но сердце болело за дочь, а не за него. Пусть зять и побратим бога, и пасынок, да пусть был бы даже самим Френомом! — дочь есть дочь…
Гелиния застыла, не дочитав очередную бумагу. В её груди неожиданно поселился холод. Она вдруг поняла: сыну грозит опасность. Вскакивая со стула, отодвигая удивленного Таганула, княгиня себя почти не осознавала. «Очнулась» только в детской, держа на руках и прижимая к себе удивленного и спокойного младенца. Две няньки-кормилицы испуганно жались к стенке, молочный брат наследника сидел на ковре и сосал палец, с любопытством глядя на возвышающуюся над ним тетю.
— Вижу, здесь все в порядке, — выдавила Гелиния, со стыдом понимая, что зря напугала простых тиренок. Тем не менее, глубоко за грудиной продолжал жить кусочек льда и теперь он трясся в противном ехидном хохоте: «Что, Дочь Солнца, съела? Погоди, не то еще будет… хи-хи-хи… — Гелиния чуть с ума не сошла, пока не разобралась, что это были её собственные насмерть перепуганные мысли… — Русчик, где ты! Ну почему тебя нет тогда, когда ты нужен больше всего на свете!».
Не успела она закончить этот призыв, как почувствовала легкую короткую душевную боль и сразу вспомнила, как только что поговорила с мужем и через полстатера он прибудет сюда.
«Прав он, надо было сразу ему «звонить»… как я могла забыть? Дура, совсем в самостоятельность заигралась… ну почему он всегда прав, Величайшая!..», — с этой досадной мыслью успокоенная княгиня опускала сына на мягкий ковер из овечьей шерсти классической тирской работы, в узорах кроваво-зеленых тонах. В этот раз ей показалось именно «кроваво», а не бордово-красно-изумрудных.
Как только ребенок встал на пол и обиженно спрятал руки за спину, а Гелиния, залюбовавшись его скучающим, но изо всех сил старающийся казаться безразличным взором, улыбнулась, погладила сына по нежнейшим кудряшкам и повернулась к кормилицам, чтобы извиниться перед ними за ложное беспокойство — лед в груди превратился обжигающий ужас и из-за спины повеяло мощнейшим потоком незнакомой и в то же время кое-что напоминающей Силой, что-то неуловимое… Через удар сердца вся комната наполнилась мельчайшими красными каплями, и Гелиния была готова поклясться всем, чем угодно, что это были капли живой крови. «Она… живая?!», — эта мысль почему-то удивила больше всего. А капли меж тем завертелись — закружились в невообразимо отвратительном, в невероятно смертельном танце.
Гелиния успела разглядеть, как лопнула голова одной из удивленных кормилиц и её настоящая кровь смешалась с каплями зловещей структуры из магии крови, напитанной Силой Тартара и все — сгустился сплошной красный туман. О структурах на основе Силы Тартара, об использовании крови, которой, бывало, не брезговали представители противоположной Силы — Лооски, олицетворявшие само Рождение и Жизнь — обо всем этом несчастная мать вспомнила, когда наощупь искала сына. Лекцию о чем-то подобном, как-то вечером, «от нечего делать», прочитал ей всезнающий Рус. О Лоосках, разумеется, а Силу Тартара она не раз чувствовала и ранее, в момент смерти некоторых людей… Рус утверждал, что такое случается только с теми, чья душа направляется прямиком в Его царство…
«Величайшая!!! Помоги мне!!! Гнатик!!! Ты где, отзовись, сыночек!!! — Гелиния кричала в полный голос, но звук в этой красной уплотняющейся вате медленно погружался и тонул, словно уставшая глупая оса в сладком клюквенном киселе. — Русчик!!! Ты где, любимый?! Скорее!!! Зачем мне эти знания, скажи?! Почему они всплыли именно сейчас… сынок!!!», — Гелиния, прижав руку к застывшему молчаливой глыбой сердцу, села на пол. Наконец, ладонь почуяла первый стук. Женщина резко, будто сломавшись, расслабилась. Теперь холод, как ни странно, успокаивал, а не тревожил. Сын жив — это она ощутила всеми «фибрами» своей материнской души; поняла, что ни ему, ни лично ей немедленная смерть не угрожает, а самое главное — скоро придет Рус и он все решит. В мужа она верила непоколебимо. Да, обругает, как обещал он ей в своей «внутренней вселенной», но разве это имеет значение? К даркам гордость, когда пропал сын… «Пропал?! Не-е-е-т!!!», — Гелинию вдруг повторно обуяло отчаяние. Она вскочила, не замечая, как с неё струится серый пепел, некогда бывший отличным тирским ковром; не обращая внимания на то, что белая туника остается безупречно чистой — такой же, как и руки, еще хранящие родной запах сыночка… бесплодное хождение по абсолютно пустой комнате прервал Рус:
— Остановись, Солнце… — его тихий спокойный голос, неподвластный вяжущим свойствам кровавого тумана, послышался откуда-то слева. — Мои Духи скоро покончат с этой структурой… хитро сложена, черт… — Это слово, которым Рус очень редко называл дарков, окончательно угомонило Гелинию, приготовившуюся было, наконец-то, попытаться позвать стражу.
А буквально через два удара сердца красный туман пропал: необычайно резко осел — упал, будто разом превратившись в банальный алый песок. И только теперь девушка обратила внимание, как алые капли струились по Русу, на доли дактиля не доходя до кожи или одежды — суконной куртки песочного цвета, штанов из такого же материала перепоясанных черным шелковым кушаком. Непременного кушинарского головного убора — шляпы с полями — не было. Мягкие фасонистые коричневые сапоги из кожи дракончика — были. И пол был устелен слоем серой пыли… а мебели и людей — не было… пахло смертью и веяло странной смесью Сил «враждующих» (согласно людским представлениям) богов: подзабытой Лоос и Тартара, культ которого был запрещен по всей ойкумене.
Гелиния нервно сглотнула, в который раз огляделась и со стоном: «Гнатик, сыночек…», — упала в руки мужа. Ледышка, несколько мгновений назад заменявшая ей сердце, куда-то пропала. То ли скользнула в пятки, то ли растаяла — девушка не обратила на это внимания.
— Верни его, Русчик, — шепотом кричала она, — я больше ни на мгновенье его от себя не отпущу! Брошу княжество, вот увидишь! Во всем тебя слушаться буду, только верни мне сына! Русчик! Прости… не уберегла… — как она хотела, чтобы сейчас у неё хлынули слезы! Но по неизвестной и очень обидной причине, глаза оставались сухими. Это стало её раздражать… «Ну наори на меня, Русчик!!! Я заслужила!!!» — металось в её голове и она ужа приготовилась накричать на супруга сама, совершенно не замечая столпившихся вокруг людей — служанок и стражей, пребывающих в ужасе от случившегося личных телохранителей, на свое счастье оставшихся за дверью «детской». И народ все пребывал и пребывал…
